Априлинн ПайкСон смерти
Шесть лет назад
Что происходит, когда люди пытаются поступить правильно? Что если это просто ошибка?
Выражение лица Сиерры сурово.
Мир полон ошибок, Шарлотта.
Но
Никаких «но». Мы это уже проходили.
Я не хочу ничего менять, спорю я, следуя за ней по комнате, пока она не доходит до полки с книгами, которые мне не разрешается трогать.
Исправить ошибку значит изменить, говорит она просто. Ты должна следовать правилам.
Правила. Я закрываю глаза и повторяю их про себя. Я достаточно взрослая для того, чтобы не повторять их Сиерре каждый день слово в слово. Но они всё равно существуют. Они проходят через мой мозг как музыка в лифте, играющей на фоновом режиме моей жизни, один трек навсегда застрявший на повторе.
Никогда не показывай, что ты оракул никому, кроме другого оракула.
Борись с видениями со всей силой. Никогда не уступай. Никогда не сдавайся. Не закрывай глаза.
Никогда, ни при каких обстоятельствах, не изменяй будущее.
Они засели в моей голове настолько глубоко, что я могу повторить их даже во сне. Я знаю, иногда я так делаю.
Я вожу носком ботинка по бежевому ковру.
Он мой любимый учитель, говорю я, не сумев подавить дрожь в голосе и не в силах сдержать слезы.
Сиерра проходит и быстро осмотрев коридор, закрывает дверь спальни. Она присаживается рядом со мной и берёт мои ладони в свои, чтобы притянуть меня ближе. Она не сажает меня себе на колени как раньше, я уже слишком большая для этого. Но она притягивает меня к себе и мое лицо прижимается к ее кашемировому свитеру носом к плечу, ища тепло в холоде будущего.
Мне жаль, что это так тяжело, шепчет она. Именно поэтому мы будем усиленно работать, чтобы блокировать видения в первую очередь. Так что ты не должна будешь знать будущее. Тебе не придётся страдать дважды, она наклоняется чуть назад, так что мы смотрим друг другу в глаза. Видеть такого рода вещи всегда хуже, чем не видеть их.
Я киваю, потому что в этот момент, это кажется правильным.
Она лезет в шкафчик стола и достаёт банку с конфетами Линдт это маленькое удовольствие, помогающее мне проходить через трудные дни. Я беру белый шоколад, но не разворачиваю его. Хотя я знаю, что что-то сладкое во рту поможет мне перестать плакать, я не думаю, что смогу проглотить и меня не стошнит.
Оставшись без присмотра, я ложусь на мягкий бежевый диван, который всегда был в этой комнате, только стоял под окном. Даже до смерти папы, диван был здесь. Без особой причины, по крайней мере я могу вспомнить, ведь это мне напоминает о нем. О прошлой жизни. Я сижу и тихо плачу, сжимая шоколад в руке. К тому времени, когда мне удаётся остановить слезы, сироп сочится из фольги, растекаясь по моей ладони.
Я покидаю спальню, не сказав тете ни слова. На кухне, я бросаю грязную обертку в мусорное ведро и смываю липкие остатки с ладони, так и не почувствовав вкуса.
Я не хочу успокоения.
Каждый день в течении следующих двух недель, меня будут отправлять к медсестре, потому, что я начинаю рыдать посреди урока.
Потом мистер Ричардс пойдёт вечером в бар, чтобы выпить впервые за долгое время. Он будет вести себя ответственно, но его водитель будет проводить время с бывшей девушкой и будет стремиться загладить свою вину перед ней, забыв об обещании другу. Мистер Ричардс захочет поехать домой, но даже в пьяном состоянии он весьма умён. Не так уж и холодно и всего лишь миля, подумает он.
Но на полпути домой он поскользнётся, упадёт и ударится головой. И из-за алкоголя в организме, кровь будет не такой густой и польётся быстрее, чем в обычном состоянии. Температура тела упадёт и к тому моменту, когда его кто-то найдёт, сердцебиение будет слабым. Шесть минут спустя, когда приедет скорая, он будет уже мертв.
Школьный психолог не расскажет об этой истории моему пятому классу, никто не будет знать кроме меня. И Сиерры. Но она говорит, что это «пройдёт». Она должна, это ее работа. И в классе полном рыдающих десяти и одиннадцатилеток, я буду сидеть в центре класса молча и равнодушно.
Потому что я уже плакала несколько недель.
