Упал мой сосед слева, отступил правый. Над моим плечом вперёд метнулось остриё копья Штыря, ударив в лицо очередного ледогорца, что спасло мне жизнь. Я отступил, встал с ним плечо к плечу, а первая линия обороны растворилась, словно кусок сахара в кипятке вражеской ярости: кого-то убили, кого-то сбили с ног, кто-то попятился назад очень быстро ледогорцы продавили несколько наших шеренг, но потом сила их разбега оказалась потеряна, рассеялась по нашей массе. Противник потерял преимущество по высоте, и началась обычная мясорубка, которые я очень и очень не любил, так как в таких от человека мало что зависит.
Я помню: мне поневоле пришлось отступать, чтобы не оказаться в окружении. Помню, сначала с правого плеча около меня встал Штырь, потом с левой стороны встали Бим и Бом, и это означало, что наши линии гибнут, что в бой вступают задние ряды, удерживая линию обороны. Помню, как Бим и Бом своими копьями пронзили врагов, но не успели даже порадоваться своим успехам, как на месте убитых мгновенно появились другие, а эти придурки не догадались бросить ставшими бесполезными копья с насаженными на них трупами, пока я не крикнул «Мечи к бою!», прикрыв их от ударов своим мечом.
Наверное, нас бы всех перебили и затоптали, но выручили баллистарии, начавшие долбить по склону горшками со шрапнелью. Когда тебя по спине, по ногам, по затылку и шее хлещут острые железяки, способные иной раз прошить человека насквозь, а ударная волна делает контузию, то наступательный азарт быстро иссякает, и ты думаешь только о том, как бы не умереть глупой смертью. Ледогорцы, атаковавшие в последних рядах, стали бросать оружие, разворачиваться и бежать обратно, и я был свидетелем, как обычные солдаты улепётывали со скоростью, сравнимой со скоростью «чёрных», причём они бежали ВВЕРХ по склону! Я поставил себе зарубку на память проставиться обоим лейтенантам: и баллистарию, и Философу.
Ледогорская армия была разбита. Она бросила все метательные механизмы, в плен сдалась масса солдат, ещё больше было перебито при бегстве с поля боя.
Но только радости от этой победы было очень мало. Посудите сами: наш 5-й легион был обескровлен до невозможностиот него осталась едва ли половина первоначального состава, а конница как таковая перестала существовать: всех уцелевших кавалеристов передали в другие легионы. Изрядно пострадал 2-й, центральный, имелись потери и в 3-м, левофланговом. Лишь Имперский легион потерь практически не имел.
Самое удручающее было то, что наш 5-й легион растратил почти все химические запасы. Казалось бы: горшки для метанияони такие же глиняные, и таких можно понабрать в любой деревне. Но! но только боевые горшки делались круглыми, как шары, и имели отверстия для вставки пробирок-детонаторов, а этосовсем другое дело, не говоря про порох и другие ингредиенты для адских смесей. Значит, для восполнения затрат надо надеяться на обозы из Божегории, подвергавшиеся постоянным нападениям «чёрных» и даже местного населения, что мне казалось в диковинку.
Кроме того, наши баллисты и онагры изрядно обветшали. Подумайте сами: если «ложка»-метатель постоянно со всей дури бьёт по брусу-ограничителю, то сколько времени прослужит подобный механизм? вот и наши изрядно расшатались, так как им пришлось раскидать почти весь запас химиков, да ещё плюс к этому гору обычных камней. А обычные плотники метательную машину сварганить никак не смогут: не сумеют, это сложная работа.
У меня сложилось твёрдое убеждение, что всё прекрасно в меру, и что пора бы сворачивать эту дурацкую войну и сваливать. Наконец, сколько можно пить местное мутное крестьянское вино? у меня от него уже изжога начала развиваться, появилась гнусная отрыжка, и в глотку больше не льётся. На продаже того пойла я уже выручил достаточно: едва ли моя походная зарплата сможет сравниться с этими доходами, так что тогда тут делать вообще?!
Горячая молодёжь, конечно, жаждала развлекаться грабежами и насилиями девок, да только в этих проклятых горах от села до селачуть ли не день пути, а в тех сёлах народусущая малость. Если нашим легионерам дать полную волю, то после нас осталась бы только чёрная земля без признаков жизни, поэтому командованию поневоле приходилось сдерживать своих солдат всяческими жестокостями, даже привлекая «особые войска», предназначенные, вообще-то, для борьбы с «чёрными».
