Я хотела с ним поговорить. Я не знала, как и что именно я вообще хотела сказать, но я устала от безвыходного положения между нами так сильно, что даже выразить это не могла. Я слышала в коридоре голоса, направлявшиеся в нашу сторону, и снова взглянула на него, чувствуя, что момент вот-вот будет упущен. Увидев, как взгляд его глаз становится ещё настороженнее, я поймала себя на мысли о Кэт, о том, что я говорила сама себене лезть в его дела, оставить его в покое.
Ревик продолжал смотреть на меня, пока голоса становились все громче. Я выдавила улыбку, моя нервозность обострилась, когда до меня дошло, что он наверняка снова читает мои мысли.
Я ощутила в нем шепоток злости.
Попятившись, я покачала головой, отойдя от дверного проёма.
Извини, я просто я снова покачала головой. Извини.
Я только что отпустила дверь, когда раздался его голос.
Элли. Подожди.
Я остановилась, во многом от удивления.
Когда я повернулась, он выдохнул, проводя пальцами по своим темным волосам. На мгновение он лишь стоял там. Затем поднял взгляд, посмотрев мне в глаза.
Ты играешь в шахматы, Элли? спросил он.
Его голос звучал тихо, почти натянуто вежливо.
Я продолжала таращиться на него.
Шахматы?
Да, он неопределённо показал на мраморный бар, его акцент стал заметнее. Тут есть доска. Мы могли бы сыграть. Поесть ланч.
Я поколебалась, но лишь на несколько секунд.
Да, сказала я. Отлично.
Ты голодна? спросил Ревик. Я мог бы что-нибудь нам приготовить.
Я подумала о сэндвиче в соседней комнате, затем выбросила его из головы.
Конечно, сказала я. То, что ты будешь сам.
Я просто стояла там, пока он выливал большую банку супа в кастрюлю. Он поставил её на конфорку и зажёг газ, затем подошёл к шкафчику на другом конце кухни. Я оставалась у двери, пока он вытаскивал деревянную шахматную доску, складывающуюся с помощью шарниров на боку и скрывающую черные и белые фигуры внутри. Он раскрыл доску на мраморном баре и начал вытаскивать фигуры. Я сделала вдох и подошла к месту, где он стоял.
Я могу это сделать, сказала я, чувствуя, как к щекам приливает тепло. Ты готовишь еду.
Ревик поколебался долю секунды, затем поставил фигурку, которую держал в руке.
Окей.
Он вернулся к плите, пока я расставляла фигуры на доске. Я подумывала спросить его о других вещах. Может, что-нибудь о тренировках с Уллисой, или о том трюке на стрельбище, которому он меня научил, или больше о том, что я Мост. Наконец, я остановилась на:
Ты хочешь ходить белыми или черными?
Обернувшись через плечо, Ревик удивил меня лёгким весельем в глазах.
Ты Мост, сказал он. Ты должна ходить белыми.
Серьёзно? спросила я, улыбаясь в ответ. Это почему же?
Белый, сказал он. Это другое название, увидев моё недоумение, он сделал неопределённый жест, поворачиваясь к плите. Ну, знаешь. Есть человеческий миф. С лошадьми. Мостэто белый всадник, он обернулся назад, слегка поклонившись.
Женщина, поправился он. Всадница.
Я улыбнулась, но комментарий остался со мной, пока я сидела там.
Ты имеешь в виду Четырёх Всадников? переспросила я. То есть, Четырёх Всадников Апокалипсиса? Мост имеет к этому какое-то отношение?
Он не обернулся, но продолжил мешать суп, кивая.
Да. Но мы зовём их Четвёркой. Наш мифне такой же, как человеческий, он наградил меня ещё одной слабой улыбкой. Человеческий основывается на нашем.
Я тихо усмехнулась, не сумев ничего с собой поделать.
Ну конечно.
Так и есть, настаивал Ревик, но в его голосе я тоже слышала веселье. Четвёрка скорее как семья. Мостих лидер.
Все ещё слабо улыбаясь, я задумалась над этим.
То есть, ещё трое таких, как я?
Он сделал одной рукой жест «более-менее».
Да. Ещё трое.
И ябелый?
Он снова кивнул.
Тыбелый.
Я тоже кое-что вспомнила о человеческом мифекаждая лошадь была разного цвета. Белая, красная, чёрная. Затем ещё четвертая, которую я никак не могла запомнить
Бледная, подсказал Ревик у плиты.
Я снова кивнула.
Да. Смерть, верно?
Когда он ничего не сказал, я просто сидела там, стараясь расслабиться, пока он заканчивал греть суп. Разлив содержимое кастрюльки по двум чашкам, он вытащил из ящика ложки и подошёл со всем этим к бару, поставив один комплект возле меня.
Хочешь что-нибудь выпить, Элли?
Нет, сказала я. Спасибо. Все отлично.
Когда он кивнул с неподвижным лицом, я поколебалась, желая сказать больше. Я попыталась решить, стоит ли расспросить его поподробнее о Четырёх Всадниках Апокалипсиса, или о Четвёрке, как он их называл, или лучше оставить это на другой день. Почему-то мне не очень хотелось заталкивать его в научный, лекторский режим.
