ЗАГРЕЙ перевел дыхание и выбрался из-под арки. Грохотало уже где-то на соседней улице. Но кроме грохота можно было различить легкое цоканье копыт. Из-за поворота появился всадник на сивой худущей лошади. Он был длинен как жердь, в серебряных доспехах. Серебро почернело от времени, лишь кое-где выпуклости чеканки тускло посверкивали. Длинные сивые волосы всадника были точь-в-точь, как грива его лошадиможно было подумать даже, что он эту гриву остриг и соорудил из конских волос парик.
Куда они пошли? спросил всадник, останавливаясь подле ЗАГРЕЯ.
К реке, Деймос, они пошли к реке. Они всегда идут к реке. Как конина водопой. В Тартаре слишком жарко. Из Флегетона не напьешься
Чушь! В Тартаре они не были уже лет двести! Деймос поправил серебряный нагрудник.
Но им положено быть в Тартаре, ЗАГРЕЙ спорил не из любви к истине, а потому, что он всегда спорил с Деймосом.
Да ты дурак! Зачем держать Титанов в Тартаре?
Деймос пришпорил коня и помчался к берегу. Да, все знают, что Дит не держит Титанов в Тартаре, но непременно говорят: «Они должны быть на дне Тартара». И сразу становится не так страшно.
3
ЗАГРЕЙ не знал, куда идетеще не придумал цель, хотя ломал над этим голову с утра. Самое сложное: придумать, зачем тебе надо идти именно по этой улице именно к этому перекрестку. Он шел просто такбесцельно.
На перекрестке стояла девушка в длинной белой рубашке. Рубашки эти выдают перед посадкой в ладью. Их надевают уже здесь, а прежнюю одежду сдают Танталу.
Я так и знала! Так и знала! воскликнула девушка с торжеством в голосе. Она видела ЗАГРЕЯ впервые, но обратилась к нему, как к хорошему знакомому. Сразу видно, новенькая. Новички часто обращаются именно к ЗАГРЕЮ.
В зеленоватом свете кожа ее казалась очень бледной. Впрочем, на этих улицах не встретишь людей с румяными щеками. Толстые бываютрумяных нет. Девушка была худой, как спичка. Ее прозрачные белые руки напоминали водоросли, шея походила на тонкий стебель, который вот-вот переломится под тяжестью головы.
Я смогла! повторила она, как заклинание, и молитвенно стиснула пальцы.
О чем вы?
Несколько секунд она смотрела на ЗАГРЕЯ огромными черными глазами. Лицо ее было все слеплено из тенейсветился лишь лоб и острая черточка носа. В черных провалах глазниц зрачки были как два озерца без блеска и мути.
Я смогла победить. Главноеволя. Каждая ее фраза звучала как заклинание. И еще верить, что преодолеешь. А я знала, что преодолею. Последние две недели тяжелее всего. Я не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Но я выдержала Она вдруг покачнулась, прислонилась к стене. Все плывет. Это бывает Она тряхнула головой. Густые волосы цвета спелой пшеницы на миг скрыли ее лицо.
Надо срочно отвести ее в таверну и дать выпить воды из Леты. Таков ритуал. Обряд милосердия. Но до таверны далеко. А дом ЗАГРЕЯ здесь, рядом.
Зайдем ко мне, предложил он.
Она перепугалась. Все новички ужасно боятся. И всегда того, чего боялись прежде на том берегу.
У меня можно выпить. ЗАГРЕЙ взял ее за локоть.
Наверное, она хотела убежать. Она даже попыталась вырвать руку. Но сил не хватило. Ноги ее подкашивались. Если бы ЗАГРЕЙ не держал ее за руку, она бы сползла по стене на мостовую. Он потянул ее за собой, с силой, почти грубо. Она раскрыла рот, хотела закричать. Но губы лишь беззвучно шлепали друг о друга.
Из ближайшего переулка выплыла огромная студенистая гусеница, с бессчетным количеством мохнатых ножек по бокам. Круглую голову венчала пара острых рогов. В теле гусеницы светились окнакак в доме или поезде. За гусеницей неслась с лихим гиканьем кавалькадабелые скелеты на белых конях. Скелеты рубили мечами гусеницу, но не могли причинить ей никакого вреда. Гусеница медленно уползла в ближайший переулок. Скелеты на лошадях помчались дальше.
