Рога монсеньера тут же укоротились на целый дюйм, и в тот же вечер он уехал в Новый Ватикан.
Спокойно уплывали года, покрывая морщинами лица молодых когда-то братьев и серебря их виски. Извечная работа в монастыре продолжалась непрерывно, снабжая внешний мир тонкой струйкой многократно копируемых и заново переписываемых манускриптов. Брат Джерис предложил устроить типографию, но когда аббат спросил его о причинах, нашел лишь один ответ: «Чтобы увеличить объемы выпуска».
Вот как? И что ты будешь делать со всей этой бумагой в мире, который вполне устраивает общая неграмотность? Продавать селянам на растопку?
Разочарованный брат Джерис только пожал плечами, и скрипторий остался при чернильнице и гусином пере.
Но вот однажды весной, незадолго до Великого Поста, прибыл посланец с радостным известием. Процесс канонизации Лейбовича закончился. Вскоре соберется коллегия кардиналов, и основатель Ордена Альбертинцев будет вписан в святцы. Пока все радовались этой новости, аббатуже ссохшийся и впавший в детствовызвал пред очи свои брата Френсиса и прохрипел:
Его Святейшество требует твоего присутствия во время канонизации Исаака Эдварда Лейбовича. Собирайся в дорогу. Потом ворчливо добавил:И не грохнись тут в обморок.
Путешествие до Нового Ватикана должно было занять не менее трех месяцев, а может, и больше, поскольку продолжительность его зависела от того, как далеко сумеет забраться брат Френсис, прежде чем банда разбойников, встречи с которой ему все равно не избежать, лишит его осла. Френсис отправился в одиночку и без оружия. С собой он взял только нищенскую плошку и украшенную копию схемы Лейбовича, молясь, чтобы ее у него не отняли. Однако в качестве средства предосторожности он наложил черную повязку на правый глаз, поскольку даже упоминание о наведении чар могло обратить в бегство шайку суеверных селян. Так вооруженный и экипированный, двинулся он в путь, послушный вызову первосвященника.
Спустя два с лишним месяца он встретил своего разбойника на горной дороге, извивавшейся среди деревьев и удаленной от каких-либо селений. То был невысокий мужчина, сильный как бык, с блестящей лысиной и челюстью, подобной гранитной плите. Он стоял посреди дороги, широко расставив, ноги и скрестив на груди мощные лапы, и разглядывал небольшую фигурку на осле. Разбойник был вроде бы один, вооруженный только ножом, которого даже не вынул из-за пояса. Его появление несколько разочаровало брата Френсиса, поскольку втайне он мечтал о новой встрече с паломником.
Слазь, сказал разбойник.
Осел остановился. Брат Френсис сдвинул с головы капюшон, чтобы показать повязку на глазу, и коснулся ее пальцем, а затем стал медленно поднимать, словно желая открыть нечто ужасное. Разбойник откинул голову назад и разразился смехом, который мог бы исходить из глотки самого дьявола. Френсис пробормотал какое-то заклинание, но разбойника это явно не испугало.
Вы, болтуны в черных мешках, затаскали этот фокус много лет назад, заявил он. Слазь.
Френсис улыбнулся, пожал плечами и без слова протеста слез с осла.
Желаю тебе доброго дня, господин, весело сказал он. Можешь взять себе осла. Думаю, пешая прогулка пойдет мне на пользу. Он улыбнулся и хотел идти дальше.
Подожди-ка, остановил его разбойник. Раздевайся догола. И посмотрим, что у тебя в суме.
Брат Френсис коснулся нищенской миски и беспомощно развел руками, но разбойник снова лишь насмешливо рассмеялся.
Видел я уже и этот номер с миской, сказал он. Последний парень, изображавший нищего, носил в башмаке золото. А теперь снимай тряпки.
Брат Френсис выставил напоказ свои сандалии, после чего принялся раздеваться. Разбойник обыскал его одежду, ничего там не нашел и бросил ему обратно.
А теперь покажи, что у тебя в суме.
Это просто документ, господин, запротестовал монах. Он ценен лишь для своего владельца.
Открой.
Френсис молча повиновался. Позолота и цветные украшения ярко засверкали в лучах солнца, продирающихся сквозь густые листья. Разбойник открыл рот и тихо присвистнул.
Красивая безделушка! Моя женщина наверняка захочет повесить это на стене.
Он продолжал смотреть молча, пока брату Френсису не стало плохо. «Если Ты послал его, чтобы испытать меня, мысленно молился он, позволь мне умереть, как пристало мужчине, и пусть он возьмет это с трупа Твоего слуги, раз уж так должно быть».
Сверни это, решил наконец разбойник.
Господин, прошу тебя, плаксиво заговорил монах, не забирай у человека плод трудов его жизни. Пятнадцать лет украшал я сей манускрипт и
Смотрите-ка! Ты сделал это сам? Разбойник откинул голову назад и вновь рассмеялся.
Френсис покраснел.