Я же к грабежам всегда был равнодушен, поскольку любое награбленное требует продажи, а я в торговле не силён. К тому же, я очень долго воевал в «ночных совах», а у нас работа состояла в том, чтобы, напакостив, унести свои ноги, а не чужие шмоткикакие уж тут грабежи!
Что делать дальше?
Итак, вопрос: какие шибко важные дела остались у меня недоделанными в этой чёртовой Ледогории? никаких. Какой дополнительный бонус мог бы ко мне тут придти? например, стрела в голову из кустов. Или метательная железяка от «чёрного». Если, конечно, до этого наш укуренный Философ не взорвёт нас ко всем чертям.
Какой напрашивается вывод? дело ясное: божегорский король должен срочно прекращать войну и отправить нас домой. Ведь не хочет же он, в конце-концов, угробить меня в этихгорах! Ну, не верю я, что он, испив по утрам натощак крепкого кофию или ещё какого заморского компота и промокнув полноватые губы белоснежной салфеточкой, вызывает к себе своих министров и спрашивает, вот эдак хитро прищурив правый глаз нет, вот так, левый (я мысленно изменил прищур), и спрашивает:
А как там поживает наш знакомый Клёст? Жив ли ещё?
Не извольте беспокоиться, Ваше Величество! подобострастно и почтительно кланяется военный министр. Жив, и даже не ранен.
Ну, тогда можно ещё повоевать! и холёной белой ручкой отмахивает: мол, ступай, братец.
Слушаюсь, Ваше Величество!
Увы: похоже, всё обстояло именно так! Ибо как ещё можно объяснить то, что война не закончилась, а божегорская армия обложила городпервый город на нашем пути?
Ну, Кашевар, у тебя, наконец-то, появился шанс получить несколько рецептов, сказал я повару, махнув рукой на городские стены.
Ты думаешь? оживился тот.
Конечно, нет, идиот, вздохнул я. Здесь только Жнецу что-то светит. Если только во время штурма ему пипирку не отрубят.
Жнец осклабился. Остальные заржали: солдатам так мало надо для смеха.
Всебойцы оживились: наконец-то можно будет покуражиться и пограбить досыта! А я приуныл: штурм укреплённого городаэто не то развлечение, в каком мне хотелось бы поучаствовать. Но божегорский король, видать, не хотел возвращения армии, где солдаты озлоблены малой поживой и скудными развлечениями, а у офицеров мало или вообще нет примеров, когда им довелось показать личную доблесть и получить повышение. А заодно надеялся хотя бы частично покрыть расходы, возникшие из-за войны.
Нам на помощь шли ещё два легиона, сопровождая обозы для всей армии. Эти сведения ещё больше вдохновили наше потрёпанное войско, начавшее взирать на городские стены более смело, а когда к нашему лагерю стали подтягиваться первые повозки дошедшего подкрепления, и вовсе началось праздничное ликование. Пропылённые, пропахшие вонючим потом, уставшие, издёрганные «бандитскими нападениями», новые бойцы хотели только рухнуть и спать, спать и спать, а не сражаться, но кого волнуют подобные мелочи?
Накануне штурма сотник собрал всех своих десятников и начал объяснять нам нашу роль в предстоящем сражении, как и полагается большому начальнику пред лицом малых. Сами понимаете: командиры должны не просто бежать вперёд, как безмозглые бараны, а иметь хотя бы некоторое представление о том, что конкретно от них ожидает высокое руководство. Кстати, подобное совещание само по себе говорит о том, что сам штурм начнётся очень скоро, поскольку им раскрывают военные секреты, которые перестают быть тайной и которые нельзя долго оставлять без реализации, иначе враги про них тоже вскоре узнают.
Правила предусматривают общий сбор в палатке сотника. Ему нужно с умным видом расстелить на столе карту и начать совещание, изрекая мудрые мысли:
Господа десятники! В предстоящем сражении нашей сотне поставлена следующая задача прошу внимание: первый десятоквы должны сделать вот это и это Второй десятокваша задача будет следующей