Это все, конечно, так, поморщившись, сказал Минним, но что из этого следует?
Без взаимосвязи между людьми жизнь теряет свой главный интерес. Исчезают интеллектуальные ценности, самое существование теряет свой смысл. Но не только отсутствие человеческих контактов привело к вырождению солярианского общества. Достигнутое на Солярии долголетие также не способствует прогрессу. У нас же на Земле непрерывно происходит приток свежих молодых сил, которые жаждут перемен и не успевают закостенеть в своих обычаях. Наверное, в этом вопросе должен быть какой-то оптимум: человеческая жизнь должна длиться достаточно долго, чтобы человек успел многое сделать, но не так долго, чтобы общество состояло практически целиком из старых людей. На Солярии приток юности слишком медленен.
Интересно, интересно, пробормотал Минним.
Он взглянул на Бэйли, и в его глазах сверкнула усмешка.
А вы проницательный человек, инспектор, провозгласил он.
Благодарю вас, сдержанно ответил Бэйли.
Вы знаете, почему я хотел выслушать ваше мнение относительно Солярии? Лицо государственного секретаря выразило нескрываемое торжество. Мне хотелось знать, понимаете ли вы сами до конца, какие отличные новости вы привезли нам на Землю.
Подождите, я еще не все сказал! воскликнул Бэйли.
Конечно, не все, согласился Минним. Солярия ничего не может поделать с загниванием своего общества. Ее зависимость от роботов зашла слишком далеко. Роботы не могут превозмочь своей ограниченности. Ясно, что прогресс на Внешних Мирах должен приостановиться. И тогда кончится владычество спейсеров. Земле нечего будет опасаться, мы будем спасены. Новые сведения, добытые вами для нас, имеют решающее значение.
Но мы пока, на этот раз голос Бэйли звучал громко, обсуждаем только одну Солярию, а не все Внешние Миры.
Это неважно. Ваш солярианский социолог. Кимат, что ли?..
Квемот, сэр.
Ну, пусть Квемот Разве он не утверждал, что и другие Внешние Миры развиваются в том же направлении, что и Солярия?
Да, Квемот так говорил. Но, во-первых, он решительно ничего не знал о других Мирах, во-вторых, он никакой не социолог. Я вам об этом уже докладывал.
Ну, что же, этим займутся наши земные социологи.
Но у них же нет никаких данных, никакого фактического материала Мы же ничего не знаем о других Внешних Мирах, например, о могущественной Авроре?
Но Альберт Минним взмахнул выхоленной рукой, как бы отметая какие бы то ни было сомнения.
Наши люди займутся этим вопросом. И я уверен, что они согласятся с Квемотом.
Бэйли задумался. Ему было ясно, что Минним, а за ним, очевидно, и все остальные члены правительства твердо решили принимать желаемое за действительное. А в таких случаях результаты социологических изысканий всегда будут соответствовать желаемому. Особенно, если пренебречь некоторыми очевидными фактами. Что ему, Бэйли, делать? Пытаться объяснить государственному секретарю, как в действительности обстоят дела, или Его колебание длилось слишком долго. Альберт Минним заговорил снова. На этот раз его голос звучал по-деловому буднично.
Я хотел бы выяснить еще некоторые вопросы, связанные с делом Дельмара. Скажите, инспектор, в ваши намерения входило заставить Либига совершить самоубийство?
Мне нужно было заставить его сознаться, сэр. Конечно, я не предвидел полностью, как подействует на Либига приближение человекоподобного робота. Но, откровенно говоря, его смерть меня нисколько не огорчает. Он был весьма одаренным человеком и одновременно опасным маньяком.
Я согласен с вами, сухо заметил Минним, и считаю, что такой конец является весьма удачным. Но разве вы не понимали, какой опасности подвергались, если бы соляриане поняли, что Либиг никак не мог совершить самого акта убийства Дельмара?
Бэйли вынул изо рта трубку и ничего не ответил.
Ну, ну, инспектор, вы-то знаете, что Либиг этого не сделал. Убийство требовало личного присутствия, а Либиг предпочел ему смерть. Его конец полностью доказал это.
Вы правы, сэр, медленно проговорил Бэйли. Я рассчитывал на то, что соляриан так возмутит намерение Либига создать опасных для людей роботов, что они ни о чем другом и думать не станут.
Кто же, в таком случае, убил Дельмара?
Если вы хотите знать, кто фактически нанес ему удар, так же медленно продолжал детектив, то это жена покойного Гладия Дельмар.
И все же вы отпустили ее?
Морально она не была ответственна за свой поступок. Либиг использовал ее в своих целях. Он знал о ссорах между мужем и женой, знал, что у Гладии бывают вспышки безумного гнева, когда она не владеет собой. Он послал к Дельмару робота, которого со свойственным ему искусством подготовил для осуществления своих планов. В минуту слепой ярости Гладия получила оружие, которым, не помня себя, воспользовалась. Таким образом, с помощью Гладии и робота Либиг избавился от Дельмара. А потом он избавился бы от Гладии, обвиненной в убийстве. Очень хитро и ловко, не так ли, сэр?
