Скрипнули половицы. Аля прижалась к спинке кровати.
Топ. Топ. Стукнул приставляемый к кровати стул.
Мама! прохрипела Аглая, примеряясь, сколько шагов до заветной двери. В это время на табуретке появился старичок. Именно появился, образовался из воздуха.
«Так. Я еще не пришла в себя. Я сплю», твердо решила Аглая, не сводя перепуганного взгляда со старика. Маленький, с длинными патлами седых волос, кудлатая борода путается в ногах.
А я что говорил? Старик сверкнул на Аглаю огромными глазами из-под густых белесых бровей. Пришла в себя девка-то, и вторая пришла. Но второй досталось больше. Тьмы наглоталась, силой черной дышала. Ведь в сумрачную вязь своими ногами ушла. А ты, значит, подругу свою из лап ее вырвала? Силушкой, значит, владеешь. Эк все выворачивается. Почитай, со Времен Ухода никто ведовской силушки в наших краях не видал. А тут тропа сама к грани вывела. Или не сама? Вот горемычные-то! Откуда ж ты будешь, девонька? говорил он скороговоркой.
И до Аглаи никак не доходило, о чем толкует старик.
Из другого мира? Старичок положил маленькие пухлые руки на кровать. Точно! Видал я таких. Давно, правда. Почитай, как стражи на грани встали, ни мы, ни к нам, покачал головой. Молчишь! Никак голос потеряла? Карлик прищурился, всматриваясь в Аглаю. Как есть потеряла. Вот горюшко. Силушка-то вся в душе, а в голове нет ее. Топь да болото тянули, видать.
Аглая смотрела на старика, на длинную бороду и все больше приходила к мысли: бред это. А он продолжал:
Тьма к тьме тянется. Ничего бы с подругой твоей не случилось. А теперь ишь как, и она ни там, ни здесь Голос-то вернется. А она как? Но смотрю, глаза у тебя ясные, тьмой не поволочены, не то что у второй. Он тяжко вздохнул. И как вас вдвоем сплело?
Аглая вслушивалась в невнятное бормотание старика. Сумасшедший карлик!
А он косился на нее и тяжко вздыхал:
Давай ручку белу, поглядеть надо бы!
Аглая сильнее вжалась в стену.
Не боись, не откушу.
Старик юрко вспрыгнул на кровать, закинул путаную бороду за плечо и схватил Аглаю за руку, повернул к себе ладонью.
Так и думал. Силушка у тебя по кровушке. Давняя сила. Эх, вот же судьбинушка. И нет бы рядом опора да подмога, а то Он замер, вслушиваясь. За дверью раздался шум. Тшш, обо мне ни слова, сверкнул глазищами. Негоже девкам в уме и здравии со мной говорить.
Аглая хотела возразить, что она и не разговаривала, а говорил только карлик. Но он уже проворно схватил чашу с колен Аглаи, сунулся в нее носом, удовлетворенно причмокнул:
Это я приберу. Спрыгнул с кровати, подхватив второй рукой путающуюся бороду. Послышалось негромкое топ-топ к углуи тишина. В комнате никого не оказалось. Как возник из воздуха, так и пропал.
Дверь со скрипом приотворилась. Аля выдохнула, ожидая входящего. Но никто не вошел.
«Черт-те что!» успело мелькнуть в голове, прежде чем девушка завизжала от неожиданности. На кровать запрыгнул пушистый зверек с меленькими черными глазками. Аглая подтянула к себе ноги. Зверек насторожился. Поводил коричневым носом, принюхиваясь. Аглая облегченно выдохнула, выпрямляя ноги, это всего лишь хорек. Милый коричневый хорек. Она видела таких у бабушки, в лесу. Не тронь его, и он тебя не тронет. Хорек пробежал по одеялу, ткнулся влажным носом в лицо Аглае.
«Я все еще сплю». Аглая протянула руку и осторожно погладила зверька. Он тихо пискнул, юркнул с кровати, бросился бегом по дощатому полу и скрылся в щели приоткрытой двери. И тут же она снова открылась. В комнату вошла женщина. На моложавом лице дугами очерчены черные брови, карие глаза по-доброму смотрели из-под густых черных ресниц. Тугая русая коса венцом лежала на голове. Женщина прошуршала темными юбками, подходя к Аглае. Черная кофта глухо застегнута до последней пуговицы. В руках глубокая чаша.
Как себя чувствуешь? поинтересовалась вошедшая.
Аглая кивнула. Женщина поставила чашу на стол, прошла к божнице.
Затрещала тонкая лучина, по комнате поплыл сизый дымок.
Женщина подошла к кровати, села рядом и тихонько сказала:
Меня зовут Тала, я хозяйка дома, давшего тебе приют. Затем прикоснулась ладонью ко лбу Альки. Мягкая рука, пахнущая травами.
