Вог ваш хокалает! выкрикнул Лютер, затем повернулся к своему воинству. Андрей! Иоанн! Фаддей! Фил... Иуда! Пятерка зомби выступила вперед, включая Филиппа, чье смутное сознание не позволяло решить, вызвали его все-таки или нет. Лютер раздраженно махнул ему, делая знак отступить. Именно этим четырем Лютер всегда доверял ответственные задания, и причина секрета не составляла. В именах всех прочих присутствовала буквы "Б", "М" или "П". "Ф" и "Р" Лютер еще кое-как выговаривал. Имена же двух третей его учеников оказывались для него непроизносимыми скороговорками.
Наштухайте на невелных, приказал он им. Ходавите глешников! «В хлавенеющем огне швелшитца отвщение не хожнавшив Вога и не хоколяющився влаговештвованию Гошхода нашего!» Второе Фешшалоникийцав! Один! Вошевь! Вхелед, вой ученики!
Лютер смотрел, как все четверо идут в огонь. С ними все кончено, однако вначале они нанесут некоторый вред. Апостолы уже ощетинились стрелами, на которые не обращали ни малейшего внимания, как и на то, что горят. Какое это имело значение, раз они уже были мертвы?
Бывший пастор Лундквист отвернулся от зрелища. Боли он уже не чувствовал, и ничего похожего на сомнение тоже, но порой в него закрадывалось чувство, заставлявшее его шарить в потемках. Примерно так мог шарить в потемках слепой, глухой и четвертованный. Прежде всего Лютера тревожило, что от него к своему разрушению уходит Иуда. Пожалуй, это был уже двадцатый потерянный им «Иуда». Что-то всегда заставляло Лютера выбирать Иудами самых крупных, сильных и менее разложившихся рекрутов. Что, он не знал.
Было и что-то еще. Как ни пытался, Лютер не мог извлечь из себя даже самое туманное представление, кто такие фессалоникийцы.
Лишь привычка вывела Лютера в предместья городак тропе, что вела к старому кладбищу. Он не ожидал ничего найти.
Но ему пофартило.
Там оказались шесть погребальных костров, которые еще предстояло возжечь, и даже недавно взрытая почва. Приближение Лютера очевидно отпугнуло могильщиков, которые намеревались сжечь трупы. А разве можно здесь было кого-нибудь по-настоящему схоронить?
Двумя вещами, по поводу которых в Беллинзоне соглашались почти все, были смерть и безумие. Безумных оставляли в покое, пока они не буйствовали. А мертвецов поскорей сжигали. Перед лицом смерти преобладало перемириеединственный пример общности духа, какой когда-либо проявлялся в Беллинзоне. Все помогали доставлять мертвецов на кладбище, где их сжигали по обычаю, взятому у живших на берегах Ганги индусов.
Так было не всегда. В городе, где девяносто процентов жителей никаких родственников не имели, трупы просто игнорировали. Они могли гнить сутками, пока кого-нибудь не охватывало такое отвращение, что он пинком сбрасывал тело в воду и позволял ему утонуть.
Но затем трупы начали всплывать, лезть через борта лодок и таиться в укромных уголках. Тогда бдительные и феминистки организовали похоронные ритуалы.
Погребение ничего хорошего не принесло. Мертвецы выползали из могил. Единственным верным методом стала кремация.
Но для этого нужно шпелва лажжечь огонь, принялся зубоскалить Лютер. Плинешыте вне тела, приказал он оставшимся апостолам. Порывшись в грязи, Варфоломей и Симон Петр явились с расчлененным трупом. Кто-то, похоже, решил, что сможет так поломать систему, но Лютеру лучше было знать. Даже такое было во власти всемогущей Госпожи.
Трупы оказались самые что ни на есть свежие, не считая одного, пролежавшего уже пару суток. Один был в белом саванебогатей, учитывая цены на ткань в Беллинзоне. Остальных оставили голыми. Распоров ткань на физиономии богатея, Лютер сразу понял, что это Иуда Искариот.
Он ввел себя в легкое исступление. Оно и близко не походило на то священное буйство, что он обрушил на феминисток; воскрешение было делом обычным, вроде раздачи облаток. Приведя себя в нужное состояние, Лютер опустился на колени и по очереди поцеловал каждую пару холодных губ. Ему пришлось подождать, пока Петр сложит из кусков последнего.
Через считанные минуты трупы начали открывать глаза. Апостолы помогали им встать на ноги, а Лютер тем временем наблюдал за процессом зорким оком старшины роты. Черная женщина будет Фаддеем, решил он. А тот китаец станет отличным Иоанном. Имена Лютер присваивал, не обращая ни малейшего внимания на пол. Через несколько недель его так или иначе будет чертовски нелегко определить.
Семь новых зомби были слабы и неустойчивы. Понадобится десять-двадцать оборотов, чтобы они смогли набрать полную мощь. У расчлененного, конечно, на это уйдет больше. Лютер отнесет его в леса и оставит там с двумя другими, которые пока не понадобятся. В конце концов они вместе доберутся до Преисподней. Лютер всегда путешествовал именно с Двенадцатью.