Но рука робота должна была быть запачкана кровью и волосами убитого? сказал Минним.
Конечно, ответил Бэйли, но этим и иными роботами занялся не кто иной, как сам Либиг. Он стер из запоминающего устройства домашних роботов часть их наблюдений, а своего робота немедленно уничтожил. Единственная ошибка Либига заключалась в том, что он считал вину Гладии очевидной, и решил, что даже отсутствие орудия убийства не спасет ее. К тому же он не мог предвидеть, что расследованием дела займется профессиональный детектив.
Итак, после смерти Либига вы устроили так, чтобы Гладия Дельмар покинула Солярию? Вы это сделали, опасаясь, что соляриане, успокоившись, разберутся во всем сами?
Бэйли пожал плечами.
Ну, что ж, эта женщина достаточно настрадалась: от своего мужа, от Либига, от всей жизни на Солярии. Пусть попробует быть счастливой, если сможет.
А не думаете ли вы, инспектор, сухо возразил государственный секретарь, что вы пожертвовали законностью в угоду своему капризу или, что еще хуже, личным чувствам?
Худощавое лицо Элиа Бэйли стало суровым.
Нет, не думаю, сэр. Я не был связан законами Солярии. Главным для меня были интересы Земли. Не так ли? А эти интересы требовали, чтобы был обезврежен опасный маньяк. Что касается госпожи Дельмар, теперь Бэйли смотрел прямо в глаза Альберта Миннима, он делал сейчас рискованный ход, но чувствовал, что должен пойти на это, что касается госпожи Дельмар, то я воспользовался ею, чтобы провести важный эксперимент.
Какой эксперимент?
Я не знал, согласится ли она пренебречь обычаями и традициями, глубоко заложенными в нее с самого раннего детства. Жизнь на Солярии была для нее адом. Однако она могла и не суметь расстаться с этим привычным для нее адом. Но она поступила иначе. Она заставила себя покинуть негодный солярианский мир и искать новых путей в жизни. Для меня ее решение было символичным. Мне казалось, оно открыло врата спасения и для всех нас.
Для нас? воскликнул Минним. Что за чертовщину вы несете?
Я не имею в виду себя или вас, сэр, серьезно ответил Бэйли. Я имею в виду человечество в целом. Поймите, сэр, что существует еще один мир, напоминающий Солярию, и этот мирнаша Земля.
Что вы хотите этим сказать?
То, что я сказал, сэр, с воодушевлением продолжал Бэйли. Наша планетаэто Солярия наизнанку. Обитатели Солярии дошли до состояния полной изолированности друг от друга. Мыв полной изолированности от остальных Внешних Миров. Они замкнулись в своих пустых огромных поместьях. Мызаперлись в своих подземных городах. Мы, кулаки Бэйли были сжаты, глаза сверкали, в тупике!
На лице государственного секретаря было глубокое неодобрение.
Инспектор Бэйли, вы устали и измучены. Вы нуждаетесь в отдыхе. И вы получите месяц отпуска с полным сохранением содержания. После отпуска вас ждет повышение по службе. Я думаю, что вы можете твердо рассчитывать на перевод вас в класс С-9.
Благодарю вас, сэр, но это не то, чего я хочу. Я хочу, чтобы вы выслушали меня до конца. Для вас существует только один выход из тупика. Это выход наружу, в открытое пространство. Ведь, в конце концов, наши предки были первыми, кто заселил Внешние Миры.
Да, все это так, но боюсь, что наше время прошло.
Бэйли чувствовал нетерпение своего собеседника и его желание избавиться от тягостного разговора. Тем не менее он упрямо продолжал:
Спасаясь от могущественных спейсеров, покоривших Внешние Миры, мы запрятались глубоко под землю. Они стали властелинами, а мычервями. Они развивали технику, а мы уходили все глубже в недра земли. Разве это не так? В конце концов мы придем к полной деградации. Мы не должны чувствовать себя стоящими ниже спейсеров. Наоборот, мы должны соревноваться с ними, следовать за ними в том, в чем они сильны, и научиться противостоять им. если понадобится. А для этого прежде всего следует выйти в открытое пространство. Если мы не сможем сделать это сами, мы обязаны научить наших детей жить по-новому. Это жизненно необходимо, поймите, сэр.
Вы, безусловно, нуждаетесь в отдыхе, мой друг.
Выслушайте меня, сэр! неистово закричал Бэйли. Если все будет продолжаться так, как сейчас, могущественные спейсеры уничтожат нас в течение одного столетия. Поймите это, сэр.
Но
Я еще не кончил, сэр. Нельзя вечно обманывать землян иллюзиями. Больше так жить нельзя. Или мы выйдем на широкие просторы, к свету и солнцу, или мы погибли. Иного выбора для землян нет.
Да, да, успокаивающе закивал Минним, возможно, вы правы. А теперь до свиданья, инспектор.
