Это не работа.
Что? Не понял, говори громче!
Это не работа. Это издевательство.
Издевательство? недоверчиво переспросил Василий. Ты сказал: издевательство?
Завелся, подумал Олег. Тоже завидует. Или «кроко-дильчик» отыграл свое. Когда заканчивается веселье, приходит раздражительность.
А ты помнишь, каким ты был, когда я в последний раз видел тебя за периметром? холодно спросил Василий. Или напомнить?
Не надо. Олег поежился. Память часто подводила его в последнее время, но это он помнил хорошо.
Пустырь за школой помнишь? Ты валялся в пыли, а малолетние придурки стояли вокруг тебя и ржали. И ты позволял им, потому что Василий сделал паузу и продолжил, старательно выделяя каждое слово: Потому Что у Них Были Деньги, а Тебе Была Нужна Доза. И голубя Он пролежал на солнце три дня. От него даже кошки шарахались. Ты помнишь голубя?
Не надо, зажмурившись, попросил Олег. Пожалуйста, не надо. Ты прав, это работа, работа, работа, работа, это ЧЕРТОВА РАБОТА!
Вот именно, не надо! Казалось, вспышка отчаяния, выплеснувшаяся в крике, пошла на пользу обоим. Василий с шумом выдохнул и заговорил спокойнее: Это работа, Олеж. И, кстати сказать, не пыльная. Заработок небольшой, но стабильный. Опять же дозы тоже небольшие, но гарантированные. Если ты не полный дебил, то хотя бы на «крыску» в день накреативишь. А одной «крыски», в принципе, хватает на три дня.
На три дня чего? не выдержал Олег. Жизни?
На три дня, чтобы не сдохнуть, спокойно ответил Василий. Кстати, я уже говорил, что, выдавая зарплату таблетками, государство экономит на посредниках? пошутил он и сам же рассмеялся. А квартира? Пусть в обшарпанной «лужковке», зато отдельная, с удобствами и телефоном, не забывай про это! Или тебе больше нравилось мыкаться по чердакам и подвалам?
Нет. Не больше.
Олег закрыл глаза и увидел «крыску». Целую россыпь «крысок», мелких темно-серых драже, шероховатых на ощупь и кислых на вкус. «Крыска», или «крыска-лариска», в пятибалльной системе оценки соответствовала единице. Шершавую круглую таблетку ты получал не за креатив, а за саму попытку сделать что-то креативное. В качестве аванса. Одна «крыска» давала успокоение на два часа. Полное успокоение. Ты мог провести все это время без единого движения, без единой мысли, зачарованно глядя, как часовая стрелка обегает циферблат.
Ну а что тогда? не унимался Василий. Ты радуйся, балда, что живешь в демократическом государстве, которое одинаково заботится обо всем электорате. И о нормальных людях, и об отбросах общества вроде тебя.
И тебя! напомнил Олег.
И меня, легко согласился Василий. Нас. Таких, как мы, Олежка, безнадежно зависимых, уже двадцать пять процентов. Четверть от всего трудоспособного населения. Лечить нас поздно, сажать вроде не за что, а пристрелить, чтоб не мучились как же это? Неловко? Некультурно? Неспортивно?
Негуманно, подсказал Олег.
О, негуманно! Хотя, кстати сказать, в каком-нибудь Китае нас давно бы расстреляли. На Кипре депортировали из страны. В Штатах бросили бы догнивать в трущобах. А здесь нас просто и изящно перепоручили заботам иностранных инвесторов. Передали для утилизации, как какие-нибудь ядерные отходы, тем же киприотам, американцам и китайцам, которые хотят делать бизнес в России. Ты не помнишь, сколько сотрудников в московском штате «Creative Unlimited»?
Не помню.
Неважно. Допустим, десять тысяч. Значит, по закону о пропорциональном найме получается, что из этих десяти только семь с половиной реальные работники, все остальные торчки, статистический мусор. Который тем не менее тоже нужно обеспечивать рабочими местами, заработной платой и собственно работой. А все почему?
