Он приготовил нехитрый завтрак обстоятельно и деловито, как привык делать все на свете. Налил крепкий чай, усмехнувшись про себя: «Аркаша, какой у тебя всегда вкусный чай» Да. Не жалейте заварки
Впрочем, не все успели в охаянные советские времена добиться достаточного успеха, чтобы следовать этому простому правилу. Многих нынешняя свобода лишила всего арестантского сервиса, ставшего таким привычным и должным. Сам Аркадий Львович никогда не высказывался о политике, за исключением той простой констатации, что любая властьдерьмо. Он ухитрился поступить в университет еще при жизни Сталина, защититься при Хрущеве, стать профессором и вдоволь поездить по миру при Брежневе. Не помешали ни фамилияЗальцман, ни беспартийность. Конформизм? Возможно. Но его твердая убежденность, что дураки и умные произошли куда раньше, чем коммунисты и капиталисты, так и не была опровергнута временем.
Он вымыл посуду и снова вернулся к окну. На столе ждала начатая еще с полгода назад статьяАркадий Львович старательно подбирал остающиеся долги. Маленькое счастье знанияуйти, не оставив за собой невыполненных дел.
Но вначале стоит чуть-чуть прибраться в квартире.
Я словно жду сегодня чего-то, сказал он вслух. И на этот раз не удивился фразе. Да, именно «чего-то».
И оно придет. Раньше, чем смерть, может быть, ее вестником.
4
Раскрой мне судьбу, сказал человек.
У тебя нет судьбы, ответила сфинга.
Тогдаумри.
Человек отвернулся от жалкого логова в песчаном откосе, от хрупких рыжих костей, крошащихся под лапами чудовища, от пепельных струек пыли, текущих, как умирающий дым. Впереди была дорогастальные нити на бетонной полосе и блики заката в стеклянных иглах осколков.
За его спиной древнее как мир существо выгнулось в судороге. То, что оно привыкло дарить другим, приближалось к сфинге.
Нет Нет, Убивающий Словом Я не могу умереть.
Человек стал насвистывать. Мелодия рождалась и умирала между склоном холма и бесконечной равниной. Потом в нее вплелись слова:
Вечер приходит даже к слепым,
И к бессмертным приходит смерть.
Дар умирать дарован одним,
Другимлишь дар умереть.
Выровнен свет с подступившей тьмой,
Утро встретит лишь прах.
Я примиряю тебя с тобою
Жившая в двух мирах
Сфинга привсталальвиное тело, бронза шерсти и прекрасное женское лицо, золото волосвсе подернулось пеленой. Лишь в глазах еще жил яростный желтый огонь.
Подожди, Убивающий Словом Я не вижу твоей судьбы, но скажу, кто знает ее.
Человек остановился. Тишинамузыка смерти. И снова голос
Тленьютлен, движеньюостов,
Стой, ожидая последних слов.
Сфинга выпрямилась, став выше человека. Ярость, ненависть и страх смешались в ее голосе:
В мире снов, недоступных тебе в мире снов, человек. Там знают твое предназначение. Там твои корнино тебе их не найти.
Спасибо, сказал человек и посмотрел на сфингудолго, прощально. Теперьслушай
Сфинга захрипела.
Щелчок по клавишеи компьютер проглотил написанную страницу. Ярослав не любил прерываться посреди строчки, но ему перестало «писаться».
Ничего, бывает.
Он пролистал текст к началу. Полюбовался, как аккуратно все выглядит на экране. Ровненькие строчки, приятный шрифт и такой же гладенький текст. Любая вещь поначалу пишется легко, и фэнтези, сказка для взрослых, не исключение. А эту повесть, «Книги Пути», Ярослав начинал писать давным-давно, когда еще не знал, как включить компьютер. Писал он тогда хуже наверное. Но зато как легко, Боже мой, как легко. И не нужно было подстегивать себя кофе с коньяком, сигаретами, музыкой. Он просто садился и писална громыхающей, изящной, как кусок чугуна, «Москве». И строчки были кривыми, а ошибок раз в пять побольше Но писалось так легко!
Он налил из джезвы остаток кофе. Щедро сдобрил сахаром и коньяком. Попробовал да, пожалуй, этот кофе придется пить залпом. Ну, поехали. Здравствуй, желудок; привет, сердце; как дела, печень? А теперь самое приятное добавление к кофесигарета. Хеллоу, легкие!
