Хозяин этого, достойного Темного Тира великолепия, был уже стар, но крепок. Я редко видела мельника в городе, чаще заказы на мельницу и товар с нее отвозили-привозили его подмастерья, но в те редкие дни, когда сам мельник прибывал в Сэн-Тубр, он встречал на своем пути лишь боязливые взгляды и завистливые речи. Богатый, зажиточный, сильный, владеющий секретами мастерства: он внушал окружающим трепет и зависть. Многие говорили, будто мельник пособник самого Темного Тира, и будто бы по ночам на мельнице перемалывают души грешников.
Я не верила в это. На мельнице я была уже дважды. И оба раза самое ужасное, что происходило со мной, это уработаться в смерть.
Мастер мельник был и строг, и добр к своим ребятам, у него всегда были сытные обеды, и давал хорошие советы. Мне нравился рев жерновов, нравилось смотреть, как зерна превращаются в муку. Напарник мойвторой подмастерье мельникатоже был славным малым. А то, что народ боялся ходить на мельницу, я уже давно списала на средневековые суеверия, и не видела в «доме пособника Темного Тира» ничего дурного. Однако этим утром многое изменилось.
Уже бывав на мельнице, я знала порядок работы, и сейчас как раз было самое жаркое время. Пик работы. Весь воздух был бел от муки. Она забивалась в легкие, так, что даже просто дышать было тяжело. А мне приходилось еще и носить тяжелые мешки муки. К тому же, глаза мои плохо видели путь сквозь белую мучную завесу. Поэтому, я остановилась передохнуть. Поставила свой мешок на пол. И тут, из-за молочной пелены частиц муки, стала появляться фигура. Высокая стройная девушка, в синем платье. Лик ее был бледен, губыбелы. Прекрасное лицо носило печать глубокой печали. Она буквально плыла мне на встречу, и на секунду мне показалось будто я вижу призрак замка Сэн-Тубр. Но девушка подошла ближе, и я поняла, что это ни кто иная, как Лэди Астель Кусс. Я узнала ее, едва белый мучной туман рассеялся. На ней было обычное серое платье, а вовсе не один из прекрасных нарядов, что фрейлины одевают на ужин в главном зале, и волосы были уложены много проще, но это, несомненно, была она.
Добрый день, Маршал, кивнула мне Астель, Вы не видели моего дядю?
Скорее всего, девушка имела в виду хозяина мельницы, и я сказала, что тот сейчас за мельницей, на складе.
Лэди Кусс вежливо улыбнулась мне, и вышла из мельничного цеха.
Я осталась стоять в странном состоянии оцепенения. Нет, меня не удивило то, что Лэди Астель была племянницей мельнику. Я уже говорилаэта мельница была единственной на весь город, мельник был богат, и он вполне мог выдать сестру за менее удачливого дворянина (с хорошим приданным за девушку, разумеется). Да и будь оно иначе, на фоне моих остальных бед, эта загадка меня бы мало волновала. Но сейчас меня тревожило иное. Когда Астель шла в белой пелене муки, я узнала ее. Она была призраком замка Сэн-Тубр.
Не знаю, как я не заметила этого раньше. Странно, насколько ты отказываешь верить в то, что твой мозг считает не возможным. Я знала Астель Кусс, была в ее теле, множество раз видела ее в замке. Но, между тем, я никогда не связывала ее и призрака. Они были разными. Это сложно объяснить. Но Астель была живой. Мимика, глаза, улыбка. А призракКаждую мою встречу с ним, каждое соприкосновение, я чувствовала смерть. Холодное, безучастное лицо. Мертвые губы. Пустые глаза. Рот, раскрывающийся в жутком, не человеческом крике. В те моменты когда она неслась на меня, когда ее плазма соприкасалась с моим телом, я не чувствовала жизнь. Призрак был мертв. Астель же была живым человеком. Я не связывала их, потому что не верила в то, что Астель мертва.
Мозг мой старался придумать всяческие отговорки. Сестраблизнец, или то, что призрак копирует образы Однако, теперь все это казалось не логичным. Еще одна тайна приоткрыла передо мною свою завесу, и сразу же опустила занавес.
Сколько я еще выдержу этот дурацкий замок, с его призраками, ведьмами и убийцами?
Ах, да, я еще забыла про Ларэйн
Мне еще нужно помочь Ларэйн.
Если я правильно расшифровала ее послание, то Ларэйн держали в доме «сострадания», находящемся при соборе Великого Вальтера.
Сейчас, находясь в теле одной из цыганок, живущих на рыночной площади, я смогла подойти ближе к этому заведению.