Что э-т-то? Девушку стала бить дрожь.
Сны. Всего лишь сны, отвечал ЗАГРЕЙ.
Какие сны? она не поняла.
А вот какие, не знаю. И никто не знает, пока сон не пройдет через ворота и не отправится к спящим. Если улетит через роговые воротато эта правдивое видение, а если вылетит через белые, из слоновой кости, то сон ложный.
Когда-то любил ЗАГРЕЙ сидеть подле ворот и прежде, чем сон устремится к воротам, пытался угадать, что перед нимпророчество или всего лишь очередной обман, посылаемый людям. Но обычно всегда ошибался. Самые правдоподобные сны бывали самыми лживыми. Потому и занятие это ему надоело.
И что же, они всегда здесь бродят? шепотом спросила девушка.
Да, пока не уйдут к людям. Но они совершенно не опасны. Ты привыкнешь и не будешь обращать на них внимания.
Я устала! девушка скривила губы. Она пыталась заплакать. Но слез не былоона еще не научилась плакать здесь.
ЗАГРЕЙ поднял ее на руки и понес. Она была легкая, как пушинка. Даже по лестнице наверх он нес ее без труда. В прихожей она вдруг вцепилась в косяк, и стоило немалых усилий оторвать ее пальцы от бруса из мореного дуба. Наконец, он впихнул ее в свою комнату, она потеряла равновесие и упала. ЗАГРЕЙ огляделся. На столечашка с кофе. Невыпитый кофе остыл, подернулся черным ледком. Кофе, который варила Пина, всегда покрывался льдом. А что если дать гостье хлебнуть кофе? Жестоко, конечно, но забавно. А если Пина узнает? Ну и что? В конце концов он ничем не обязан жене Дита. Абсолютно ничем. ЗАГРЕЙ разжал рот девушки и влил весь оставшийся кофе, не боясь, что она захлебнется. Оставил ее лежать на полу, сам отошел и плюхнулся на диван. Поначалу она не двигалась.
Внезапно дрожь пробежала по ее телу, и она раскрыла глаза.
В груди жжет, сказала она. И мне плохо.
Хочешь, подарю платье? спросил ЗАГРЕЙ и положил ей на грудь лиловое платье, Танталов презент. Хорошее платье, неразрезанное, с пуговицами сверху донизу.
Она не ответила, лежала, прижимая одной рукой к груди платье, вторую положила под голову. Хмурила тонкие темные брови, мучительно хмурила, так, что меж бровей пролегла глубокая морщинка. Вспоминала.
Хорошо, что он не дал ей воды Леты.
Все-таки я смогла, сказала она вновь и улыбнулась. Я была уверена, что смогу справиться. Предлагали операцию, но я отказалась. Не стала себя уродовать. Есть же и другой путь. Должен быть. А профессор мне сказал: «Все равно к нам вернетесь». А я не вернулась. Я упрямая. Сказалапод скальпель не лягу. Ведь это так глуположиться под нож!
Как тебя зовут? спросил он.
Ни-Ни Она засмеялась. Не понял? Это имя такоеНи-Ни. Сокращенное от Анны.
А-а! ЗАГРЕЙ рассмеялся тоже.
Она встала, скинула длинную рубаху. Она была очень худакожа да кости. Ребра можно было пересчитать. Рак? Скорее всего. Ни-Ни облачилась в платье и вдруг сделалась стройной, как струя, стильной стервой. Она медленно провела ладонями по скользкому шелку сверху внизто ли демонстрировала себя, то ли оценивала.
Ты красивая, он произнес это почти искренне.
Зеркало есть? Она озабоченно обвела комнату взглядом, но зеркала не заметила. Зеркало, что подарил художник, отражало чью-то пустую комнату с разобранной постелью и разнокалиберными бутылками на полу. Посреди была лужа вина.
Смотрись в мои глаза, предложил он.
Она последовала совету, наклонилась вперед, уперла ладони в колени.
И правда! Вот я! И вот еще я!
Ни-Ни уселась рядом с ЗАГРЕЕМ на диван.
