Воинскую команду бы сказал поручик Сабуров.
Но тут же подумал: какая в Губернске воинская команда? Инвалиды при воинском начальнике, стража при тюрьме, да пара писаришек. Может, интенданты еще отыщутсявот и все. Небогато. Да сначала еще нужно тащиться за сотни верст и доказывать где следует, что они с урядником не страдают помрачением рассудка от водки, что по здешним лесам в самом деле шастает что-то опасное! Придется сначала уломать какое-нибудь провинциальное начальствующее лицо, чтобы хоть прибыло сюда и обозрело, а что такому лицу предъявить в качестве вещественного доказательствакусочек щупальца, безмен в вонючей жиже?
Жандармы, что на вокзале? Слабо в них, как в слушателей и союзников, верилось, точнее, не верилось совсем. Вот и получается, что помощи от начальства ждать нечего. Должно быть, чудище объявилось недавно, рано или поздно оно наворочает дел, и паника поднимется такая, что дойдет до губернии, и зашевелится она в конце концов, и поверят шитые золотом вицмундиры, а тогда и возможности изыщут, и вытребуют войска, и леса обложат боевой кавалерией, эскадронами и сотнями, а то и картечницы Барановского подтянуткак всегда, после драки замашет кулаками Россия-матушка Но допрежь того немало воды утечет, немало кровушки, и кровушка будет русская, родная. А присягу они с урядником принимали как раз для того, чтобы защитить отечество от любого врага.
Так что же? сказал Платон. За болгарских христиан сколь крови выцедили, а тут свои
Светало. И подступала минута, когда русское молодечество должно рвануться наружушапкой в пыль, под ноги, соколом в чисто поле, саблей из ножен. Иначене носить больше саблю, воином не называться, самому себе не простить. Раз выпалогрудь в грудь, до виктории или геройской смертушки
Урядник, смир-на! сказал Сабуров.
Урядник опустил руки по швам. Оба они были в нижнем белье и сапогах, но это не имело значения. Как-то в восемьсот двенадцатом казаки голышом опрокинули французов, так что не в штанах дело.
Слушай приказ, сказал поручик Сабуров. Объявившуюся в здешних местах неизвестную тварь, как безусловно для людей опасную, отыскать и уничтожить. Выступаем немедля.
Слушаюсь, ваше благородие! рявкнул урядник.
И у обоих стало на душе чуточку покойнее. Теперь был приказ, были командир и подчиненный, теперьвоинская команда.
Соображения есть? спросил Сабуров.
Как не быть? Большое оно, чудище-то Вон как столы-лавки перебулгачило. Гренадерскую бомбу бы нам
Где ж ее взять
Местности мы не знаем, вот что плохо. Проводника бы нам, какого ни на есть
И подзорную трубу, сказал Сабуров. Помнишь, Мартьян говорил про блажного барина, что на звезды смотрит?
Помню. Думаете?
Да уж см отрит этот барин в небеса не так просто.
Только где ж его искать? Черт, ничего не знаеми где какие деревни и где что Ну ладно. Давай собираться.
Сборы заняли около часа, а потом они выехали шагом на неоседланных Мартьяновых лошадях, приладив самодельные уздечкиневеликая воинская команда. По опыту своему поручик Сабуров знал, как мало значат их ружье и два револьвера, но что поделаешь.
Наклонившись с конской спины, Платон разбирал следы, и вскоре последовало первое донесение:
Ну чтокакие-никакие, а есть лапы. И лап этих до этакой матери, прости Господичисто сороконожка. И ясно ведь, что тяжелое, вон ворота не выдержали, как через них лезло, а бежит легко. Это как понять?
А вскоре они наткнулись на место, где валялись повсюду клочья собачьей шерсти, обрывки одеждыи кровь, кровища там и сам Перекрестились, еще раз помянув несчастливых рабов Божьих, Мартьяна и двух других, по именам неизвестных, и тронулись дальше, превозмогая тягу к рвоте.
Нервы стали как струны, упади с дерева лист, коснисьзазвенят тревожным и печальным гитарным перебором
Неужто не заляжет, нажравшись? сквозь зубы спросил Платон и вдруг натянул повод. А вон там? Ей-богу, вижу! Вижу!
