Спасибо, я не тороплюсь.
Саваоф Иеговович, но вы же знаете, что цены падают. Ипотеку вот недавно опять прикрыли, это очень сильно подорвало рынок. Вот цифры, зашуршала бумага, в сравнении с аналогичным кварталом прошлого года, цены на недвижимость на окраинах Спирали упали на пятнадцать процентов. Как заявили нашему корреспонденту в
Не звоните мне больше.
Но, Саваоф Иеговович, я ведь столько времени на вас потратил и вот экономический бюллетень для вас выписал. Он ведь денег стоит. А вы меня подводите.
Не звоните мне больше.
Саваоф Иеговович
День пятый
Целый день не было ни звонков, ни визитов. В обед Одинович поймал себя на мысли о том, что упустил того первого клиента, который предлагал девяносто тысяч. Предательская, пораженческая мысль говорила, что «от добра добра не ищут» и «надо было соглашаться». Он отогнал ее от себя самым надежным способоммыслями о еде.
Хлеба не было. Он долго стоял босиком перед выбором между уличными тапками и ботинками. С одной стороныхолодало, с другойботинки надо было шнуровать. Победила лень.
В ларьке хлеба не было, в магазине напротив тоже, в супермаркете охранник суровым взглядом проводил его грязные мокрые, почти босые ноги. Было неловко и стыдно. Конечно, если бы Одинович мог знать, что будет дождь, он надел бы ботинки.
У подъезда он вдруг вспомнил одно из своих жизненных правил о том что «не хлебом единым», но в ларьке вина не было, а возвращаться в супермаркет сквозь слякоть было опять-таки лень. Пришлось взять воду, с тем расчетом, что дома он превратит ее в вино.
Вечером, когда он спускался в аптеку за жаропонижающим, он так и сделал.
Забравшись с ногами в кресло, надев вязаные носки и шапку, накрывшись одеялом и грея руки о чай с кизилом, Одинович смотрел в окно, где сквозь барабанящий по стеклу дождь светил в рентгеновском диапазоне далекий квазар. К вину он так и не притронулся.
Раздался звонок в дверь. Обернув вокруг себя одеяло на манер тоги, Одинович подошел и посмотрел в глазок.
Меня нет, сказал он.
Но ведь я знаю, что вы есть, я ведь говорю с вами, ответила женщина, та самая давешняя блондинка-крыса.
Одна тоже думала. Потом ее сожгли за это на костре.
Я пришла без маклера. Я согласна на девяносто пять. Маклер, понимаете ли, хотел с меня десять тысяч. А так девяносто пять меня устраивает.
Значит, вы хотите, чтобы я участвовал в обмане?
Ах, значит, вы меня слышите?
Слышу, но я не стану помогать грешникам. Уходите.
День шестой
Ночь была тяжелой. Одиновича знобило так сильно, что пришлось несколько раз воскреснуть и ждать в астрале, пока не прекратится лихорадка. А утром началась мигрень.
И тем же утром начались звонки. Звонили маклерытребовали, угрожали, умоляли, давили на жалость и на «здравый смысл».
Логическим продолжением стали беспрерывные стуки и звонки в дверь.
Одинович в отчаянии лежал на кровати под одеялом и накрыв голову подушкой. «Меня нет, меня нет», шептал Одинович. В дверь застучали сильнее.
Наконец он собрался с силами, встал и пошел к телефону. Долго искал измусоленную записную книжку, потом с трудом нашел в ней написанный карандашом и почти стертый номер участкового.
Я не могу в это вмешиваться, не в моей компетенции, сказал участковый. Но, если подогреешь, может, чего и придумаю.
Гореть тебе в аду, пообещал Одинович.
Дверь была единственным слабым местом его планеты. Не прошло и часа, как петли зашатались и она рухнула. «Гости» без труда преодолели нижние слои атмосферы, вошли в комнату и встали в ряд. Их было восемь. Маклеры, блондинка и еще трое бородатых смуглых парней в чеченках и спортивных костюмах с надписью «Дагестан» на широких спинах.
Решай, старик, сказал один из маклеров.
Планета не продается. ответил он.
Врачи говорят, после простуды с сильным ознобом иногда наступает эйфория и кажущийся странным прилив сил.
Старик Одинович шагнул к врагам. По воде аки посуху.
Под ногами занялся штормом Тихий океан, а в руке появился длинный кусок арматуры. Одинович взял его на изготовку.
Ну-с, господа хорошие! сказал Одинович и в первый раз замахнулся.
День седьмой
В глубоком синем небе боролись с ветром оптимистки-чайки. Солнце приятно согревало тело, а шум прибоя казался лучшей во всей Вселенной музыкой.