Почему? покорно повторил Олег.
Да потому, что мы живем в стране гарантированных возможностей. Не равных, не надо путать, но гарантированных. Будь они равными, мы бы с тобой сейчас сидели в стерильном офисе и с тоской смотрели на часы. А так делай что хочешь, хоть спи, хоть не знаю на голове стой, только изредка шевели мозгами, креативь помаленьку и не уходи от телефона дольше чем на полчаса. Так что радуйся, что рабочее место внутри Садового кольца стоит больше, чем квартира в этих выселках.
Я радуюсь.
А чего так печально? Тема надоела?
И тема тоже.
А что делать? Нас тысячи, понимаешь? На всех интересных тем не напасешься. Да и любая тема рано или поздно приедается. Думаешь, мне не надоело каждый день на звонок заказчика отвечать «Здравствуйте. Это автоответчик»? Еще как надоело! Так ведь на то мы и люди творчества.
Творчества? Олег скривился. Где ты видишь творчество? Это не бей лежачего! Это лишь бы отвязаться! И снова сорвался на крик: Да я стихи писал, понял, ты? Стихи!
Я помню, очень спокойно сказал Василий.
Помнишь?
Ну да.
Сам Олег не смог бы процитировать ни одного стихотворения. Ни единой строчки. Помнил только, что в те годы порывы вдохновения случались куда чаще и он, соответственно, больше времени проводил верхом на табурете, исписывая страницу за страницей.
Я не могу так больше, пожаловался он. Я хочу выйти.
Куда? удивился Василий. Зачем? Что ты собрался искать? Мы на охраняемой территории. Здесь нет ничего. Только в маленьком кожаном портфельчике, который тебе и так принесут, только дождись звонка. Или ты имеешь в виду?
Да. Вообще выйти. За периметр.
Ах та-ак, протянул Василий. Тогда иди. С богом! Никто не держит. Но ты ведь знаешь, что будет потом. Это сейчас ты сходишь с ума, ожидая звонка. Но как только ты выйдешь за дверь, они немедленно позвонят и будут звонить полчаса. Потом перепрограммируют электронный замок и аннулируют твой пропуск. Ты никогда не вернешься назад. Креативу не нужны сотрудники, к которым нет доверия.
А мне не нужно их доверие. Мне Мне вообще ничего не нужно!
Ладно. Василий устало вздохнул. Это беспредметный разговор. Ты просто не в себе, Олеж, и я прекрасно тебя понимаю. Расслабься. Успокойся. Тебе обязательно позвонят, и все наладится. Может быть, они уже звонят тебе, а мы только зря занимаем линию. Так что пока. Я Пока.
Горячая трубка запиликала в руке. Олег бездумно опустил ее на рычаг и тут же снова поднес к уху проверить гудок. Гудок был. А вот воды не было, о чем свидетельствовала записка на дверце холодильника. Теплая струя, хлынувшая из крана, отдавала хлоркой. Олег не стал связываться с чайником: сколько можно! Вместо этого он достал из-под морозилки кассету для льда, наполнил водой и установил на прежнее место.
Лед, подумал Олег. Шипы. Экономя на шипованной резине
Он привычно оседлал табурет, но, кроме этих четырех слов, не выдавил из себя ничего. Мысли пробуксовывали, как лысые шины на подмерзшем асфальте. Олег не сумел вспомнить даже те фразы, которые продиктовал Василий. В памяти засело только «рискуешь», от которого, похоже, невозможно избавиться. Рискуешь, обреченно подумал он и прислонился лбом к оконному стеклу.
