Разочарованная я поникла.
Дерьмо на тосте, тихо сказала я. По-моему, они выглядят одинаково.
Конечно, так и есть. Ходин наклонился над столом с мелом и что-то написал, его наряд выглядел странно среди строительного мусора. Ты еще не закончила. Он отстранился, чтобы показать, что не только написал фразу на латыни, но и написал ее вверх ногами, чтобы я могла ее правильно прочитать. Если хочешь, сказал он, постучав по ней.
Нервничая, я взяла себя в руки. Я чувствовала, как энергия линии проходит через меня, покалывая ци и спускаясь в землю через подошвы ботинок. «Пожалуйста, сработай», подумала я, но это была не мольба к Богине. Нет. Никогда.
Obscurum per obscuris, сказала я, дернувшись от внезапного всплеска энергии линии, которая во мне исчезла.
Ты сделала это! Бис едва не закричал, и мое внимание переключилось с него обратно на стол. Мои губы приоткрылись. Свечи сдвинулись с места. Они просто переместились. Я установила их в центре пятиугольника, но теперь пять из них находились за его пределами, все они были расположены в идеальном круге в точках пентаграммы, выгравированной на пепле, которую я не рисовала.
Обрадованная, я повернулась к Ходину, увидев его вспышку удивления, прежде чем он ее скрыл. Он думал, что я потерплю неудачу? Моя центральная свеча все еще стояла, теперь она горела обычным желтым светом, но остальные? Они изменили цвет. Первая была золотой, втораятускло-красной, за ними следовали бледно-голубая, серебристо-зеленая и, наконец, грязно-коричневая. Я разделила свою ауру на составные части, показывая оттенки, которые обычно скрывались доминирующими цветами, как зеленый скрывает желтые и оранжевые листья до осени, когда хлорофилл умирает.
Ух ты, сказала я, и Ходин, казалось, выпрямился.
Это песня, которую сейчас поет твоя душа, сказал Бис, указывая, и демон кивнул.
Ходин, это потрясающе, сказала я, наклоняясь ближе, и он скрыл вспышку удовольствия.
Спасибо. Ходин откинулся на спинку дивана. Бис, что мне нужно изменить, чтобы ты снова мог пройти через круг Рейчел, не нарушая его?
Я села прямее, когда Бис осторожно запрыгнул на мягкий подлокотник моего кресла. Айви сняла бы с него шкуру за то, что он сидел там, вонзая когти в покрытую опилками замшу, но нам все равно пришлось бы купить новый комплект. Все пахло потным вервольфом и пивом из волчьего аконита.
Бис замолчал, его внимание переключилось со всего разворота на красный. Я подумала, что это говорит о том, что никто из них, казалось, не был поглощен, так же сильно, когда мы начинали.
Ее красный цвет более резкий. Не сильно, просто острее, поправился он, когда Ходин произнес слово на латыни, и пламя усилилось.
Лучше? спросил Ходин после того, как прошептал что-то еще, сочетая это с жестом лей-линии. Так?
Бис качнул головой, его хвост обвился вокруг ног, когда красное пламя вернулось к первоначальному оттенку, но каким-то образом выглядело чище.
Хорошо, сказал он. У Рейчел нет серебра ни в одной из ее внешних оболочек. Ее курсзолотой, красный, синий, фиолетовый и зеленый.
Кивнув, Ходин прошептал еще несколько слов, и мои глаза расширились, когда цвета изменились.
Почему у меня нет серебра во внешних оболочках? сказала я, вспомнив, что в аурах Айви и Трента были серебряные искорки.
Потому что ты не знаешь ценности свободы, протянул Ходин.
«Но Трент и Айви знают?»подумала я.
Фиолетовый цвет Рейчел более зеленоватый, менее интенсивный, сказал Бис, отвлекая меня. Основным цветом Ли был фиолетовый, но все равно было неловко, поскольку он символизировал здоровенное эго.
Гордость хороша в меру. Это удерживает людей от того, чтобы наступить на тебя, прежде чем у тебя хватит сил поддержать свой голос, сказал Ходин, видя мое замешательство.