Главное, мама в меня верила. Она знала, что я смогу. Она все время говорила: «Ни-Ни, ты такая сильная, ты поправишься. Надо только еще и это последнее испытание перенести, и тогдавсе»
Ни-Ни, теперь все позади, он положил ей руку на плечо. Плечо было не теплое и не холодное. Никакое. Как у всех.
Да, да, теперь все позади. Я смогла. Теперь уже нет боли. Какое счастьенет боли! И силы возвращаются.
Нет боли! Счастливица! У него так сильно заныло в груди, что ЗАГРЕЙ едва не закричал.
Ни-Ни вскочила и закружилась по комнате.
Мне кажется, я могу летать! Она оттолкнулась от пола и в самом деле полетела. Сделала два круга под потолком и опустилась на диван. Замечательно! она поцеловала ЗАГРЕЯ в губы. Ему показалось, что губы у нее горячие. Такого быть не могло, но он был уверен, что ее губы обжигают.
Меня зовут ЗАГРЕЙ, ему хотелось, чтобы Ни-Ни поцеловала его вновь.
Я хочу позвонить. Где здесь телефон?
Он кивнул в угол. Почему-то все сразу кидаются кому-то звонить. Это всегда так. Все помнят какие-то номера и непременно звонят.
Ни-Ни набрала номер. Раздраженно ударила ладошкой по рычагу, вновь набрала. Потом швырнула трубку и скорчила капризную гримаску:
Занято.
Кому звонишь? Матери?
Не-а.
Жениху?
Подруге.
Это так обязательно?
Ни-Ни задумалась. Опять нахмурила брови.
Нет, конечно. В конце концов, Иришкастерва. Точно. Можно закурить? У тебя есть сигареты?
ЗАГРЕЙ открыл ящик. Пачку сигарет притащил тайком Тантал. В пачке оставалось еще три сигареты.
Ни-Ни затягивалась и выпускала дым чуточку театрально, видимо, давно не курила. Комнату тут же заволокло густым туманом. Пахло не табаком, а дымом осеннего костра из палых листьев. От этого дыма у ЗАГРЕЯ полились слезыедкие, обжигающие, бесполезные слезы.
Ни-Ни, скажи, а как это было?
Что?.. она насторожилась. Судорожно затянулась. Что?.. В глазах ее был испуг.
Ну, переход.
Ничего не было. Она спешно раздавила окурок в серебряной пепельнице. Ни-че-го.
Но что-то ты должна помнить, настаивал ЗАГРЕЙ, он был жесток, он хотел знать.
Оставь меня, оставь! Прекрати! У Ни-Ни затряслись плечи, она попыталась заплакать. Несколько раз она провела ладонями по лицу, размазывая несуществующие слезы.
Ты должна помнить! Должна! Ты же помнишь все другое!
Прекрати! Она зажала ладонями уши.
ЗАГРЕЙ привлек Ни-Ни к себе. Он знал, что она не может испытывать к нему ни любви, ни отвращения. То есть ей может казаться, что она испытывает любовь или отвращение. Но это только иллюзия. На самом деле она к нему равнодушна. Как и ко всем прочим. Как и все прочие.
Она ответила на его поцелуй. И вновь ему показалось, что губы ее горячи. Она застонала, рванулась к нему, исцарапала ногтями кожу. Ей хотелось испытать наслаждениенемедленно, сейчас же. Так со многими бывает в первые дни. Они торопятся есть, торопятся любить, торопятся что-нибудь делать. Но это быстро проходит.
Он достиг венериного спазма, а онанет. Несколько секунд Ни-Ни лежала неподвижно, глядя в потолок. Потом вздохнула. Все разочарованно вздыхают поначалу, а потом смиряются с тем, что здесь ничего нельзя достичьни в любви, ни в трудах.
Он подумал о трудах и вспомнил художника, о его беспримерных тяжких творческих муках. О его борьбе со временем за свет и тепло, о сотнях картин, бесследно исчезнувших в жерле камина. Но может быть, художник наконец сумеет сберечь одну картину?
Скоро таять начнет, сказала Ни-Ни. Я весну люблю. Весной небо сумасшедшее. И облака плывут быстрее, чем осенью.