Быть писателемзанятие слегка самоубийственное. Некоторые справляются без стимуляторов. Но некоторым уже мало алкоголя и сигарет.
Три книги в годиначе не выжить. И пусть две из трех будут халтурой, массовым чтивом, космическими операми и фэнтези. Главноепродать рукопись, остаться в десятке, быть на слуху. Любая профессия имеет неписаный законвначале ты работаешь на авторитет, потом авторитет работает на тебя. Увы, в литературе авторитет держится недолго да и не существует вообще, за малыми исключениями. Любой текствызов каждому умеющему читать. Самим фактом своего существования он требует несогласия. И это правильно, наверное. Что ни говори, а литература может научить лишь одномуне соглашаться.
Ярослав вышел из «Виндоуса», поглядел секунду на жовто-блакитную нортоновскую таблицу. И запустил «Визит во тьму»любимую игрушку последнего месяца. Честную, незатейливую игрушку по маханию мечом. Халтура после халтуры
Задумав «Книги Пути», Ярослав не считал их чтивом. Вовсе нет. Хотел рассказать о любви и ненависти, о том, как мальчик становится мужчиной, о том, что никакие победы не стоят дружбы и любви
Он стал умнее с тех пор? Или циничнее?
Игрушка терпеливо ждала. Маленькая фигурка рыцаря стояла на опушке леса, опираясь на длинный двуручный меч, поглядывая то вперед, то сквозь экран на Ярослава. Он курил, глядя на плывущие по экрану облака, гнущуюся от ветра траву, посверкивающие в чаще глаза. Нарисованный мир, нарисованный герой, нарисованные страхи. Он занимался тем же. Рисовал опасность и победу, ненависть и любовь. Он просто-напросто умел рисовать словами.
Рыцарь на экране пожал плечами, поднял меч. И двинулся к нарисованному лесу. Даже у придуманных героев есть право выбора.
Откинувшись в кресле, Ярослав прикрыл глаза. Странный день. Все как обычноутренний поход за продуктами и сигаретами, возня с компьютеромэтим маленьким миром в себе, новые страницы текстаединственное, что он умел делать. Все в порядке. Но почему-то его не отпускало напряжение.
Драка. Вся жизньдрака. Можно уйти от политики, от карьеры, от любви, спрятаться за куском холста или листом белой бумагивсе равно жизнь останется поединком, просочится в краски картины и строчки текста. Иначе они никому не будут нужны. Жизнь лишь материал, через который смерть осуществляет себя, не более того. И чтобы сказать о любви, приходится говорить о ненависти.
Ярослав, не глядя, протянул руку и отключил компьютер. Едва слышный шум вентилятора стих, и обрушилась тишина. Рабочий вечер окончен.
Телефон зазвонил в ту же секундусловно терпеливо ждал, пока он кончит писать. Захлебывающаяся скороговорка междугородки Ярослав потянулся к трубке.
Будьте добры, пригласите к телефону
Манера говорить у Степана никогда не менялась.
Привет. Он покосился на часы. Да, москвичи никогда не вспоминают о существовании поясного времени. Маленькая слабость столичных жителейвпрочем, Степан знал, что он работает по ночам.
Добрый вечер. Не спишь?
Нет.
Я недолго. Ты помнишь о предложении «Барельефа»?
Конечно.
Они согласились на твои ставки. Подпишешь контракт?
Ты их предупредил, что я не верю в экстрасенсов, инопланетян и прочую муть?
Далеко-далеко, за тысячи километров, Степан засмеялся.
А им-то что? Они тоже не верят. Главное, чтобы ты убедил читателей.
Ежемесячные статьи в популярном и преуспевающем журнале Ярослав не собирался лукавить ни перед собой, ни перед другом.
Хорошо. Подумай, как передать договор.
У них есть собкор в Алма-Ате, запиши телефон
Диктуй.
Только не увлекайся. Халтура затягивает. Ты свой роман успеешь дописать?
Ярослав секунду помедлил. «Книги Пути»? Успеет, конечно. Он всегда успевал.
Тогда откуда же эта тревога
Диктуй номер, сказал он.
5
Рашид Хайретдинов со страдальческим лицом полулежал на диване. Поза не шла ни ему самомуслишком плотному, чтобы выглядеть изнуренным болезнью, ни дорогому костюму, словно специально созданному легко мнущимся.
Может быть, мне подойти вечером? Референт был воплощенным сочувствием.