Короче говоря, Грецион пошел по следувроде бы медленно и нерасторопно, с опаской, но с каждым шагом профессор ускорялся, задор разгорался в нем все сильнее.
Минув пару поворотов и лестницу, Психовский спустился в трюм, где тонкие водянистые отпечатки ног обрывались около одной из стен.
Грецион почему-то такому развитию событий ни чуть не удивился, ведь таинственным следам из неоткуда свойственно упираться в никуда, но для уверенности, профессор, уняться которому в этом оттиске было почти невозможно, решил пощупать холодную металлическую стена трюма. За ней, по его соображениям, должно было находиться машинное отделениеили хотя бы спуск в него.
Сперва профессор схватился рукой за разболевшуюся голову, которая начала покалывать еще во время спуска, но здесь боль достигла точки невозврата.
Психовский потер переносицу и, морщась, все же коснулся стенывот тогда в голову словно метнули стеклянное копье, расколовшееся на кровоточащие осколки, и сознание словно треснуло. Грециону опять поплохело, во рту появился какой-то странный привкус, а перед глазами заплясали пятна и странные образы, которых онсуществующий здесь и сейчасникогда не видел: аметисты, татуированные языки, древние камни, огромные пальмовые листья, странные одежды
Профессор отскочил от стены и грохнулся на колени. Приступ боли затух, но на смену ему пришла противная тошнота, с завидной редкостью беспокоившая в последнее время, особенно после дежавю.
Профессор откашлялся и еле-еле поднялся на палубу, где ему заметно полегчало. Глубоко подышав, придя в себя и заметив, что Аполлонский все еще возится с картиной, Грецион решил пройтисьсвежий воздух всегда оказывался лучшим лекарством от всего на свете.
Нет, ну это никуда не годится, проговорил он про себя. Надо привести себя в порядок, а то ты скоро совсем развалишься, старый жигуль.
Новое занятие для не унимающегося в этом оттиске Психовского весьма быстро нашлось, а скуку как рукой сняло, когда профессор увидел вдалеке новый объект интереса.
За небольшим заборчиком, который перемахнутькак нечего делать, стояло натуральное джакузивода в нем уже пузырилась. Такие обычно помещают в самых роскошных каютах, и вроде бы пользоваться им может только тот, кто живет там, но, опять же, перемахнуть забор
Конечно, перемахнуть забор, но сперва притащить сюда Аполлонского, подумал Грецион, уже более-менее придя в себя, на реактивной скорости вернувшись к художнику и неведомо как заставив того встать с места, ссылаясь на что-то «очень интересное».
Если это не очаровательная дама, не остатки древней цивилизации, не черный маг и не дракон в подсобке, я буду очень разочарован, предупредил Федор Семеныч профессора, пока тот буквально тащил его к месту будущего преступления.
Они дошли быстроГрецион изложил план, пока художник взирал на джакузи.
Знаешь, вот вроде это обычное джакузи, жалко, конечно, не дракон и все прочее, но я не особо разочарован, игнорируя слова Психовского, сказал Федор Семеныч. А, что ты там говоришь?
Грецион специально что-то проворчалчтобы Аполлонскому жизнь медом не казаласьи повторил свой план.
То есть ты предлагаешь рвануть в чужой джакузи без разрешения, пока там никого нет?
Да, ехидно улыбнулся профессор. Может, там вообще никого нет. Если тебе страшно, хотя бы ножки помочить.
Ты сумасшедший, с этими словами художник зашагал к заборчику вокруг джакузи. И где бы мы были без твоего сумасшествия.
Психовский улыбнулся так, что лицо чуть не треснуло.
Оправдываю фамилию, пошутил он и, обогнав друга, перемахнул через заборчик, встав у края джакузи.
Профессор посмотрел на свое по чудному искаженное отражение в булькающей воде, собравшись закатать розовую штанину, но не заметил подкравшегося сзади Аполлонского, который резко толкнул ГреционаПсиховский свалился прямиком в джакузи, даже не раздевшись.
И кто бы что говорил о сумасшествии! энергично покрутив головой и протерев лицо руками, засмеялся профессор. Потом он решил распушить намокшую бороду.
