Там рожает моя жена, встряхнул ее за плечи. Говори.
Она изменилась в лице и потащила меня за собой я естественно не сопротивлялся все мысли были о моей жене и ребенке, хотелось убедится, что все хорошо. Штольца, я увидел сразу, он выходил из интенсивной родильной, подскочил к нему:
Олег, что с моей женой?
Он опустил взгляд и просто положил руку мне на плечо. Мое сердце упало, и в миг покрылась коркой льда я уже знал, что именно он дальше скажет. И я к сожалению, не ошибся. А так хотелось.
Держись Алекс, мне жаль. Но ребенка, спасти удалось, это чудо. У тебя, сын.
Где он? Где мой волчонок?
Луна, спасибо. От моей девочки осталось самое сокровенное, наш общий ребенок.
Его сейчас обследуют, вас проведут в специальную палату, где ты сможешь его подождать. И Алекс, как бы не было горько, она знала на что шла. Этот ребенок действительно чудо.
Он проводил меня в палату, а сам удалился. Я присел на кровать, мои мысли метались от радости к горю, я сам был в кошмарном состоянии. Позвонил отцу, рассказал что произошло. Он обещал как только так сразу приехать, только я положил трубку, зашла младшая неся в руках маленький сверток.
Вот, возьмите. Держите на сгибе локтя, второй рукой возьмите сбоку. Вы молодец.
Когда я взял своего ребенка на руки, Луна это не передать словами, я мужчина, тем более оборотень и я плакал. Мои слезы котились сами собой, когда мой малыш открыл свои глазки, посмотрел на меня и улыбнулся, мой мир замер, его глазки такие же карие как и у Али. Все остальное мой сынок видимо взял от меня, светлый пушок на головке, разрез глаз, и только цвет глаз, достался моему сыну от Али.
Мое сердце сжалось от боли. Единственное, что заставляло сжиматься мое сердце от тоскиэто потеря моей Али. Вот так мы и остались с моим сыном одни.
В палату ворвался отец увидев меня с сыном своим внуком затормозил, и тихонько подкравшись присел рядом.
Как ты его назовешь? спросил он у меня, гладя по маленькой щечке.
Она хотела, назвать егоАдам. Так и будет.
Адам, протянул отец и кивнул. Красиво.
Мысленно с ним согласившись обнял сына. Я поклялся быть с ним рядом. Всегда. Даже если мы останемся одни в целом мире.
Но полностью я, так и не выполнил своего обещание.
Глава 23
Элина
Прошло три года с того момента, как я стала мамой моего замечательного волчонка. И почти четыре, как я не видела свою пару.
Алекс, он часто снился мне.
После родов, буквально через неделю, симптомы парности вернулись ко мне опять со страшной силой. Меня выворачивало и тянуло к нему, и только мой сын не позволял мне сорваться.
Благо, остался пузырек с успокаивающим зельем, что дал мне четыре года назад Мастер ядов.
Зелья оставалось немного, но на год-два должно было хватить, если, конечно, не злоупотреблять. А я и старалась пить его только тогда, когда уж очень сильно накрывало.
Спасалась от этого «яда» как могла. Арина старалась меня отвлечь, сын отнимал много времени, да так, что думать о чем-то кроме моего волчонка было проблематично. Но эти сны вся проблема была в них.
Они тревожили меня, ведь там он был рядом со мной и нашим сыном. Обнимал меня своими горячими руками, целовал мои губы, ласкал мое тело, шептал, как любит и скучает, чтобы я нашла его, вернулась..
Иногда сны были совсем болезненно извращенные (и не в том смысле, о котором вы, должно быть, подумали). В них мы были втроем счастливой семьей, (как бы мне на самом деле хотелось, чтобы так было) в них мы гуляли возле моря, бегали по теплому золотому песку, вместе строили воздушные песочные, замки. Смеялись, кушали всякие вкусности, а на утро эти сны развеивались, как дым, оставляя на моих ресницах лишь горечь и слезы.
Элиас рос серьезным и спокойным мальчиком. Иногда слишком серьезным. В синих, как у его отца, глазах сквозили холод и отрешенность. Часто в них можно было увидеть стужу и лед, он редко смеялся и никогда не плакал.