«Хорошо, что я не продал ее, размышлял Одинович. Экология тут лучше, конечно, не то что у них в центре». Одинович лежал на спине, закрыв глаза и вдыхая соленый морской воздух.
Одинович отдыхал.
Юрий БархатовТихие игры
Эрни, твоя очередь, сказал Ким.
Эрни молча кивнул и полез наверх по железным скобам. Невысоко, ровно три метра. Строить трамплин выше не было смысла, терялась роль мастерства в прыжке.
Мы смотрели на силуэт Эрни на фоне яркого голубого в белую сеточку неба и знали, что он не раздумывает, а просто рисуется.
Сегодня будет рекорд! крикнул он, разбежался и прыгнул. Мы смотрели, как он переворачивается в полетеноги вверх, голова вниз, как врезается головой в бетонный фундамент, как разлетается брызгами кровь и как замирает в нелепой позе сломанное тело.
«Опасные повреждения организма. 7 56 до полного восстановления» вспыхнула над Эрни индикация Системы.
Не рекорд, но сегодня Эрни опять у всех выиграл.
Мы уже два месяца играли в эту простую игру. Кто же придумал ее? Ким, кажется. Или Саф. Но точно не Эрни. Если бы изобретатель игры стал ее чемпионом, мы бы заподозрили неладное гораздо раньше.
Достало, произнесла недовольно Иша. Обман! Я вот тоже научилась ложиться виском, а не лбом и что? Семь двадцать, и все!
Все одобрительно зашумели, но, как всегда, уже к моменту, когда Эрни пришел в себя, успокоились. Игра, в конце концов, это только игра, и всем в ней чемпионами не быть. Ише, конечно, обидно за свое всегда второе место. Но остальным-то что до того? А обвинять чемпиона в жульничестве только из-за того, что он чемпион, как-то глупо. Да и потомкак здесь сжульничаешь? Все на виду.
Но, после того как все стали расходиться, Ким подошел к Ише и негромко спросил:
Ты думаешь, он что-то делает с собой? Заранее?
Одно время мы пытались прыгать на бетон второй или третий раз сразу после восстановления, и результат с каждым разом получался все лучше. Но так выходило слишком много времени на один турнир.
Ну а как это еще объяснить? Ты же знаешь, что я прыгаю не хуже.
Но мы его видим сколько?., полдня до турнира. Да еще Эрни прыгает теперь всегда последним, когда про твои подозрения узнал. Эффект бы весь прошел. Как ему удается?
Я не знаю. Знала бы каксразу бы сказала.
А не хочешь узнать?
Иша поглядела на Кима исподлобья:
Хочешь проследить за ним?
Ага. А ты, Биф, пойдешь с нами? спросил меня Ким, заметив, что я слушаю.
Дождавшись, когда все разойдутся, Ким, Иша и я встали на самокаты и поехали к дому Эрни. Эрни жил у папы, а мамы Эрни никто из нас не видел, и мы не спрашивали, где она и что с ней. Система учит, что такие вопросы как Детям, так и Взрослым задавать неприлично, и сама на них тоже не отвечает. Дом папы Эрни стоял вдалеке от поселка, потому что он реконструктор и ему требовалось много места для исследований. Даже, наверное, больше места, чем занимает Детская площадка.
И что теперь? спросила Иша, когда мы подъехали к дому. Совсем маленький домик из трех этажей. Но Эрни не раз говорил, что под землей дом гораздо больше, как айсберг.
Проберемся в дом! ответил Ким.
Нас за это не накажут?
Скажем, что искали Эрни.
А если мы его на самом деле найдем? спросил я.
А ты что предлагаешь? Под окнами прятаться? Так мы ничего не узнаем.
Пришлось согласиться с Кимом. К тому же мы не делали ничего плохогоесли бы делали, Система немедленно сообщила бы нам об этом. Речь шла об игре, значит, мы продолжали играть, только и всего.
Подвал действительно был громадным. И полным каких-то приспособлений и механизмов, ужасно древних на вид. Как в музее. Ну да это и был музей, просто с ненастоящими экспонатами. Рассказывать про все я не буду, да и забыл уже. Но мы почти сразу нашли нечто очень подозрительное. Большую пирамиду в четыре человеческих роста, сложенную из брусков чего-то матово-черного, блестящего и очень маркого. В пирамиде через равные промежутки были проделаны небольшие отверстия, в которые были вставлены куски тусклого и очень тяжелого металла. Я попытался вытащить один из них, чтобы разглядеть, но понял, что мне не хватит сил вставить его обратно. А еще рядом с пирамидой было такое странное ощущение, что Система вроде бы хочет тебя предупредить о чем-то, но не делает этого.