Эм, Грецион, задрожал вдруг сзади словно сдувшийся голос художника. Лучше-ка вылезай.
Так, что-то я не понял тебя
Подними глаза.
Профессор вновь протер лицо и поднял головув проеме, что вел внутрь каюты, торчало дуло ружья, направленное вперед. Оно словно висело в воздухеза ним ничего видно не было.
На счет три, среагировал Грецион, готовясь к марш-броску. Раз, два
Три! крикнуло ружье, окончательно высунувшись на свет божийза оружием показался грохочущий смехом барон Брамбеус.
Психовский, не успевший полностью вылезти из джакузи, вновь свалился в воду. Аполлонский тяжело задышал.
Да, вот вы и напугались! сквозь смех, который можно было использовать вместо комбайна, выдавил барон. Простите мне такой фарс, но я не смог удержаться.
Скажите мне одно, Федор Семеныч более-менее пришел в себя. Зачем вы везете с собой ружье?
О! Я всегда вожу его с собой, как ни в чем не бывало ответил Брамбеус. Не успел вам сказать, но охотамое второе имя! Я до нее ой как падок. А видели бы вы моих гончих, таких нигде уже не найдешь
Грецион поймал себя на мысли, что барон иногда говорит каким-то архаичными фразами, словно взятыми из словаря древностей. То ли ему нравилось оставаться в образе, то ли по-другому говорить он просто не умел.
Профессор как раз хотел спросить кое-что, но отвлекся на восклицание на непонятном языке и обернулся. В их сторону ковылял старый китаец.
А, господи Ван! помахал ему рукой Брамбеус. Тоже решили искупаться?
Тяжело шагающий старик вновь повторил фразу на китайскомот нее несло какой-то тревогой.
И где этот переводчик, когда он нужен, буркнул Федор Семеныч. Господин алхимик, мы вас не понимаем! Не по-ни-ма-ем!
Аполлонский замахал было руками, но отвлекся на линию горизонта, которая как-то яростно вспыхнула зеленым.
Северное сияние? удивился барон.
Какая-то несостыковочка, пожал плечами все еще сидящий в джакузи профессор.
Достопочтимый Сунлинь Ван вновь выкрикнул фразу на китайскомна этот раз, громче, яростней жестикулируя.
А потом мир вокруг перевернулся.
Все залило зеленым заревом, и весы, поддерживающие хрупкое бытие, словно насильно лишили равновесиякорабль ушел под воду, но не утонул, не разбился о скалу, а просто перевернулся, будто палубе внезапно в порядке вещей стало находиться под водой. Рамки реальности раскололись, восприятие пошло трещинами, и Грецион Психовский видел только ярко-зеленое свечение с белыми линиями, что, расширяясь, разламывали зеркало мира на острые, расходящиеся, режущие сознание кусочки.
«Королева морей» продолжала плыть, да вот только неким чудесным образом вверх дномона неслась в какой-то неосязаемый разлом, утопая в зеленоватом свете.
Профессор попробовал сделать глубокий вдохно слишком поздно вспомнил, что находится под водой. Она хлынула в легкие, обволакивая все внутри приторной соленостью, а потом мир накрыла яркая вспышка, перешедшая в приглушенную и угрюмую тьму.
И Грецион Психовский умер.
Часть 2За краем бытия
Человек сидел, по-турецки сложив ноги и закрыв глаза. Его белая ряса, совсем простенькая и легенькая, слегка покачивалась на слабом ветру, словно боявшемся побеспокоить сидящего.
Человек не медитировалон просто сидел, закрыв глаза и сосредоточившись. Сознание отдыхало, становясь куда чувствительней к изменениям любого рода, оно начинало улавливать даже то, что в обычном состоянии принимало за информационный шум, а то и вовсе игнорировало.
Солнце, прокладывающее свой путь даже через вековечные тропические деревья с огромными листами, огибая древние белые камни, падало на лысую голову человека, находя там свое последнее пристанище.
Человек сидел, как восковая кукла, сложив руки на коленях.
Тут сознание его сжалось в одном болевом спазме, захлестнув волной невероятно сильного ощущения: искрящегося, пробирающего все тело, шальными узорами рисующего перед темнотой закрытых глаз блеклые фигурки на фоне сияющего зеленым среза миров.