Это был мрачный дом. С черными стенами. Обшарпанный и с облупившимися ставнями, каждая из которых была закрыта. Снаружи от дома не исходило ни шороха, но, между тем, я слышала. Стоны, крики, страдания. Дом кричал. Не удивительно, что здесь, в Сэн-Тубр, все обходили его стороной. Я жемне нужно было внутрь. Я подошла к двери, и постучала.
Средневековые больницы часто называли «домами забвения», или же «богадельнями». Этакими приютами для больных, инвалидов и несчастных, но, на самом деле, это были не более чем склепы, где людей хоронили заживо.
Медицина в те времена была несильно развита, и мало кому могли оказать ту самую, необходимую помощь. А вот обузой больной человек мог стать реальной и поэтому родственники «складывали» своих близких в такие вот дома, чаще всего содержащиеся при церквях и приходах. Там несчастные и доживали свои дни, умирая в одиночестве и мраке. Так же, «постояльцами» домов забвения были одинокие старики и нищие калеки, для которых же не находилось места и приработка на улицах. Такая вот разношерстная компания.
Дверь мне открыли не сразу. Только на мою третью, отчаянно-громкую попытку, растворилось небольшое окошко во входной, и грубый голос (мужской или женский, я не поняла) спросил меня, что мне здесь нужно.
Я ищу своего отца, сказала я заранее заготовленный ответ, Мне сказали, он мог попасть к Вам в заведение. Свинячьи глазки оглядели меня сквозь щелочку, но все же я услышала звук щеколд.
Дверь отварилась, и душный мерзкий запах полностью сдавил мою грудь.
Здесь, в средневековом городе, я привыкла ко многому, но
Экскременты, кровь, блевота, что-то мертвое, пот и болезньсмешались в одном душном зловонии, мешая говорить, думать и, тем более, дышать.
Проходите, сказала мне очень маленькая и очень толстенькая дама в неопрятном сером платье и фартуке, который, наверное, должен был быть белым, но сейчас его цвета было совсем не различить за тем обилием пятен, наставленных на нем.
Я сняла с плеча шаль цыганки, и зажала ею нос. Помогло не сильно, но все же.
Внутри было темно, лишь узкие полоски дневного света побивались через щели в ставнях.
Многих больных свет раздражает, пояснила мне женщина, словно почитав мои мысли, Пойдемте
Мы двинулись по длинному каменному мешку, вдоль стен которого сидели, лежали, корчились люди. Кроватей у них не было. Лишь подстилки, словно у собак. Некоторые же были и вовсе прикованы к стене.
Я старалась не смотреть по сторонам. Язвы, гангрены, обрубки вместо рук и ног Вокруг меня слышались стенания и еле уловимые последние вздохи несчастных людей. Сердце мое заколотилось с бешенной скоростью. Надеюсь, я никогда не попаду сюда А я ведь думала, что уже видела в Сэн-Тубр самое страшное.
Видите своего отца? спросила меня, между тем, «медсестра»?
Я отрицательно покачала головой. Женщина возвела глаза к потолку. Мол она так и думала, но все же повела меня дальше.
Там, в самом дальнем углу, я заметила некоторое оживление.
Человек в темно-фиолетовой мантии, и с лицом, скрытым маской в виде длинноклювой птицы, сидел возле «места» одного из больных, держа того за руку. Видимо, предсмертная исповедь А исповедующий надел маску, пытаясь защитить хотя бы себя т инфекции
И я не ошиблась.
Едва человек-птица встал, как больные, лежащие возле, воздели руки к небу. «К Великому Вальтеру»послышались их голоса. И очень скоро это грубое подобие молитвы повторила и вся «паства». Все, кроме меня и женщины, которая меня сопровождала.
Еще один, только и буркнула та себе под нос, и я не смогла понять: сопереживает она или лишь раздражена лишней морокой.
А служитель Великого Вальтера приближался к нам.
Но полпути, он снял свою птичью маску, и я увидела, что это ни кто иной, как глава собора, и, вместе с этим, тюремщик Ларэйн.
Глаза мужчины сомкнулись с моими, и на секунду я подумала, что он узнал меня. Страх парализовал мое тело. Я отвела взгляд, натянула шаль еще больше на лицо, пытаясь полностью скрыться в ней, и не отдавая себе отчета в том, что Цыганка, в теле которой я была, никогда не сидела в темнице этого тюремщика. Но страх делал свое дело. Мне казалось, будто священник вот-вот подойдет ко мне, и, взяв мой подбородок своими тонкими пальцами, спросит меня: