Затем он перевел взгляд на второго человека, который стоял перед ним с огромными ржавыми щипцами, и крик дикого ужаса невольно сорвался с его уст. Нет, это был не человек, он явно погорячился с выводами. Перед ним, частично скрытый мраком, возвышался какой-то чудовищный монстр. Его глаза горели зловещим огнем, его рот, окаймленный густой черной растительностью, был приоткрыт, и наружу выглядывали крепкие острые зубы. Монстр был высок и широкоплеч. Одет он был в одну грязную, разящую потом, футболку, и на его оголенных руках Петя увидел кошмарные татуировки тюремного типа. Это был не просто монстр, а монстр-уголовник, и, наверняка, рецидивист со стажем.
Смотрите-ка, кто у нас проснулся, просюсюкал монстр насмешливо. И как же тебя звать, мальчик?
Пепепе.
Что? Я не расслышал. Владик, вообрази, у нашего нового друга какие-то проблемы с дикцией. Как же хорошо, что я, в свое время, получил диплом логопеда-карателя четвертого разряда.
С этими словами монстр опустил щипцы, и ухватил ими Петино хозяйство. Ухватил умело, с первого раза, да как сдавил, как сдавил. Страдалец сразу поверил монструу того точно был какой-то диплом. Скорее всегокрасный. Точнеекровавый.
От дикой боли Петины глаза полезли на лоб, и он истошно закричал, яростно дергаясь всем телом. Но не сумел даже пошевелиться. Он был привязан к чему-то, и привязан на совесть.
Цент ослабил давление на ручки щипцов, и повторил вопрос:
Имя?
Петя! Петя! Я Петя! закричал мученик, торопясь удовлетворить любопытство дипломированного садиста.
Монстр довольно кивнул головой и убрал щипцы от истерзанного Петиного хозяйства.
Вот, так бы сразу. Я, понимаешь ли, терпеть не могу лохов, которые решают в партизана поиграть. Ты либо партизан, и тогда уж терпи все пытки до конца, но рта не раскрывай, либо лох трусливый, а тогда и выделываться нечего. Логично ведь?
Да, да, логично, глотая слезы, закивал головой Петя, решивший соглашаться со всем, что скажет этот монстр. И говорить ему только правду, о чем бы тот ни спросил.
Вот, что я говорил, обратился монстр к своему подельнику, который держал в руках керосинку. Та освещала дощатые стены какого-то то ли сарая, то ли погреба. Помещение было небольшое, не содержащее ни одного окна.
Самое главное, это наладить контакт, продолжил излагать монстр. Найти, так сказать, общий язык. А для этого необходимо выяснить, с кем ты имеешь дело. И нет для того лучшего средства, чем зажим мошонки в клещи.
Петя видел по лицу худенького мужчины с керосинкой, что он не согласен с монстром и не одобряет его методов. Но возражать ему он не стал.
Ну, друг Петя, вновь обратился к нему монстр, нет ли у тебя желания поговорить?
Есть, быстро ответил Петя.
Прекрасно, прекрасно. А разговор у нас с тобой, друг Петя, будет непростой. Это, не побоюсь этого слова, самый важный разговор в твоей жизни. Понимаешь, о чем я?
Петя понимал. Прекрасно понимал. Лучше, чем ему хотелось бы.
Я все скажу! пропищал он.
Скажешь, скажешь, заверил его Цент. Все скажешь. И начни-ка вот с чего: поведай мне, друг Петя, знаком ли ты с девушкой Машей?
Затем Цент стал описывать эту самую девушку, и Петя быстро понял, что речь идет о Маше, которую спасли от мертвецов Виталик и Костик.
Да, да, я ее знаю, быстро сказал он. Она сейчас в нашем лагере. Она.
Тсс! прервал его Цент. Вот тебе еще один добрый советотвечай только на те вопросы, которые задают.
А затем, дабы закрепить урок, вновь пустил в дело щипцы. Петя кричал и плакал, чувствуя, как его мужское начало превращается во что-то непоправимо бесформенное. Он с мольбой уставился на худого мужчину с керосинкой, но тот лишь отрицательно мотнул головой, давая понять, что не в силах ничем помочь ему.
Мне так жаль, чуть не плача, признался Владик, наблюдая за муками несчастного паренька. Я этого не хотел.
Цент убрал щипцы, но Петя еще целую минуту после этого не мог остановить льющийся изо рта крик. Щипцы-то ушли, а вот боль осталась.
Ну, все, все, ласково сказал монстр. Хватит уже кричать. В этом погребе акустика, как в Большом театре.