Не вижу в том ничего смешного, господин
Задыхаясь от смеха, разбойник ткнул в него пальцем:
Ты! Пятнадцать лет, чтобы сделать игрушку из бумаги! Так вот чем ты занимаешься. А теперь скажи, зачем? Дай хоть одну осмысленную причину. Пятнадцать лет, ха-ха!
Френсис остолбенело смотрел на него, не в силах придумать ответ, который уменьшил бы презрение бандита.
Он осторожно протянул документ. Разбойник взял его двумя руками и сделал движение, словно хотел разорвать пополам.
Иисус, Мария, Иосиф! душераздирающе крикнул монах и рухнул на колени. Ради господа, пощадите!
Разбойник несколько смягчился и, презрительно фыркнув, швырнул манускрипт на землю.
Я буду сражаться с тобой за это.
Все, господин, все, что угодно!
Они приняли боевую стойку. Монах перекрестился, вспомнил, что борьба была некогда священным спортом, и ринулся в бой.
Три секунды спустя он постанывая лежал на земле, придавленный горой мускулов. Острый камень, казалось, рассекал ему спину пополам.
Хе-хе, захохотал разбойник и встал, чтобы забрать добычу. Сложив руки, как для молитвы, брат Френсис пополз за ним на коленях, моля изо всех сил.
Бандит обернулся.
Думаю, ты целовал бы мои башмаки, чтобы это вернуть.
Френсис поравнялся с ним и страстно поцеловал его башмаки.
Это оказалось слишком даже для такого крепкого орешка, каким был разбойник. С проклятием швырнув манускрипт на землю, он забрался на осла монаха. Брат Френсис схватил ценный документ и побежал рядом с бандитом, многословно благодаря его и осыпая благословениями, пока тот удалялся на его осле. Наконец послал последнее благословение исчезающей фигуре и возблагодарил Господа, что существуют такие благородные разбойники.
И все же, когда бандит скрылся среди деревьев, монаху вдруг стало грустно. Пятнадцать лет, чтобы сделать бумажную игрушку Насмешливый голос продолжал звучать у него в ушах. «Зачем? Дай хоть одну осмысленную причину».
Френсис не привык к бесцеремонности внешнего мира, к его жестоким обычаям и грубому поведению. Язвительные слова разбойника здорово задели его, и он шел дальше, опустив голову. У него даже возникла мысль бросить документ в заросли и оставить на милость погоды, но отец Жуан предложил взять манускрипт в качестве дара, поэтому он не мог явиться с пустыми руками. Успокоившись, он отправился дальше.
Наступил долгожданный час. Торжественная церемония началась как великолепный спектакль звуков, полных достоинства движений и живых цветов, в величественной базилике. И когда Дух был наконец вызван, один из монсеньеровФренсис заметил, что то был де Симон, адвокат святого, встал и обратился к святому Петру, чтобы тот молвил устами Льва XXII, одновременно приказав собравшимся слушать.
Затем папа спокойно объявил, что Исаак Эдвард Лейбович является святым, и церемония закончилась. Этот древний и никому неизвестный техник принадлежал теперь к сонму святых господних, и, когда хор запел, брат Френсис добросовестно помолился своему новому патрону.
Его Святейшество быстро вошел в зал для аудиенций, где ждал его брат Френсис, застигнув врасплох маленького монаха, который на мгновение лишился дара речи. Он торопливо встал на колени, чтобы поцеловать Кольцо Рыбака и получить папское благословение, а когда встал, понял, что держит за спиной прекрасный документ, словно стыдится его. Папа заметил это движение и улыбнулся.
Ты принес какой-то дар, сын мой? спросил он.
Монах нервно проглотил слюну, тупо кивнул и вынул руку из-за спины. Наместник Христа долго с каменным лицом смотрел на рисунок. С каждой уходящей секундой на сердце у брата Френсиса становилось все тяжелее.
Этотак пробормотал он, жалкий дар. Мне стыдно, что я потерял так много времени на
Папа, казалось, его не слышал.
Ты понимаешь значение символики святого Исаака? спросил он, с интересом разглядывая абстрактный рисунок транзисторной цепи.
Френсис молча покачал головой.
Что бы это ни значило начал папа и замолчал, а потом улыбнулся и сменил тему разговора. Френсису оказали такую честь не потому, что принято какое-то официальное решение по делу паломника. Его пригласили в Новый Ватикан благодаря роли, которую он сыграл в обнаружении очень важных документов и реликвий святого, независимо от того, как они были найдены.
Френсис пробормотал слова благодарности. Папа снова взглянул на разрисованную схему.
Что бы это ни значило, тихо повторил он, эта частица знания, хоть и мертвая, когда-нибудь оживет. Он улыбнулся онемевшему монаху и многозначительно подмигнул. И мы будем хранить ее до того самого дня.
Только тут Френсис заметил, что мантия папы изрядно потрепана, в ковре, покрывавшем пол, протерты дыры, а с потолка осыпался гипс.
Однако на полках, тянувшихся вдоль стен, стояли книги. Красивые, разноцветные книги, рассказывающие о непонятных вещах, скопированные людьми, задачей которых было не понимать, а спасать. И книги эти ждали.