Возможно, но я все еще вздрагивала, когда он обратил свое внимание на эту свечу, бормоча фразу за фразой, когда Бис качал головой, не удовлетворенный, пока она не встретила какую-то тень, которую я не могла видеть. могла бы наложить проклятие, но я понятия не имела, как он меняет цвета. Черт возьми, это совсем не поможет Алу, и я хмуро посмотрела через стол на Ходина. Он знал это с самого начала.
Ее зеленый цвет охватывает гораздо более широкий спектр, сказал Бис, и по жесту Ходина цвет последней свечи стал темнее, почти черным.
Слишком далеко. Когти Биса усилили хватку, пока я не услышала, как рвется замша, но они ослабли, как и тон свечи, и Ходин перестал бормотать, когда Бис кивнул, его костяшки крыльев поднялись высоко над головой. Идеально. Малыш ухмыльнулся мне, его черная кожа сморщилась от удовольствия. Это твоя настоящая песня души, Рейчел.
Спасибо, Бис, сказала я, протягивая ему руку, и он забрался мне на плечо, где чувствовал себя хорошо.
Тогда давай посмотрим, получилось ли, сказал Ходин, снова записывая новую строку латыни на грифельном столе. Согласна?
Он указал на латынь, и я выпрямилась, помня о постоянно уменьшающейся свече.
Ut omnes unum sint, сказала я, молча переводя это так, «Они могут быть одним целым».
И Бис, и я подпрыгнули, когда энергия линии пронеслась через нас, а затем я ахнула, слезы защипали, когда каждая последняя лей-линия над горизонтом внезапно зазвенела в моих мыслях.
Сработало! Мне хотелось схватить Биса и подбросить его в воздух, или обнять, или станцевать с ним вокруг дыры в полу. Но я просто сидела там, касаясь его лап, и слезы тихо текли по моему лицу. Я скучала по этому. Я скучала по нему, как по руке или ноге, и посмотрела на Биса, когда его хвост обвился вокруг моего запястья. Маслянистая слеза набухла до краев и скатилась с его глаза, и я протянула руку и вытерла ее насухо.
Да, так и было, тихо сказал Ходин, нахмурив брови не от недоумения, а, возможно, в раздумье.
Смутившись, я быстро вытерла лицо. Но он не заметил моих слез, его внимание было приковано к пентаграмме. Линии пепла все еще показывали, где были свечи, но сами свечи исчезли. Осталась только центральная, та, которая никогда не двигалась, снова пылая веселым золотисто-красным светом моей ауры.
Задуй ее, чтобы запечатать изменения, Рейчел, подсказал Ходин, и я коснулась лап Биса.
Вместе? сказала я, и его вес переместился, когда я наклонилась вперед. Раз, два
Три, сказал Бис, и мы вместе подули на нее.
Бугристая свеча погасла, и поднялась струйка черного дыма, пахнущего жженым янтарем.
Молодец, похвалил Ходин, выдергивая свечу из центра и протягивая ее мне. Она была еще теплой, и я поставила ее на стол. Сохрани ее в безопасности, сказал он, и я кивнула. Она горела моей аурой, и ее можно было использовать, чтобы направить на меня заклинание или проклятие. Пуля с моим именем на ней.
Ну, давайте посмотрим, как получилось, сказал Ходин, и я ухмыльнулась. Я ничего не могла с собой поделать.
Распахнув крылья, Бис нетерпеливо запрыгнул на стол. Его хвост размазал линии пентаграммы, но это, вероятно, не имело значения, поскольку Ходин запихивал вещи в свою сумку, собираясь уходить.
Сделай круг, Рейчел, сказал малыш, и я кивнула.
Rhombus, прошептала я. Барьер толщиной в молекулу, как обычно, поднялся вокруг меня, разделяя пол пополам и создавая небрежно сделанный круг, в котором вряд ли могло поместиться что-то, что действительно хотело войти, но дело было не в этом. Я кивнула, и Бис протянул узловатую лапу, указывая пальцем, когда он коснулся моего круга и прошел прямо сквозь него, не нарушив.