Аглая.
Тала вернулась к столу, достала из стола мешочек, сыпанула пригоршню в чашу:
Подруга твоя говорит, из лесу вы пришли.
Из лесу, слабо подтвердила Аглая.
За северными воротами дурной лес. Не лес, глушь сумрачная. Невидаль, чтобы две дивчины, не обладая силами, через нее прошли.
Она не смотрела на Аглаю, толкла в чаше травяное зелье. Аглая, наоборот, глаз с хозяйки не сводила. Та то и дело подбрасывала трав из холщовых мешочков, то доставала с полки шкатулки, рылась, выуживала коренья и добавляла в чашу. Снова толкла, хмурилась, вглядываясь в чашу, бегала глазами по шкатулкам и разложенным на столе мешочкам. Брала один, второй, добавляла, мешала, вздыхала.
Как же вам удалось?
Тварь жуткая гнала. Аглая закашляла, горло нестерпимо саднило. С самого болота.
Тварь? Хозяйка мешать травы перестала, брови ее взметнулись вверх, вырисовывая на белом лице домики удивления. Чаша была отставлена в сторону. Тала поднялась и подошла к Аглае. Заглянула в глаза. Пристально. Пальцами потянула веки, всматриваясь в белок.
Чисто! сказала удовлетворенно и вернулась к столу, за работу. И как бы самой себе проговорила негромко: Может, показалось, почудилось
И как Нику из болота вытаскивала, тоже показалось?
Чаша с глухим звуком треснула от удара ступы. Тала охнула и начала собирать со стола мешанку. Махнула рукой:
Ну ее, все равно не выходит И повернулась к Аглае. Из сумрачной вязи вытаскивала?
Сумрачная она или как, а то, что вытаскивала, точно. В тине и дерьме по уши обе. Голос Аглаи хрипел, натянутый от злости.
Тала поднялась, прошла через комнату, остановилась, смотря на божницу. Не оглядываясь, через плечо спросила:
И хранителя вязи видели?
Да кто его знает, но жуткая тварь с огромными клыками к нам подходила.
И чего?
Понюхала и ушла. Потом она нас к деревне и выгнала. А еще всадники на черных конях гнались с псами огромными
Тала икнула. Схватилась за сердце. Оглянулась так резко, что всколыхнулся огонек лучины, воротилась к кровати. Присела рядом с Аглаей.
Ты не серчай, я не из праздного любопытства расспросы веду. К нам со Времен Ухода чужаки не заглядывали. Это раньше, бывало, со всех миров тянулись на смотрины ведовские, на посвящение, на празднества. Она смолкла. Тяжело вздохнув, поднялась, снова прошла к иконе, теперь рука ее поднялась, сотворяя крест. И Тала начала шептать. Слова были тихие, тоскливые. Аглая поежилась. Как будто об усопших молитва лилась из уст хозяйки. Имена говорились, на бледном лице скорбь. Так и есть, заупокойная. После снова сотворила крест. Аглая механически подняла руку и тоже перекрестилась.
Упокой Господи И сама испугалась. Свят, свят
Тала оглянулась, посмотрела устало:
Святых молю, знаю, не слышат, а рука тянется. А то как же, когда даже веточку положить некуда, только вера и остается. Вот я молюсь и верю, что уйдут в Царствие Небесное. Может, хоть о ком-то да услышат, хоть кого-то проклятие отпустит, и вспорхнет душа покаянная. Не станет люд живой тревожить, песни замогильные вести да в мор скотину вгонять. Иной раз смотрю с надеждою, говорю, как будто рядом стою. А что они? Разве ж можно мне, живой, с ними беседы вести? Не слышат. А коли и слышат, отвечать не торопятся. Обида глубокая на живых, проклятием черным разъеденная. Знахарка тяжело вздохнула. Знаю, что души отпустит упокоение. Да только нет его ни мертвым, ни живым.
Аглая моргнула.
Что значитбеседы вести? С кем вести? Кому упокоение? Мертвым или живым?
Сумасшествие. Или нет, не она. Тала сумасшедшая? «Не старообрядцы», Ника сказала. Аглая и сама теперь это видит. Уж ей-то не знать. Бабушка жила в глубинке, в тайге. И Аглая даже ездила к ней летом на каникулы. Хорошая была бабушка. А какие песни пела:
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит
То мое сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит
Хорошо пела. Даже сейчас, через столько лет, едва вспомнила, как донесся в воспоминания ее чудный, слегка подрагивающий в грустном напеве голос. Долго Аглая приходила в себя, узнав о смерти бабушки. Но и в последний путь ушла та с чистой душой и светлым разумом.