Глава 1
Я медленно привыкла ненавидеть школу. Это забавно, так как школа была моим побегом из домаместо, столь тесно связанное с секретами, что едва ли можно было дышать. Но теперь школа немного лучше, чем ежедневное напоминание о смерти и горе, которые принесла я в свой город.
Сиерра говорит, что мне нужно следить за своим языком, даже в собственных мыслях. Что это не моя вина.
Но я привела сюда чудовище. И он убил людей только для того, чтобы привлечь моё внимание. Как это может быть не моя вина?
Сиерра говорит, что я не виновата. Причинане вина.
Я не вижу разницы.
Я пробираюсь сквозь толпу учеников, уже не страдая от того, что никто не обращает на меня внимания. Хотела бы я быть невидимкой. Учитывая то, каково жить со сверхъестественными силами, невидимость была бы очевидным улучшением. Если бы кто-нибудь знал, что я отвернулась от них, я была бы больше, чем изгоем. Меня будут избегать, ненавидеть и, возможно даже бежать из города. И это будет правильно.
Я смотрю из выцветший, потрескавшийся линолеум и встречаю пару светло-зелёных глаз.
Ох, да, это тоже. Чтобы подлить масла в огонь, когда я в школе, я должна видеть Линдена. Каждый божий день. Мы больше не блуждаем по жизни, как осиротевшие спутники. Я раньше ненавидела это. Теперь я хочу вновь быть изолированной.
У него есть особая улыбка для меня, которую он мне посылает поверх голов других учеников. Улыбка, при виде которой три месяца назад я скакала от радости. Это печальная улыбка. Тоскливая, наверное. Но интимнаяэто улыбка общей тайны. Такие тайны часто связывают людей. Наши нас разлучают.
Я заставляю себя отвести взгляд.
Каждое утро я заставляю себя отвести взгляд. Раньше при встрече с ним в коридоре у меня кружилась голова, урок в одном классе с нимэто лучшая часть моего дня. Но это было до Смита. Перед убийствами. Перед тем, как Линденом манипулировалипринуждали на самом делевлюбиться в меня. Прежде чем я обнаружила, насколько я могу быть сильной. Насколько я опасна для всех вокруг меня.
Один год и три месяца. Это тяжело для всех в Школе Вильгельма Телля. Все они потеряли друзей, любимых, даже врагов. Всё ещё больно. Но для других учеников это было случайные преступления сумасшедшего, который умер в тюрьме. Я знаю правду. Всё из-за меня. Один год и три месяца. Тогда я смогу уехать в колледж, и Линден тоже отправится куда-то в другое место. Вероятно, в дорогой университет, куда-нибудь подальше. Так будет лучше. Для нас обоих.
Нет, я снова лгу себе. Ему будет лучше. И это стоит того. Стоит того, что я блуждаю в течение дня, заставляя себя не слишком много смотреть на него. И, конечно, не разговаривать с ним. У него есть шанс преодолеть это и двигаться дальше. Я же застряла здесь, в Колдуотер. Оледеневшая, как каток в Охотничьем парке. Заморожена до самого дна.
Вход в художественный класс служит необходимым отвлечением. Мистер Фредриксон считает что нужно демонстрировать работы учеников; в классе все поверхности покрыты красочными проектами, от картин на стенах и мобилей, висящих на потолочных плитах, до керамики на столе и даже скульптур, стоящих по углам. Он меняет их регулярно, так что всегда есть что-то новое, чтобы посмотреть. Я вижу яркий мобиль, сделанный из окрашенных листьев, висящих над дверью, и стараюсь сосредоточиться на его радужных оттенках, вместо моих собственных тёмных мыслей.
Это немного помогает.
Я пробираюсь по проходу к своему обычному месту впереди, когда несколько больших парней с другой стороны начинают толкать друг другадобродушно, я думаю, но они всё равно большие парни. Один из них спотыкается о стол, толкая его; у девушки, которую я не узнаю, на столе лежит набор пастельных мелков, и черный мелок разбивается на полу, примерно на двадцать кусочков.
Затем исчезает.
Мои глаза расширяются, когда я наблюдаю, как движение повторяется снова, мой живот скручивается с от ощущения дежа вю, которое я обычно испытываю, когда я вынуждена смотреть, как сбывается одно из моих видений
Но я не помню, чтобы у меня было видение об уроке рисования.
На этот раз, когда стол качается, тонкая рука девушки тянется и хватает мелок, прежде чем он ударится об пол.