Вместо этого я подняла чашку. Увидев, что это обычный дерьмовый человеческий суп, я испытала облегчение. Подув на ложку, чтобы остудить, Ревик показал на доску пальцами, которые держали ложку.
Белые ходят первыми, сказал он.
Я съела первую ложку супа, кивнула, затем поставила миску с супом.
Мне приходило на ум, что он с большой вероятностью и здесь надерёт мне задницу, учитывая, что в шахматах тоже должна быть составляющая видящих, как и во всем остальном. И все же мои губы приподнялись в улыбке, когда я сосредоточилась на доске, слушая тихое постукивание его ложки, пока он ел.
Когда я подняла взгляд, мои глаза остановились на вышитой тханке, которая висела на стенезолотистый Будда с умиротворёнными глазами. Под ним на маленькой полочке стояла зажжённая свеча. Палочки благовоний испускали крошечные завитки белого дыма.
Мне приходило на ум, что должно быть, это сделал Ревикпосле того, как мы с Микой ушли.
Я никогда не была буддистом или вообще религиозным человеком, но по какой-то причине это тоже тронуло меня.
Я двинула свою первую пешку. Наблюдая, как Ревик смотрит на доску, прищурившись и держа в одной руке миску с супом, я снова улыбнулась.
Я не позволяла себе слишком задумываться о причинах этой улыбки.
Глава 18Отъезд
Он обогнал меня, первым выйдя на улицу.
Я стояла в дверном проёме ниже уровня улицы, моргая от нудного дождя сиэтлского дня. Ревик на моих глазах перекинул ногу через сиденье мотоцикла, и моя нервозность ещё усилилась.
Мы уезжали.
Прошло почти четыре недели с тех пор, как я впервые проснулась в постели с ним.
Я начинала задаваться вопросом, собирались ли мы вообще покидать Сиэтл. Но отслеживая активность Шулеров и СКАРБ, Национальной Безопасности и неизвестно кого ещё, группа видящих где-то в Азии наконец решила, что для меня и Ревика будет безопасно двигаться дальше.
Главные новостные каналы все ещё гоняли «специальные репортажи» о том, кто я такая, и о моих возможных мотивах. Эти репортажи показывали изображения автомобильной погони по шоссе 101, наряду с аквалангистами и баржами, ищущими на озере Вашингтон GTX и наши тела. Пока власти не подтвердили и не опровергли слухи, некоторые новостные передачи все ещё называли меня телекинетиком. Я видела интервью с посетителями «Счастливого Котика» и с несколькими моими бывшими коллегами.
Касс и Джон не мелькали в недавних интервью, но я видела, что брали интервью у повара, Сасквоча. Я также видела интервью Анжелин и Кори, и некоторых других сотрудников тату-салонов, в которых я работала.
Большинство моих друзей выглядели довольно сильно потрясёнными, судя по их аватарам.
Лицо Ревика не появлялась ни в одном из этих репортажей.
Моё, напротив, мелькало всюду.
Они открыто называли меня террористкой, используя мои фотографии без аватара, примерно трёхлетней давности, с презентации одной из моих работ. Единственное изображение Ревика, которое я видела, показывало только аватар, и его называли «потенциальным сообщником», не используя его имя.
Плюс одинмою мать отпустили из тюрьмы.
Мика заверила, что они приставили людей наблюдать за её домом, чтобы удостовериться в её безопасности. Я пока не слышала ничего конкретного о Джоне, но Уллиса и Айви сказали мне, что его тоже наверняка скоро отпустят. Касс, видимо, залегла на дно. Они не нашли никаких отчётов о том, что её арестовали правоохранительные органы, так что я вынуждена была предположить, что она унесла ногиили самостоятельно, или с Джеком, её то бойфрендом, то не бойфрендом с тех самых пор, как мы все вместе ходили в школу.
И все же я ни разу не расслабилась по-настоящему.
Дело не только в Ревике, и даже не в нескончаемом физическом дискомфорте с того утра, когда мы с ним проснулись в одной постели. Здесь я была чужаком, и я это знала. Большую часть времени я не могла забыть об этом дольше, чем на несколько секунд.
Более того, кажется, они все воспринимали эту тему с Мостом слишком серьёзно.
В результате, даже когда они видели во мне сестру-видящую, я не была по-настоящему одной из них. Я чувствовала это в каждом слове, которое они мне говорили, всякий раз видела, какими закрытыми делаются их выражения лиц, когда я рядом. С Уллисой, Микой и несколькими другими это было менее очевидно, но это все равно присутствовало.
Я была не такой, как они. Я была чем-то другим.
Во время наших частых, пусть и неравных, шахматных партий Ревик рассказал мне всё то, что ему известно о мифологии Мостаможет, чтобы получше познакомить меня с этой идеей.