Дождь прошел, но улица оставалась пустынной. Местные обитатели, как и Олег, томились каждый в своей клетушке и ждали гарантированной порции счастья. Возможно, они точно так же стояли сейчас у окна, жадно смотрели, как запоздавшие капли скатываются по наезженным дорожкам, и до звона в ушах вслушивались в тишину, которую вот-вот разорвет резкая трель телефона. Возможно, но как проверишь? Олег редко встречался с кем-то из них. Даже с Василием, хотя тот жил прямо через двор. С расстояния в двадцать метров Олег видел глухую стену его дома: серые квадратные панели и ни одного окна. Все окна во всех кондоминиумах, состоящих из типовых однокомнатных квартир, как и положено, выходили на юг От этого казалось, что дома смотрят друг другу в затылок, похожие на арестантов, которых выстроили в колонну по двое и ведут куда-то. И, глядя, как крайняя пара домов почти упирается в высокую стену периметра, нетрудно было догадаться, куда и зачем их ведут. «На медленный расстрел, подумал Олег. В каком-то смысле мы все-таки в Китае».
Когда-то это был военный городок. Теперь здесь жили те, кого не призовут на службу даже в случае войны.
Не верю! сказал Олег, срывая с холодильника листок, на котором подозрительно знакомым почерком было написано: «Проверено, воды нет!» И оказался прав. То есть обнаруженные внутри емкости действительно были пустыми, включая непрозрачную бутылочку «Пепси», зато под морозилкой его ждала кассета для льда с еще не застывшей, но приятно охлажденной водой. Олег в два глотка выпил воду и вытер ладонью мокрый подбородок. Мокрая дорога, подумал он. Выезжая на мокрую дорогу Олег с надеждой посмотрел на табуретку, но не почувствовал ответного зова. Тогда он подошел к телефону и набрал номер Василия. Единственный номер, каким-то чудом задержавшийся в памяти.
Да-а-а-а? сказала трубка, и одного этого «Да-а-а-а?», протяжного и умиротворенного, хватило, чтобы Олег задохнулся от обиды.
Василию позвонили! Опять! Кто-то из креативных оценщиков, этих безликих существ, которых на службе у «Creative Unlimited», вероятно, не одна сотня. Позвонили, молча выслушали заготовки и, прежде чем дать отбой, обронили фразу, которая для любого окрестного жителя стократ важнее, чем «Локо выиграл чемпионат», «Я тоже люблю тебя» и даже «Сборник ваших стихов подписан в печать». «Ждите, сказал мужской подчеркнуто вежливый голос, а может, женский подчеркнуто вежливый голос. Сейчас к вам придет курьер». И курьер приходил, Олег видел это будто воочию. Молодой паренек в форме; он остановился в прихожей, позвякивая цепочкой, расстегнул на коленке коричневый портфель, затем, сверившись с ведомостью, отсчитал положенную сумму денег и, что важнее, положенную меру таблеток.
Это было нечестно, и Олегу хотелось кричать об этом. Почему одним все, а другим ничего? Потому что сочинителю остроумных записей для автоответчика нужно постоянно быть в тонусе, в то время как автора мрачных социальных слоганов лучше подержать в черном теле? Но ведь это нечестно!
Ему хотелось кричать, но он не стал. Только спросил срывающимся голосом:
Что что тебе дали?
Мне-е-е? ласково уточнил Василий. Два «шапокляка» и ветро-верто-ветролет. Он засмеялся. Это был резкий, похожий на карканье смех, который самому Василию наверняка казался мелодичным, как звон хрусталя.
Поделись, а? зажмурившись от отчаянья, попросил Олег. Взаймы.
Э-э-э как это?
