Хорошо. Я потихоньку начну собираться. А кого ты думаешь оставить вместо себя?
Главный советник твоего отца умен, о делах княжества знает больше меня, тем более вроде как верен тебе. Значит, и мне вредить не станет, хоть я и талмерид.
С этим Джефранка поспорить не могла, да и не хотела. Если бы Виэльди сам не предложил Лакора, она бы это сделала.
Да, хороший выбор.
Значит, решено. Виэльди поцеловал ее в лоб и поднялся с кровати. Доброй ночи.
Он двинулся к выходу, а Джефранка не выдержала и спросила:
Ты не останешься? хотя уже поняла, что нет. И оказалась права.
Виэльди обернулся, покачал головой.
Нет, не сегодня.
А вдруг он хоть и не злится из-за наместника, но после него брезгует касаться ее тела?
Отец проснулся и собирается полночи мучить меня разговорами, усмехнулся Виэльди, а у Джефранки от души отлегло.
Глава 13
Империей окончательно завладела осень, а Данескойтоска. Казалось, что за окном и на сердце не может быть хуже, чем было после собственной свадьбы и после известия о свадьбе Виэльди-предателя. Она ошибалась
Дожди стали чащеи как такое возможно? как Империя до сих пор не утонула в них? солнце вообще не показывалось, даже редкие лучи не пробивались сквозь седые тучи и белесую пелену неба. Утро ничем не отличалось от дня, деньот вечера. Кажется, сутки делились ровно на две половиныночь и сумерки.
На душе было еще более мерзко, чем за окном Если раньше находились силы на то, чтобы злиться, спорить, ненавидеть мужа и всех шахензийцев в придачу, то теперь их оставалось ровно на то, чтобы вяло тосковать.
Иногда Данеска подходила к зеркалу, подолгу смотрела на отражение и не узнавала себя. Неужели это посеревшее лицо, эти угасшие глаза, в которых застыло безразличие, принадлежат ей?
Из покоев теперь выходила еще реже, чем раньшетолько на особенно торжественные трапезы. Да и куда выходить, зачем? По саду при такой погоде не погуляешь, а сидеть в женской зале, где знатные шахензийки проводят время за сплетнями, вышивкой и гаданием на воске, ну совсем не хочется.
Вообще-то раза три она пробовала, но эти женщины смотрели на нее надменно, у них не получалось это скрытьа может, они и не пытались. Данеска давно поняла, что в их глазах она дикарка из степи, которой выпала несказаннаяи незаслуженнаяудача выйти замуж за принца. Может, постаравшись, она смогла бы доказать, что талмериды вовсе не такие дикари, как о них думают, но зачем? Какое ей дело до этих женщин? Они ей неприятны так же, как и она им.
Основную часть времени Данеска проводила за чтением легенд и преданий. Пусть те были шахензийские, но в них воины совершали подвиги и убивали чудовищ, а женщины убегали с любимыми или мстили за смерть мужей. Там была настоящая жизнь, полная страстей, и она отличалась от серого существования Данески, как солнечная Талмерида от угрюмой Империи.
Помимо чтения была еще одна мелкая приятностьпосле обеда выпить вкусное молоко, смешанное с клубничным соком, и поспать.
Иногда во сне грезилось что-то светлое, приятное, и она просыпалась с улыбкой на губах. Правда, тем мучительнее было спустя несколько мгновений осознавать, где она находится, и что ничего хорошего в ее жизни неттолько мрак и безысходность.
Как же это угнетало! Настолько, что порою она обмирала, а пальцы начинали дрожать. А еще эта серость вокруг!
От Ашезира не ускользнуло ее состояние.
Ты плохо себя чувствуешь? спросил он однажды и приложил руку к ее лбу. Хотя вроде не горячая Но, может, все же стоит позвать лекаря?
Лекарь не поможет. Я не больна. Просто эта погода эти серость и сырость это небо словно давит. Я к такому не привыкла, она усмехнулась уголками губ. Я же из знойной Талмериды, помнишь?
Да-а протянул Ашезир. Погода в Шахензи премерзкая, это верно. Я здесь родился и вырос, а все равно раздражает. Но ты на всякий случай подумай о лекаре А то вдруг это твое состояние от беременности? Слышал, у женщин так бывает.
Данеска пожала плечами, ничего не ответила, и Ашезир ушел. Она же вернулась к недочитанной легенде.
* * *
Ашезир с наслаждением начищал мечострый, из многослойной стали, по лезвию извиваются тонкие линии, переливаются в свете дня. Красиво!