Он также более подробно объяснил, что меня будет ждать в Азии, а также рассказал о лидере тамошнего правительства видящих, пожилом видящем по имени Вэш, который возглавлял то, что они называли Семёркой. От Ревика я узнала, что это сокращение обозначало «Семь Племён», которые представляли изначальные земли или кланы, образующие их общество. Совет Семёрки являлся их официальным правящим органом, а Вэшего старшим членом.
Ревик продолжал отпускать замечания о Четырёх Всадниках. Думаю, в основном он делал это в шутку, хотя с ним сложно сказать наверняка. Я чувствовала, что в его поддразнивании есть некая доля серьёзности. Он то там, то тут мог обронить фразу, которая говорила мне, что он верил во всю эту тему с Мостом не меньше остальных, пусть даже он, казалось, видел меня иначе.
В любом случае, большую часть времени в Сиэтле я провела в своей комнате.
Когда я была не одна, я практиковалась с пистолетом Baby Eagle, играла в шахматы или училась трюкам видящих с Уллисой. В одиночестве я в основном рисовала или читала тексты о видящих, которые Уллиса переводила для меня на английский с помощью какой-то программы, установленной в её гарнитуре.
Теперь я стояла снаружи и ещё больше чувствовала себя чужачкой.
Вдобавок к обучению стрельбе и навыкам видящей, Уллиса и её видящие оказались невероятно полезными в ещё одном отношенииони рассказали мне массу всего о том, как жить в мире, если ты видящий вне закона. У меня появились новые паспорта, визы, местные идентификационные карты. Мне даже сделали поддельное свидетельство о рождении. Все эти документы гласили, что я Иоланда Эмили Патерсон из Финикса, Аризона, родилась на четыре года и несколько месяцев раньше моего настоящего дня рождениякоторый, давайте будем честны, тоже наверняка вымышленный.
Я носила лицевые протезы на носу, щеках и лбу, и контактные линзы, которые делали мои глаза каримивсе это причиняло дискомфорт. Я также надела солнцезащитные очки. Мои волосы отрезали, оставив длину до подбородка и покрасив их в винно-красный цветза это надо благодарить Айви и видящую с африканской внешностью, которую, оказывается, звали Ярли. Они обе закидывали меня вопросами о Финиксе все то время, что красили мне волосы и накладывали макияж, пока не удостоверились, что я знаю достаточно, чтобы благополучно миновать пограничников.
Они спросили, на каких языках я говорилани на каких, кроме английского и поверхностного знания испанского и французского. Они спросили, в каких странах я бываланигде, кроме Мексики в детстве, за добрых десять лет до того, как границы ужесточились.
Айви, которая возглавляла работу с моими документами, также спросила у Уллисы, хотели ли мы избегать для меня «обычных мест», на что Уллиса ответила согласием.
Обычные места, как я потом узнала, представляли собой список городов и стран, где Шулеры поддерживали усиленное наблюдение. Этот список оказался пугающе длинным.
Неудивительно, но Вашингтон, округ Колумбия, оказался в этом списке.
Настороженно приблизившись к мотоциклу, я уставилась в спину Ревика.
Едва взглянув на меня, он мотнул головой, показывая мне садиться позади него.
Я подошла ближе, затем перекинула ногу и опустилась на кожаное сиденье. Мои пальцы коснулись его куртки для удержания равновесия, когда он поставил байк прямо. Он щёлкнул зажиганием, и я увидела, как он вздрагивает, резко надавив на педаль.
Он сделал это несколько раз перед тем, как мотор завёлся. Сначала я подумала, что это, должно быть, старый байк. Однако при ближайшем рассмотрении он выглядел так, словно его усовершенствовали множеством способов, так что, может, он только казался старым, или же был сделан в ретро-стиле, но с современным двигателем.
Ты в порядке? спросила я.
Я не была уверена, что он вообще услышал меня из-за ревущего двигателя. Подняв темно-синий шлем, лежавший перед ним на бензобаке, Ревик протянул его мне.
Ревик, сказала я, подавив лёгкое раздражение. Это действительно лучший способ? Несколько недель назад ты едва не умер
Надевай, Элли. Держись за меня.
Уже чувствуя тошноту, я убрала волосы с лица, затем подоткнула подкладку шлема на голове. Поправив чёлку так, чтобы суметь видеть, я стала возиться с ремешками под подбородком.
Я подумывала ещё раз попытаться достучаться до него, затем сдалась, осознав, что мне все равно придётся сосредоточить хотя бы половину своей энергии на том, чтобы не блевануть во время дороги.
Закончив возиться со шлемом, я обхватила его руками, крепче сжав, когда Ревик снова перенёс свой вес на центр.
Тошнота не усилилась. Более того, все было далеко не так плохо, как я боялась, пока готовилась к этому. Осознав, что должно быть, это он что-то делает, я перешла в Барьер и протянула свой свет в его сторону. Я аккуратно ощупала края изогнутой, похожей на стекло поверхности вокруг него.
Он использовал часть своего aleimi, чтобы оттолкнуть меня.
И это не было деликатно.
После этого я изо всех сил держала свой свет подальше от него.