«Весна. Значит, Прозерпина не скоро вернется», подумал ЗАГРЕЙ.
И обрадовался.
ГЛАВА 3. ТАНАТ
1
На потрескавшейся штукатурке стены большое пятнобудто кто-то выплеснул чашку кофе. Рядом красным нарисована стрелка вниз. Вниз ведут ступени, все разной ширины и высотыне угадать, как ставить ногу. При каждом шаге спотыкаешься и едва не падаешь вниз. Но следующая ступенька не дает упастьнепременно подхватит и поставит на место. А та, что за ней, вновь заставит споткнуться. И такдо самой двери. Прямоугольник из мореного дуба с бронзовой позеленевшей ручкой.
В таверне ЗАГРЕЙ был соизмерим со всеми. ЗАГРЕЙ, не выше и не ниже. В таверне нельзя себя выпячивать. Даже Танат здесь был, как все, умерял силу голоса и смеялся с оглядкой. Таверна уравнивала. Здесь все было покрыто липкой влагоймраморные плитки на полу, дубовые панели на стенах, и даже одежда людей темнела пятнами сырости и кожа влажно поблескивала в мутном свете.
Стул, разумеется, шатался, стол был кособок. Стакан, если не придерживать рукой, соскользнет и разобьется. Пол усеян черепками, они хрустят хитиновыми панцирями под каблуками.
Испарения Тартара ползают по таверне многоголовым драконом, заглядывают посетителям в рот. Одна драконья голова особенно настырно тыкалась в губы. ЗАГРЕЙ отгонял ее кожаной мухобойкой.
А, это опять ты буркнула голова разочарованно и поплыла дальше. В центре таверны на стальном проржавевшем обруче чадили вкривь и вкось прилепленные свечи. А под светильником за круглым столом со столешницей из серого мрамора помещался Танат. На голову ему стекали капли горячего воска. Блестящий череп Таната порос редкими седыми волосами. В черных провалах глазниц не видно глаз. У Таната глаза не блестят, даже когда он смеется. А Танат большой шутник.
ЗАГРЕЙ сел напротив приятеля. Мальчишка-официант поставил перед ним бокал с густой, маслянисто поблескивающей водой.
Я тут такую шуточку на днях устроил, хмыкнул Танат. Он уже был изрядно навеселе. Вообрази: девчонка собралась замуж. Парень и умен, и внешности приятной, и при деньгахдельце свое, и дельце процветающее, с перспективой. И вот наши влюбленные идут вечерком по улице: пройтись захотелось. Бывает такое с влюбленными. Темно, фонари не горятну прямо как у нас А под асфальтом трубу прорвало. Две недели не чинили, промоина образовалась. Парень шагнул в сторонупоглядеть, нельзя ли поймать машину, и асфальт под ним проломился. И вот он в этой ямине с горячей водой плещется, а выбраться не может. А у них свадьба через три дня. И невеста над ним стоит, и вопит, бедненькая, благим матом.
Это смешно? спросил ЗАГРЕЙ.
А разве нет? Она его вытащить бы моглаесли бы могла. Вот ситуация. Он рядомона его за руку держит. Но парень-то весит восемьдесят семь килограммов. А девчонка дотянуться до него может, а вытянуть наверх силенок не хватает. И позвать на помощь некого. Хоть лопни от крика, а нет рядом никого. А он там живой еще, кричит от боли. Когда его наконец подоспевшие прохожие вытащилион жив еще былумер от шока, пока «скорую» ждали.
Сил не хватило, повторил ЗАГРЕЙ и выпил. Вода не обеспамятовала его и не пьянила. Танат тоже пил и не забывал, но пьянел быстро.
А у них уже билеты на самолет в Париж В свадебное путешествие, хрюкал от восторга Танат. И подарки куплены, и квартира отдельная двухкомнатная на его имя. А она с родителями и братиком младшеньким в хрущобе мается. И все это сварилось в дурацкой яме, которую надо было закопать две недели назад. Свекровь несостоявшаяся назад хотела даже колечко обручальное, уже подаренное, забрать, да несостоявшаяся теща колечко то не выдала. И вместо города Парижа вареный женишок в гробике. Лицо, правда, не пострадало, лежит, будто живой, весь в цветах.