Бэйли покинул государственного секретаря с чувством необычайной приподнятости. Он, конечно, не добился победы, но он и не ожидал быстрой и легкой победы. Переубедить таких, как Альберт Минним, нелегко, для этого потребуется немало времени и сил. Но, во всяком случае, Бэйли поколебал бездумную уверенность Миннима в своей непогрешимости и правоте.
Я уверен, думал Элиа Бэйли, пройдет некоторое время, и я снова отправлюсь во Внешние Миры. Ведь должны же существовать более разумные миры, чем Солярия. Еще одно поколение, и мы, земляне, выйдем на широкие просторы Галактики.
Подземный поезд мчал Бэйли домой. Скоро он увидит Джесси Поймет ли она его? А его сын Бентли. Ему уже семнадцать Что станет с Землей, когда у самого Бентли будет такой сын? Я верю, думал Бэйли, на Земле найдутся миллионы таких же, как я. Когда они почуют запах свободы, они пойдут навстречу ей. Только надо указать им путь.
Поезд набирал скорость. Бэйли оглянулся. Все кругом было залито искусственным светом. Мелькали огни, силуэты домов, стальные громады фабрик, и люди, повсюду огромные толпы людей, шумящих, толкающихся, мешающих друг другу Раньше все это было привычно Об этом он мечтал на далекой Солярии А сейчас это казалось каким-то чужим. Он не мог найти себе места во всем этом шуме и хаосе. Странно, но что-то переменилось в нем. В огромном чреве Земли для него больше не было места. Как новорожденный не может возвратиться в утробу матери, так и Бэйли не мог найти обратного входа в утробу подземных городов. Если то же самое произойдет и с другими, Земля снова возродится и выйдет навстречу Солнцу. Сердце Бэйли бешено колотилось, кровь стучала в его висках. Он поднял голову. Сквозь сталь и бетон он увидел его огненное, манящее к себе, сияющее Он увидел Обнаженное Солнце.
Айзек АЗИМОВБИЛЬЯРДНЫЙ ШАР
Джеймс Присспожалуй, мне бы следовало сказать профессор Джеймс Присс, хотя каждому, наверное, и без этого титула ясно, о каком Приссе идет речь, всегда говорил медленно.
Это я точно знаю. Мне довольно часто случалось брать у него интервью. Величайший был ум после Эйнштейна, но срабатывал всегда медленно. Присс и сам признавал это. Возможно, дело было в том, что Присс обладал таким гигантским умом, который просто не мог быстро работать.
Бывало, Присс что-нибудь скажет в медлительной рассеянности, затем подумает, затем добавит что-то еще. Даже к самым тривиальным вопросам его огромный ум подступался нерешительно, касался одной стороны проблемы, потомдругой.
Встанет ли завтра солнце? представлял я ход его размышлений. А что мы подразумеваем под словом встанет? Можно ли с уверенностью сказать, что завтра наступит? Не является ли в этой связи солнце понятием двусмысленным?
Добавьте к его манере речи вежливое выражение лица, довольно бледного, с глазами, взгляд которых не выражал ничего, кроме нерешительности, седые волосыжидкие, но аккуратно причесанные, деловой костюм всегда старомодного покроя и вы получите полное представление о профессоре Джеймсе Приссечеловеке, склонном к уединению и совершенно лишенном личного обаяния.
Вот почему никому и в голову не пришло заподозрить его в убийстве. И даже я сам не очень-то уверен. Как бы там ни было, он действительно думал медленно, всегда думал слишком медленно. Можно ли предположить, чтобы в один из критических моментов он вдруг ухитрился подумать быстро и сразу привести мысль в исполнение?
Впрочем, это неважно. Если он и совершил убийствоему удалось выйти сухим из воды. Теперь уже поздно ворошить это дело, и я бы вряд ли сумел чего-нибудь добиться, даже несмотря на то, что решил опубликовать этот рассказ.
Эдвард Блум учился с Приссом на одном курсе и, так уж сложились обстоятельства, постоянно с ним сотрудничал. Они были ровесниками и в равной мере убежденными холостяками, но зато во всем остальном являли собой полную противоположность.
Блумстремительный, яркий, высокий, широкоплечий, с громовым голосом, дерзкий и самоуверенный. Мысль Блума, как метеор с его внезапностью и неожиданностью полета, била в самую точку. В отличие от Присса Блум не был теоретикомдля этого ему недоставало ни терпения, ни способности сосредоточить напряженную работу ума на изолированной абстрактной проблеме. Он это сам признавал и, даже больше того, похвалялся этим.
Чем он действительно обладал, так это сверхъестественной способностью увидеть возможности практического применения теории. В холодной гранитной глыбе науки он) мел увидетьказалось, без малейшего усилиясложную схему удивительного изобретения. Глыба распадалась, и оставался шедевр человеческой мысли.
Это всем известно, и не будет преувеличением сказать, что все созданное Блумом всегда работало, патентовалось и приносило прибыль. К тому времени, когда ему исполнилось сорок пять лет, он стал одним из богатейших людей в мире.