Но Сабуров и сам уже видел сквозь деревья: что-то зеленое, не веселого травяного цвета, а угрюмого болотного, шевельнулось там, впереди, на лугу. У неширокого ручья паслась пятнистая коровенка, а неподалеку
А неподалеку замер круглый блин аршинов трех в поперечнике и высотой человекуну, под мужское достояние, не выше. По краю, по всей окружности блина, чернели непонятные комки, штук с дюжину, меж ними синие, побольше, числом с полдюжину, а в середине опухолью зеленело вздутие с четырьмя горизонтальными черными щелями, и над ними, на макушке бугоркабудто гроздь из четырех бильярдных шаров, только шары были алые, в черных точках. Сабурова вновь замутило, так неправилен, неуместен на зеленом лугу под утренним солнышком, чужд всей окружающей природе был этот живой страх, словно и впрямь приперся из пекла.
Блин колыхнулся, множество ножек, сокращаясь, вытягиваясь, понесли его вперед со скоростью идущего шагом человека, и коровенка, только сейчас заметив это непонятное создание, глупо взмыкнула, вытаращилась, задрала вдруг хвост, собираясь бежать.
Не успела. Взвихрились черные шишки, оказавшись щупальцами аршин в пять каждое, жгуты превратились в широкие ленты, и весь пучок оплел корову, сшиб с ног, повалил, синие шишки тоже взвились щупальцами, только эти были покороче и потолще, кончались словно бы змеиными головами, только безглазыми и с длинными пастями, и зубов тамне перечесть. Зубы и щупальца рвали коровенку, пихали кусками в черные щели Рев бедолажной животины вмиг затих.
Сабуров не выдержал, перегнулся с прядавшего ушами конявсе сегодня съеденное и выпитое рванулось наружу. Рядом то же самое происходило с Платоном.
Ну, видел? прохрипел Сабуров. Куда там в шашкиопутает, вопьется
Платон соскочил с конякак ни разозлен был, а сообразил, что непривычный крестьянский конь выстрелов над ухом испугается. Пробежал десяток шагов до последних деревьев, обернулся:
Коней держите, вашбродь! Мне с ружьем сподручнее!
До чуда-юда в самом деле было шагов двести, от револьверов на такой дистанции толку никакого. Урядник приложился. Целился недолго.
Чудо-юдо от выстрела содрогнулось, зашипелопуля явно угодила в цель. Алые, в черную крапинку, шары заколыхались, стали подниматься вверхбудто со страшной скоростью вырастали красные цветы на зеленых стеблях. Вот стебли уже вытянулись на аршин. Шары качались, то ли принюхивались, то ли приглядывались, мотались в разные стороны, и вдруг все потянулись, наклонились в одном направлениив их сторону. Господи Боже!
Урядник, назад! крикнул Сабуров.
Но урядник клацнул затвором, заложил новый патрон и выстрелил. Должно быть, он целил в те шары, но промахнулся. Черные и синие щупальца одно за другим отрывались от раскромсанной коровьей туши, чудище шипело, притопывая ногами, словно злилось на свою неповоротливость. Тогда только урядник с разбегу запрыгнул на коня, перехватил поводья у Сабурова, и они поскакали прочь, пронеслись с полверсты, оглянулисьникто не преследовал. Натянули поводья, и кони неохотно остановились.
Ну, видел? спросил Сабуров. Нет, саблями никак невозможно. Вплотную не подступишься. Хреновые из нас Добрыни Никитичи, Платоша
Так что ж делать, подскажите, вашбродь! По шарам бить разве что
Одно и останется, сказал Сабуров. А ты заметилведет оно себя так, будто в него сроду не стреляли, не сразу и сообразило, что оглядеться следует. Непуганое.
Господи ты Боже мой! взвыл урядник. Его конь всхрапнул и дернулся. Ну откуда оно на нашу голову взялось, и почему непуганое? Не должно его быть, в мать, в Христа, в трех святителей, вперехлест через тын! Не должно!
Да ори не ори, а оно есть, сказал Сабуров. И положение наше хуже губернаторского во всех рассмотрениях. Пешком подходитьне успеем ему гляделки расхлестать. Верхомлошади подведут, не строевые. Чересчур часто по нему палить, смотришь, и поумнеет, раскинет, что к чему. Засада нужна. А как устроить?
В их тревожные мысли ворвался стук копыт, и незадачливые ратоборцы повернули головы. Трое, нахлестывая лошадей, скакали напролом, спрямляя торную извилистую дорогуснова голубые вездесущие мундиры, стрюки. Но все же это была вооруженная сила, власть. Сообразив это, поручик дал шенкеля своему коньку, вымахнул наперерез, закричал.