Мы сделали это! прокричал малыш, подпрыгивая в воздух одним движением крыла вниз и бешено вращаясь. Полетели опилки, и я закрыла глаза, пока он не приземлился мне на плечо, хлеща хвостом по спине и подмышкой. Снова великолепие линий поразило меня, почти заставив потерять сознание. Да, я скучала по тому, чтобы видеть все линии сразу, как сейчас, но они были ошеломляющими, когда я получила их так ясно и грубо от Биса. Но что еще более важно, так это моя свобода. Для Биса это была причина его существования, весь его вид был создан демонами с единственной целью помочь им научиться путешествовать по энергетическим линиям. У нас с Бисом была связь на всю жизнь, и теперь мы оба чувствовали себя полноценными.
Я могу спеть тебе эти линии, радостно сказал Бис. Какую из них ты хочешь выучить в первую очередь?
Ходин усмехнулся, низкий звук прорезал мой восторг, как ночной кошмар.
Да, прыгни по линиям, сказал он, проводя ножом по столу из грифельной доски, чтобы удалить худшую часть воска. Покажи всем, на что ты способна. Как ты это объяснишь? Никто из живущих не знает проклятия, которое навсегда меняет выражение души. Его глаза сузились, и он встал, держа в руке восковой нож. Мы заключили сделку, Рейчел.
Ты действительно отстой. Ты это знаешь? сказала я, и уши Биса опустились. Я не могу помочь Алу с тем, что ты мне рассказал. В любом случае, в чем твоя проблема с ним? Он продал тебе плохого фамильяра или что-то в этом роде?
Хвост Биса предупреждающе сжался вокруг моей руки, но мне было все равно. Я рискнула принять наставления от мистера Мрачного и Задумчивого, чтобы помочь Алу. То, что я могла бы прыгать по линиям в одиночку, было второстепенным. И теперь у меня не было ничего, кроме обещания никому не рассказывать о Ходине и способности, которая, если я ее использую, приведет к вопросам, которые выведут его из себя. Черт возьми, Ал. Я ненавижу, когда ты прав.
Мои проблемы с Алом тебя не касаются. Явно довольный собой, Ходин провел рукой по своим мантиям, и они исчезли, превратив его обратно в темного, несколько неопрятного себя. Вы двое никуда не пойдете, пока я не скажу, и уж точно не без наблюдателя. Которым буду я. Он бросил нож в сумку вместе с остальными. Прыжки по линиямэто искусство. Кроме того, неужели тебе совсем не любопытно, интересуются ли тобой мистики?
«Мистики», подумала я, страх прорвался сквозь гнев.
Насколько я вижу, нет, довольно ворчливо сказал Бис, явно не готовый выпустить свой гнев. По крайней мере, не из ряда вон выходящее. Они вокруг, как обычно, но они не окружают тебя.
Что ты хочешь за оставшуюся часть проклятия, Ходин? решительно сказала я. Я спасу Ала.
Ты достойная ученица, сказал Ходин, сказав мне, что он осуждал меня так же, как я осуждала его. Слишком самоуверенная, добавил он, выглядя долговязым и стройным в своих черных джинсах и кожаных ботинках. Но полагаю, что оказавшись пару раз на грани смерти это пройдёт.
Да? Я плюхнулась обратно в кресло. Бис ушел, его уши нервно склонились, когда он вернулся к козлам. Ну, ты слишком близко знаком с информацией, которая может быть разницей между успехом и неудачей, но я полагаю, что твой ученик, обратившийся к кому-то другому за разъяснениями и изучением несколько раз, ограничит это. Если ты когда-нибудь его получишь.
Ходин посмотрел на дверь позади меня, и я наклонилась вперед над столом.
Почему ты вообще притворяешься, что помогаешь мне? Это потому, что ты думаешь, что я не стала бы держать рот на замке, если бы ты попросил? Или ты пытаешься переманить меня у Ала?
Ты думаешь, что стоишь так много? сказал он, и я почувствовала, как мое лицо вспыхнуло.