У берега реки Лютер преклонил колена в молитве.
Добро, зловсе это уже больших различий не имело. Лютер мог испытывать и гнев, и ненависть, и религиозный экстаз, который сильно смахивал и на гнев, и на ненависть. Ближе всего Лютер подходил к ощущению благатак, как его мог понять Артур Лундквист, это когда он соединялся с Богиней. Когда молился.
Лютер нечасто это делал. Богиня была женщина занятая и не любила, когда ее отвлекали по пустякам. Просто не добиться ее ответа было уже достаточно мучительно. Но Ее упрек мог бросить Лютера на землю, будто какую-нибудь букашку. Однако сегодня Она слушала, и Она отвечала. Лютер узнал, где ребенок. Поднявшись на ноги, он собрал свое воинство и дал приказ на выступление.
Он только надеялся, что эта сукина дочь Кали не поспеет до «Смокинг-клуба» раньше него.
ЭПИЗОД VI
После купания в источнике Сирокко почувствовала усталость. Так бывало не всегда. Когда она была моложе, купание наполняло ее такой энергией, что это бывало едва ли не мучительно. Два-три дня она не нуждалась в пище. Крис говорил, что у него до сих пор так. Ну да, ему всего-навсего сорок девять. Так же, наверное, будет и с Робин. Но в последние лет пятьдесят Сирокко после омоложения требовалось немного полежать.
Делала она это не у источника, соблюдая известный «принцип водопоя». В Дионис могли прийти враги. Они могли прийти к источнику, зная, что Сирокко каждые три килооборота приходится его посещать.
Так что она отправлялась к одному уединенному озерцу примерно в пяти милях от «Смокинг-клуба». Там был пляж черного песка, мелкого как пудра и теплого от подгейского тепла.
С удовольствием потянувшись, Сирокко подложила под голову рюкзак и задремала.
Искра заметила их, когда они показались на мосту. Какое-то время она не понимала, кто идет рука об руку со здоровенным волосатым мужчиной, хотя на самом деле сомнений тут быть не могло. Робин была в одних шортах, и татуировки, придававшие ее телу уникальность, так и бросались в глаза. Змеи казались почти живыми. Робин светилась такими яркими красками, какие Искра знала только из фотографий ее матери в молодые годы. Пожалуй, краски даже стали еще ярче. Золотистые фрагменты, казалось, сияли, а красные, лиловые, зеленые и желтые переливались будто редкие самоцветы. Маленькая ведьма выглядела как коричневое рождественское яичко.
Коричневое?
Искра посмотрела снова. Нет, точноу Робин откуда-то взялся загар. И хитрый же фокус при таком хилом солнечном свете! Еще хитрее было заполучить его всего за два часа и при этом не обгореть.
Продолжая наблюдать за другим концом моста, Сирокко Искра так и не приметила. Тогда она вздохнула и направилась вниз по лестнице их встретить.
Еще поразительнее было увидеть эту перемену вблизи. Робин сбросила добрые пять лет. Искра уже начала понимать, что Сирокко и впрямь могучая ведьма, но в такое было просто невозможно поверить. Искру несколько раздражало, что она вовсе не рада увидеть, какой свежей и счастливой выглядит ее мать. У Робин просто нет права быть такой счастливой, когда она, Искра, так несчастна.
Еду уже приготовили, а Сирокко так и не появилась.
Робин и Крис куда-то отправились вместе. Искра поглядела, как они уходят, а потом поспешила к себе в комнату. Некоторое время спустя она снова вышла и прошла на кухню. Там не было никого, кроме Змея, который смешивал что-то пахнущее как масло для выпечки в большой чаше. Мельком взглянув на Искру, титанида вернулась к своей работе.
Тогда Искра пробралась к громадному стеллажу со специями. Сотни банок из дутого стекла содержали листья, порошки, кристаллы и еще некоторые ингредиенты, которые Искра почла за лучшее оставить неназванными. Значительная часть этого добра была гейского происхождения. Проблема заключалась в том, что, хотя Искре точно было известно, что там есть и земные специи, все банки были помечены титанидским шрифтом, выгравированным на стекле.
Вытаскивая затычки и вынюхивая несколько вероятных кандидатов, Искра сумела отыскать корень кирказона, затем путем проб и ошибок нечто, по запаху похожее на измельченный экстракт кубеба. Цвет был тот самый, и вкус что надо. Но тут ее загнали в тупик.
Быть может, я смогу чем-то помочь.
Искра аж подскочила от изумлениячто при низкой гравитации не такое малое дело. Она так старалась проигнорировать существование титаниды, что в конце концов про нее забыла.
Сомневаюсь, ответила Искра. Почему-то ее озадачило, что эти инопланетные животные еще и разговаривать умеют. Они претендовали на разумность, но так паршиво с этим справлялись.
А ты попытайся, предложил Змей.
Я просто подумала, нет ли... нет ли тут кардамона.
Большого или малого?
Что-что?
Мы пользуемся двумя разновидностямибольшим и...
Да-да, я знаю. Меньший.
Тебе нужна сушеная корка или молотые зерна?