Я предполагала, что такое произошло из-за того, что ему не хватало его отца, его энергии, как в утробе, так и после рождения. И надо сказать, что меня это беспокоило.
Арина иногда смеялась, говорила, что он похож на ее пару, такой же ледяной. Эл (как сокращенно называла я сына) в такие моменты только смотрел на нее своими пронзительными глазами и ничего не говорил. Честно, иногда от его взгляда не по себе становилась даже мне.
В два года у нас произошла серьезная проблема. Оборотни от чистокровного отца наследуют вторую ипостась. Эл должен был, как и все оборотни его происхождения, обернуться в два года, но этого не произошло.
Только когда он злился или был чем-то недоволен, он перекидывался в частичную (даже, я бы сказала, «троичную», как было у меня во время беременности, такого я раньше не встречала, а спросить было не у кого) трансформацию, у него проявлялись на голове острые волчьи ушки, клычки и коготки, лицо заострялась и приобретало хищные черты.
Как мы это обнаружили? Да как обычно!
Просто на второй год его рождения мы отвезли его в лес. Воздух и природа должны были сделать свое дело, а еще живая дичь (мы заранее поймали зайца и надрезали шкуру, пуская кровь, запуская процесс). Он должен был перекинуться.
Но Элиас, почувствовав дичь, частично трансформировался в свою «троичную» сущность, а мы с Ари так и застыли с открытыми ртами. Скромно говоря, свою первую дичь он все же поймал и съел, но до конца перекинуться так и не смог до сих пор.
Три года маленького (по вечерам тоскливого) счастья прошли как один миг. Уже через неделю мне надо было выйти на работу, а сына отправить в младшую школу. Возле дома была такая, которая соответствовала всем нашим требованиям. Но я боялась, что мой холодный мальчик не приживется там, эти страхи любой матери беспокоили меня, заставляя нервничать.
Ари говорила, что все будет хорошо, наш сын (она часто называла Эла своим сыном, ведь по сути так и было, она, можно сказать, заменила ему отца) справится, возможно, детский круг поможет ему растаять.
Мы часто сидели с ней на крыше нашей квартирки, устраивали маленькие пикники, смеялись, рассказывая смешные, выдуманные нами истории, как когда-то меня научил Алекс, играли втроем в разные игры, радовались своей такой нетипично-странной семье. Бывало, в нашу скромную компанию вливалась Милена. В такие дни у нас наступал праздник.
Что касается бабушки. Она умерла два года назад. Просто тихо уснула и не проснулась. Врачи сказали, что сердце. А я в глубине души радовалась, что она не мучилась.
Похороны прошли сквозь меня, людей было немного. Только тетя Рита, Мэл и еще две бабушкины подруги. Эла я оставила с Аришей. Свою бабушку он не помнил, да и видел ее несколько раз, так что он остался дома.
У Арины с Владом за это время тоже сильно много не изменилось, они виделись иногда, но к чему-то большему не переходили. Арина говорила, что не может простить ему года ее маленького ада и тихих слез.
Однажды я спросила у нее, когда Влад в очередной раз приехал к ней и стоял под окнами, прося спуститься и увидеться с ним, поговорить. А она выглядывала из-за шторы, втайне любуясь им, кусала до крови губы, незаметно (как она думала) стирая дорожки слез, но к себе не пускала.
Делала все, чтобы они не пересекались друг с другом. Ари до сих пор не могла понять, как он вычислил ее, ведь всю информацию она скрыла. И один раз я не выдержала ее мучений, спросила:
Может, простишь его? Что толку от твоих слез, если можно попытаться стать счастливой рядом с ним?
Она грустно посмотрела в последний раз в окно и одернула штору, повернулась ко мне:
Мне просто страшно, тихо прошептала она. Я снова пущу его в свое сердце, а со временем он снова придумает себе невесть что и выкинет меня? Арина зло вытерла скатившуюся слезу.
Нет. Пускай теперь сам испытает то, что испытала я сама!
Я только пожала плечами. Что я могла сказать? Какой совет дать, если у самой все было непросто?
***
На следующий день (а это был уже четверг) я позвонила заму руководителя фирмы. Нужно было договориться о выходе на работу. В школе Эл находился до двух часов дня, с Ариной мы договорились, что она будет забирать его. Мне же надо было в это время еще работать, рабочий день длился до шести.