Прощай, сын мой.
И маленький хранитель светильника знаний, шаркая ногами, пошел обратно в свое аббатство. Сердце его пело, когда он подходил к логову разбойника. А если разбойника не окажется на месте, брат Френсис собирался дождаться его возвращения. На сей раз у него был ответ на его вопрос.
Пол АндерсонKYRIE(Перевод с англ. И. Невструева)
На одной из высоких вершин Лунных Карпат стоит монастырь святой Марты из Бетании. Его стены сложены из местного камня; темные и высокие, как склоны горы, они вздымаются к вечно черному небу. Если вы подойдете туда со стороны Северного Полюса, прижимаясь пониже, чтобы защитное поле Дороги Платона прикрывало вас от метеоритов, то увидите, что венчающий вершину горы крест торчит в противоположную сторону от голубого кружка Земли. Колокольный звон оттуда не слышен на Луне нет воздуха.
Вы можете услышать его в канонические часы внутри монастыря и в расположенных внизу склепах, где трудятся машины, поддерживающие условия, напоминающие земную среду. Если вы задержитесь там подольше, услышите, как колокола зовут на траурную мессу. Стало уже традицией, что у святой Марты молятся за тех, кто погиб в Космосе. С каждым уходящим годом их становится все больше.
Этим занимаются сестры. Они помогают больным, калекам, безумнымвсем тем, кого Космос раздавил и отбросил. На Луне их полно; одни изгнанники не могут уже выносить земное тяготение, других боятся как разносчиков инфекции с какой-нибудь далекой планеты, третьи оказались здесь потому, что люди слишком заняты передвижением границ своих владений, чтобы тратить время на свои поражения. Сестры носят космические скафандры и аптечки так же часто, как рясы и четки.
Однако им дано время и на созерцание. Ночью, когда блеск Солнца гаснет на две недели, ставни в часовне открываются и звезды смотрят сквозь пластиковый купол на пламя свечей. Они не мигают, а их свет холоден, как лед. Особенно часто приходит сюда одна монахиня, молясь о покое для душ своих близких. Настоятельница всегда старается, чтобы она могла присутствовать на ежегодной мессе, которую заказала перед тем, как принять обеты.
Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Kyrie eleison, Christe eleison, Kyrie eleison.
В состав экспедиции к Сверхновой Сагиттарии входили пятьдесят человек и пламя. Экспедиция проделала долгий путь с околоземной орбиты, остановившись на Эпсилоне Лиры, чтобы забрать своего последнего участника. После этого она приближалась к цели поэтапно.
Парадокс: время является аспектом пространства, а пространствовремени. Вспышка произошла за несколько сотен лет до того, как на Последней Надежде ее увидели люди, участвовавшие в длящейся целые поколения программе исследования цивилизации существ, совершенно отличных от нас: однажды ночью они посмотрели вверх и увидели свет такой яркий, что предметы отбрасывали тени.
Через пару столетий после этого световая волна достигла бы Земли, но была бы так слаба, что на небе появилась бы просто еще одна светлая точка. Однако за это время корабль, перепрыгивающий пространство, сквозь которое тащится свет, мог бы изучать растянутую во времени смерть большой звезды.
Приборы с определенного расстояния записали происходившее перед взрывом: коллапсирующая огненная масса, когда выгорели остатки ядерного топлива. Один прыжок, и они увидят случившееся столетие назад: судорогу, бурю квантов и нейтронов, излучение, равное тому, которое имеет суммарная масса ста миллиардов солнц этой галактики.
Излучение исчезло, оставив после себя пустоту в пространстве, а «Ворон» подошел ближе. Преодолев пятьдесят световых летпятьдесят лет! он изучал сжимающийся шар в центре тумана, сверкавшего как молния.
Спустя еще двадцать пять световых лет главный шар уменьшился еще больше, а туманность расширилась и поугасла. Но теперь расстояние было гораздо меньше, поэтому все казалось крупнее и ярче. Созвездия бледнели в сравнении с ослепительным жаром, на который невозможно было смотреть невооруженным глазом. Телескопы показывали голубовато-белую искру в центре переливающегося всеми цветами радуги облака с неровными краями.
«Ворон» готовился к последнему прыжку в непосредственную близость к Сверхновой.
Капитан Теодор Шили совершал свой последний короткий обход. Корабль мурлыкал вокруг него, мчась с ускорением одно «же», чтобы достигнуть требуемой скорости. Гудели двигатели, чирикали контрольные устройства, шумели вентиляторы. Капитан чувствовал распирающую его силу. Однако вокруг был равнодушный и холодный металл. Сквозь иллюминаторы видны были мириады звезд, призрачная арка Млечного Пути; кроме того, там была пустота, космическое излучение, холод, близкий к абсолютному нулю, и невообразимая отдаленность от ближайшего человеческого очага. Он должен был доставить своих людей туда, где никто еще не бывал, в среду, которой никто не мог сказать ничего определенного, и это его мучило.