Петя с немалым трудом сумел заставить себя закрыть рот. Между ног пульсировала острая боль, которая явно свидетельствовала о том, что отцовскому капиталу нанесен немалый урон. Петя забеспокоился о том, сможет ли он стать папой. А затем, словно опомнившись, забеспокоился о другомсможет ли он вообще кем-либо стать? Каковы его шансы покинуть этот погреб живым?
Так, друг Петя, продолжил монстр, а теперь такой вот вопрос: трогал ли ты вышеупомянутую девушку Машу своими грязными ручонками?
Петя уже хотел сказать, что нет, не трогал, но внезапно вспомнил, что да, трогал. Действительно ведь трогал. А бородатый монстр внушал ему такой ужас, что соврать ему он просто не осмелился.
Трогал, пропищал Петя. Но я.
Тсс! вновь оборвал его монстр. Значит, друг Петя, трогал?
Трогал. Но.
Тсс!
Петя послушно замолчал. Монстр стоял перед ним, словно о чем-то раздумывая, и лицо его было очень суровым. Страдалец перевел взгляд на второго мужчину, но и на его лице прочел осуждение. Пете показалось, что эти двое как-то неправильно истолковали его слова.
Понимаете, она меня сама попросила, выпалил он.
Сама, значит? уточнил монстр.
Да, да, сама.
Монстр повернулся к своему прыщавому напарнику, и спросил:
Очкарик, ты в это веришь?
Владик пожал плечами. Лично его Машка никогда не просила себя потрогать. А он бы с радостью ее потрогал. Он бы хорошо потрогал.
Вот и я что-то весь в сомнениях, признался монстр. Машка девушка высокоморальная, благовоспитанная, отличающаяся нетипично пристойным, в наш-то развращенный век, поведением. И чтобы она кого-то себя трогать попросила. Нет, не верю.
Но это правда, расплакался Петя. Она сама меня подозвала и попросила потрогать.
И за что же потрогать? спросил монстр. Я на тот случай спрашиваю, что, может быть, у вас это все было целомудренно, в рамках приличий. За что ты ее трогал, сукин сын?
За ногу, сквозь рыдания вымолвил Петя.
Вот так дела! воскликнул Цент. За ногу? А за какую часть ноги? Вот тут трогал?
Монстр наклонился, и ткнул пальцем в свою лодыжку.
Да.
Монстр поднял палец выше, и ткнул им в колено.
А тут?
Да.
Монстр распрямился, и медленно поднес палец к своему бедру.
А вот тут?
Петя почувствовал соблазн соврать и сказать нет, но понял, что монстр быстро раскусит его ложь. И тогда снова возьмется за щипцы.
Да! почти выкрикнул он. Трогал. Но она сама.
Договорить он не успелкулак монстра мощно врезался в его живот.
Ты что, гнида, за дурака меня держишь? прорычал бородатый изверг. Сама, значит, попросила, себя лапать чуть ли не за эту самую?
Петя не смог вымолвить в свое оправдание ни единого словаот удара у него перехватило дыхание и потемнело в глазах. А когда зрение прояснилось, он увидел в руке у монстра длинный острый нож, и узнал это оружие. То был нож Мишки Гуда.
Сейчас я буду тебя резать, медленно, долго и мелкими кусочками, зверски улыбаясь, прорычал монстр. А если меня спросят, зачем я сделал это, то я отвечу, что ты сам меня об этом попросил. Владик, подойди ближе, мне нужен свет. Я хочу видеть, как течет его кровь.
И тесное помещение старого погреба наполнил несмолкаемо-долгий крик истязаемого Пети.
17
Преодолев поле, Ратибор и Артур достигли стены деревьев, которую заметили еще из своего лагеря. Здесь след примятой травы, оставленный от влачимого похитителями тела Пети, терялся. А деревья оказались опушкой леса, небольшого, но удивительно дремучего. Каким-то чудом этот клок первозданной зелени уцелел среди распаханных полей. И Петю, по всей видимости, утащили именно туда.
Они медленно въехали в лес. Тот был густой и выглядел диким, но лошади могли пройти между деревьями. Под кронами царила зловещая тишина, будто все живое вокруг в страхе затаилось, чуя поблизости нечто злобное и опасное. Некого монстра.
Ратибор посматривал по сторонам, дабы не прозевать приближение опасности. Артур нервно тискал рукоять боевого топора, и, судя по его влажному лицу, интенсивно потел. И на это у него были причины. Ратибору тоже было не по себе. Он подумал о том, что, возможно, излишне погорячился, решив ехать сюда, дабы сразиться с неведомым чудовищем. Им, пожалуй, стоило бы бежать. Не уезжать, а именно бежать, бросив повозку, бросив все имущество. Просто сесть на лошадей, забрать Машку, и мчатся прочь, без оглядки, пока скакуны не падут под ними от усталости.