Тут взгляд упал на клепсидру, и Ашезир мигом убрал клинок в ножны и встал. Пора идти к отцу: император хотел о чем-то поговорить с ним и Данеской. Вряд ли беседа будет доброй, но избежать ее все равно не получится.
Он вздохнул и постучался в дверь, ведущую в покои жены. Данеска не откликнулась, тогда он вошел.
Она спала, по самый нос закутавшись в одеяло. Что ж Придется разбудить.
Эй, негромко позвал он. Просыпайся. Отец-император желает нас видеть.
Она не услышала. Ашезир подошел к ложу и осторожно, чтобы не испугать, потряс ее за плечо.
Данеска, вставай.
Снова она не откликнулась, даже не пошевелилась. Так крепко спит? Значит, нужно действовать решительнее. Он скинул с нее одеяло, воскликнул:
Поднимайся!
Чуть передвинув ногу, Ашезир что-то опрокинул.
«Что-то» с мягким стуком ударилось о ковер. Кубок. Она что, пила вино? Напилась и поэтому не просыпается? Вот проклятье!
Он наклонился, поднял сосуд.
Нет, это не вино: в ковер медленно впитывалась белая жидкость, немного такой оставалось и на дне кубка. Ашезир поднес его к носуповеяло запахом молока и ароматом клубники. Откуда сейчас, почти в середине осени, клубника?
Нет, только не это!
Он обмер.
Но, может быть, еще не слишком поздно?!
Боги, ну пожалуйста!
Ашезир вздернул Данеску за плечи, несколько раз ударил по щекам.
Вставай! Просыпайся!
Она что-то промычала, на несколько мгновений приоткрыла веки, затем они снова опустились.
Нет, нет! кричал Ашезир. Не вздумай спать! Стража!
Один из воинов заглянул внутрь.
Мой принц, что прика
За лекарем, быстро!
Стражник исчез, Ашезир же, придерживая Данеску, сжал ее щеки, потянул за нижнюю челюсть, приоткрывая рот, затем просунул пальцы внутрь и с силой надавил на корень языка.
Спустя несколько мгновений раздался вожделенный звук рвотных позывов.
Ну же, давай, давай приговаривал Ашезир.
Наконец на его руку выплеснулась вонючая жижа, смешанная с остатками еды.
Лишь бы не было поздно Сколько дней она пила «колыбельную»?
Сколько дней ты это пила?! Это молоко?! Отвечай! рявкнул он и снова шлепнул ее по щеке.
Н-не зна П-пять семь пробормотала Данеска и снова закрыла веки, повисла на его руке.
Для усыпления требуется десять Может, не все потеряно? Если она, конечно, ничего не перепутала хотя могла. Ласковый яд люди умирают не от него, а от истощения, ведь в беспробудном сне они не могут ни есть, ни пить. Воду и жидкую кашицу получается вливать в отравленных около недели, а дальше несчастные настолько цепенеют, что не могут даже глотать
Ашезир дотянулся до графина с водой, понюхал его: вроде все нормально, никакого запаха, но кто знает?
Отпустив Данескуона тут же осела на пол, но сейчас это было неважно, он ринулся в свои покои, схватил там наполненный наполовину кувшин и вернулся. Поднял жену на ноги, разжал ей рот и силой влил воду.
Снова пальцы на язык, снова дурнопахнущая жидкость стекла по руке. Хорошо
Еще, давай еще, ну же! Исторгни эту гадость!
Лишь бы не поздно
В покои влетели два лекаря, за ними ввалился отец. Конечно, императору сразу обо всем сообщили.
Врачеватели приняли Данеску из рук Ашезира, и старший из нихЦашитспросил:
Что случилось?
Кажется, это была «колыбельная» Ее подмешивали в молоко прохрипел Ашезир.
Сколько дней?
Принцесса сказала, что пять или семь, но легко могла напутать.
И напутала, похоже, сказал младший лекарь. Судя по ее состоянию
Данеска и впрямь уже почти не отвечала на тычки, потряхивания, оплеухи. Врачеватели, как до них Ашезир, старались вызвать рвоту, но изо рта жены вырывалась лишь полупрозрачная жидкость.
Больше ничего сделать нельзя, Цашит покачал головой и уложил Данеску в кровать. Можно помочь вливать в рот бодрящие отвары и открыть окно. Свежий воздух полезен. Но больше ничего. Только ждать. Она либо проснется, либо нет. Противоядия сейчас не достать.