Зерна, зерна! От возбуждения Искра забыла, что ее все-таки втянули в разговор. Но Змей дал ей банку, из которой она отсыпала немного на листок бумаги и завернула в плотный пакетик. Затем он помог ей найти корицу. От Искры не ускользнулоЗмея явно интересует, что она собирается готовить. Причем в любом случав ее выбор специй он не одобрял.
Что-нибудь еще?
Гм... не найдется ли у тебя немного бензоина? Змей чопорно поджал губы.
Это добро тебе стоит поискать в аптечке. Не вызывало сомнений, что его мнение о рецепте Искры упало еще ниже. Там так и будет написано по-земному«бензоин». Тут он сделал паузу, вроде бы собрался задать вопрос, но все-таки вспомнил, что Сирокко предупреждала его в общении с этой женщиной Действовать предельно осмотрительно. Если это имеет значение, продолжил Змей, то раствора цианистого калия там нет, зато спирт найти можно.
Искра хотела было сказать, что имела в виду клейкую смолу, а не кристаллы, но раздумала. Выйдя из кухни, она поспешила вверх по лестнице в изолятор, который уже обнаружила и обшарила в поисках других ингредиентов.
Снова оказавшись у себя в комнате, Искра крепко-накрепко заперла дверь, опустила шторы, зажгла свечу и разделась догола. Сидя со скрещенными ногами на полу, она принялась ссыпать порции своих приобретений на металлическую тарелочку, заменявшую ей плавильный тигель. Потом добавила воды и размешала все пальцем. Далее, проколов иголкой большой палец, она выдавила немного крови и стала капать ее в ароматную смесь, когда та забулькала над пламенем свечи. Убедившись, что все хорошо размешалось, Искра выдернула у себя три лобковых волоска, опалила их в пламени свечи и добавила в тигель.
От изрядной дозы водки, позаимствованной из шкафа в гостиной, смесь вскоре зашипела голубым пламенем. Искра продолжала ее нагревать, пока не получила несколько унций сероватого порошка. Понюхав продукт, она скорчила физиономию. Ладно, много она использовать не станет. Некоторое время она беспокоилась насчет бензоина, а также о том, что рецепт требует не водки, а грибного ликера. Но, в конце концов, это же симпатическая магия, а не подлинное колдовство. Так что должно сойти.
Искра принялась выдергивать еще волоски. Дергала, пока не стало саднить, а потом сплела их вместе и связала в золотистую щеточку. Натянув штаны и рубашку, она выглянула за дверь. Убедилась, что никто не следит, и поспешила по коридору к комнате Сирокко.
Оказавшись внутри, Искра воспользовалась щеточкой, чтобы оставить крошечные мазки порошка на столбиках кровати и под подушкой. Под кроватью она начертала пятигранную фигуру и оставила в центре один лобковый волосок. Затем она вернулась к двери, через каждый метр оставляя на полу микроскопические мазки.
По коридору Искра шла, то и дело макая кисточку в импровизированный тигель и оставляя крошечные пятнышки порошка до самой своей двери.
Когда она закрыла дверь, пришлось ненадолго к ней прислониться. Сердце выскакивало из груди, а щеки раскраснелись. Наконец Искра сорвала с себя одежду и прыгнула в постель. Все той же кисточкой она поставила метку между грудей, а затем, бормоча обращение к Великой Матери, сунула ее себе между ног. Затем поставила тигель на пол у стены, где Робин его не увидит. Наконец, натянув одеяло до самого подбородка, глубоко и судорожно вдохнула.
«Спокойно, сердечко. Твоя возлюбленная придет».
Затем Искра опять выскочила из постели и бросилась к громадному, дивной работы туалетному столику с волнистым зеркалом. Там она стала рыться в косметике и с бесконечным прилежанием накрасила лицо, надушилась лучшими своими духамии прыгнула обратно в постель.
Но что, если духи заглушат запах зелья? Что, если Сирокко не по вкусу губная помада? Сама она губы не красила. Она вообще не пользовалась никакой косметикойи тем не менее женщины красивее Искра в жизни своей не видела.
Рыдая, Искра метнулась по коридору в ванную. Сначала смыла всю косметику, затем вызвала рвоту и освободила желудок в туалете. Спустила воду, почистила зубы и поспешила обратно в постель.
Нет, это точно любовьиначе откуда такая боль?
Искра и плакала, и стонала, потом разорвала в клочья все простыниа Сирокко все не шла.
Наконец, ведьма дорыдалась до того, что заснула.
ЭПИЗОД VII
Во сне Сирокко открыла глаза. Она лежала спиной на мелком черном песке. Голова ее покоилась на рюкзаке. Песок был совершенно сухой, и ее тело тоже. Сирокко раскинула руки и зарылась пальцами в песок, вытянула ноги и почувствовала, как песок перетекает под ее ступнями. Затем она стала медленно, с чувством, поводить плечами и бедрами, отчего в песке образовалась сироккообразная ямка в несколько сантиметров глубиной. Наконец она испустила глубокий вздох и полностью расслабилась.
Сирокко чувствовала каждую свою мышцу и каждую свою косточку. Кожа ее была туго натянута, а каждое нервное окончание снова ждало того странного ощущения.