Может быть, Ал и Дали правы, настаивала я, мой гнев и беспокойство за Ала обходили мой и без того тонкий фильтр. Что ты опасен и тебе нельзя доверять.
Ходин нахмурился, настроение у него было явно плохое.
Эти два понятия не всегда являются синонимами. Ты сама опасна и все же заслуживаешь доверия.
«Лесть?» подумала я, когда встала.
В том-то и дело, сказала я, и колокольчики на поясе зазвенели, когда я положила руку на бедро. Я тебе не доверяю. Зачем ты решил научить меня этому? Я указала на стол с грифельной доской. Чтобы увидеть мое разочарование из-за того, что я не могу помочь Алу? Так вот как ты получаешь удовольствие? Видеть, как я пытаюсь и терплю неудачу?
Ходин поднял голову, и мой гнев заколебался из-за почти скрытого отчаяния, проявившегося в его стиснутой челюсти.
Я я хочу вернуться, наконец сказал он, и с этими словами мой гнев сошел на нет. Ты сделала это, сказал он обиженно. Ты не только использовала запрещенную магию, которая призвала Богиню к самому порогу твоей души, но у тебя нераскаявшиеся отношения с эльфийским Са'аном.
Они едва терпят меня, тихо сказала я.
Но они действительно терпят тебя, настаивал он. Верно, твой эльф Каламаксамозваный принц эльфов, но он эльф!
И ты так хорошо справлялся, сказала я, нахмурившись, и Бис издал скрежещущий смешок согласия со своего насеста.
Ты не понимаешь, настаивал Ходин. Ты единственный демон, которому я могу сказать, что Богиня не злая, и у тебя есть что-то, кроме хмурого взгляда, брошенного на меня. Да, она злая, сказал он, и его слова обрели интонацию часто произносимого утверждения. И обманщица, и отвлекаемая, и легкомысленная в своих союзах. Она жестока, злобна и ревнива. Он поднял голову. И могущественна. Мы игнорируем ее на свой страх и риск.
Мой пояс зазвенел, когда я обхватила себя руками за талию.
Просить ее о помощи еще хуже.
Возможно. Он снова сел на усыпанный опилками диван, широко расставив колени и склонившись над ними. Но они не посадили тебя в тюрьму за то, что ты сделала это, или за то осторожное принятие, которое ты поддерживаешь в отношении нее. Я достаточно наблюдал за тобой, чтобы знать, что это не потому, что ты не представляешь угрозы, и не потому, что ты единственная зрелая женщина-демон. Это из-за того, кем ты являешься. Я хочу этого.
Ты не можешь этого получить, сказал Бис, его голос был низким, угрожающим.
Я протянула руку, успокаивающе касаясь его.
Думаю, он имеет в виду, что хочет узнать, что это такое. Это не то, что ты можешь вынести, Бис. Это то, что ты делаешь. Я пристально посмотрела на Ходина. Или не делаешь.
Он напрягся, подняв голову.
Я не могу позволить им узнать, что я существую.
Нахмурившись, я выдохнула, позволяя себе простить его упрямый отказ, потому что знала, откуда он взялся. Бис поворчал, когда я обошла стол и села на диван рядом с Ходином, осторожно, в трех футах и акре тишины между нами.
Так что ты предлагаешь нам делать?
Ходин откинулся назад, жестикулируя рукой, унизанной кольцами.
Видишь? Вот оно, сказал он, кончики его черных волос упали на глаза, когда он недоверчиво покачал головой. Ты безумно рискуешь. Ты даже не знаешь меня.
Я улыбнулась. Это было в точности то же самое, на чем зациклился Ал, заставляя его рисковать и терять все, чтобы спасти мою жизнь. И в ответ я спасла его. «Это» заключалось в том, что я не видела «демона». Я видела душу Ала. Он был беспорядочным, сломанным и жестокимотчаянно нуждался в том, чтобы кто-то поверил в него, чтобы залатать трещины, даже когда он делал уродливые, подлые вещи. И когда я сидела рядом с подавленным Ходином, я видела то же самое.