Ну, я же тоже в некотором роде поучаствовал, напомнил Олег, чуть не плача. Соавтором. Василий молчал, и Олег использовал последнюю возможность, чтобы достучаться до ускользающего сознания приятеля: Ну, про города: Москва, Арзамас Это же я придумал! Тебе ведь за них дали «вертолет»? Но я не прошу «вертолет», быстро добавил он, хотя голубая таблетка с восьмеркой-бесконечностью на боку медленно вращалась перед его мысленным взором. Да это и бесполезно, ты же с него начал, правда? Хотя бы «шапокляк», а? Половиночку
Ой-й-й, не-ет, протянул Василий. Олег представил себе ощущения приятеля легкость, невыносимая легкость, когда твое тело ничего не весит, ноги как будто парят над полом, а руки сами взлетают к потолку, и прикусил щеку, чтобы не застонать от досады и зависти. Твои города не при-годил-лись. Ха-ха! Не при-годил-лись. Я сам придумал третью запись, все-е са-ам.
Сам? А о чем она?
Да та-а-ак
Ладно, сдался Олег. Но тогда хотя бы Ты ведь сейчас пойдешь в магазин, да? Будь другом, купи мне каких-нибудь орешков и он проглотил сухой комок, воды. Побольше воды, любой: минералки там, «Фанты», хорошо? А я тебе отдам, когда
«Ф-фанты»! фыркнула трубка и захихикала. Ну ты юм-мори-ист! Скажешь тоже: «Ф-фанты»!
Эй, погоди, засуетился Олег. Не пропадай!
Но трубка только расслабленно хихикала в ответ. Потом запищала часто, прерывисто.
Я не могу так. Олег покачал головой, с отвращением посмотрел на трубку и замахнулся для яростного броска. В последний момент передумал, аккуратно положил на рычаг, снова снял и проверил гудок. Просто не могу.
Сухой язык наждаком скреб по небу. Олег распахнул дверцу холодильника и беззвучно заскулил. На полках было пусто, к этому он уже привык, но и под морозилкой было пусто, и это его добило. Отделение, куда он совсем недавно вставил кассету с водой, зияло издевательской пустотой.
Я не могу! закричал он в подсвеченное нутро холодильника. Я не могу, я писал стихи, слышите? Слышите вы все?!
Задев дверцу плечом, Олег подошел к окну и дернул на себя створку стеклопакета. Та не поддалась. Он дернул еще раз и застонал от бессилия.
Это не жизнь. Олег попытался заплакать, но не смог выдавить из обезвоженного организма ни слезинки. Это все равно не жизнь. Я писал Вдохновение С ногами
Он внимательно посмотрел на табурет, затем взял его за ножки и, подняв над головой, шагнул к окну. В некотором смысле это тоже было вдохновение.
Я так не могу. Я так Это не жизнь, убежденно сказал он, но вместо того, чтобы разбить стекло, прислонился к нему лбом и взглянул на площадку перед подъездом, которая с высоты двадцатого этажа казалась не больше носового платка. Нет, не так. Как только решение было принято, Олег неожиданно для себя успокоился. Слишком высоко. Пока долетишь, успеешь испугаться и он нервно хихикнул, передумать. Не так.
Взгляд его скользнул вдоль ограды периметра, высокой кирпичной стены, украшенной поверху тройным кружевом колючей проволоки. Выходить за нее не возбранялось никому. Вернуться назад было невозможно. Местный КПП работал по принципу выпускающего клапана. Предполагалось, что ни один торчок в здравом уме не покинет свой маленький однокомнатный рай, в котором ему гарантировано пусть маленькое, но ежедневное счастье. Что же до тех, у кого со здравым умом проблемы Как сказал бы Василий, Креативу не нужны идиоты.
Сами вы идиоты пробормотал Олег и улыбнулся своему отражению в оконном стекле.
Его влекло туда мимо серых домов и безлюдных дворов, мимо молчаливых охранников с автоматами и овчарок-нюхачей, за периметр. На волю. Не для того, чтобы найти там свое место и начать все сначала, Олег прекрасно понимал, что это невозможно. Просто в последний раз вдохнуть сырой воздух свободы, поглазеть на яркие витрины и афиши кинотеатров, потолкаться в толпе пешеходов, постоять перед светофором и, выждав, когда какой-нибудь лихач помчится на красный свет, сделать три шага вперед и распрощаться с белым.