Не пишет ли он стихов? сказала девушка, которая спрашивала, молчаливой своей подруге. Верно, это какое-нибудь поэтическое сравнение или выражение, и я ничего в нем не понимаю
Ах! как я его понимаю! промолвила другая тихонько, сложив руки и поднимая к небу голубые глаза свои.
Я стоял за ее стулом и слышал этот голос сердца, невольно вылетевший. Боясь, чтобы она не заметила моего нечаянного дозора, я поспешил начать разговор с Леонидом.
Прекрасно, сказал я, прекрасно, любезный Леонид! Только, в самом деле, непонятно.
Как же вы говорите прекрасно, если вы не понимаете?
Этот вопрос смешал меня. Я не знал, что отвечать на возражение Леонидово!
То есть, я говорю, сказал я ему наконец, что трудно было бы изъяснить положительно, если бы мы захотели отдать полный отчет в ваших словах.
Бедные люди! им и чувствовать не позволяют того, чего изъяснить они не могут!
Леонид вздохнул.
Но как же иначе? сказал я. Безотчетное чувство есть низшее чувство, а ум требует отчета верного, положительного
Мне всегда забавно слышать подобные слова: сколько в них шуму, грому, и между тем, как мало отчетливости во всех ваших отчетах? Скажите, пожалуйста, во многом ли до сих пор успели вы достигнуть вашей отчетливой положительности? Не вправе ли мы и теперь еще, после всех ваших философских теорий и систем, повторить:
Есть многое в природе, друг Горацио,
Что и не снилось вашим мудрецам!
Что такое успели мы разгадать нашим умом и выразить нашим языком? Величайшая горесть, величайшая радостьобе безмолвны; любовь также молчитне смеется, не должна говорить (он взглянул украдкою на молчаливую нашу собеседницу). Вот три высокие состояния души человеческой, и при всех трех уму и языку дается полная отставка! Все это человек может еще, однако ж, понимать; но что, если мы осмелимся коснуться тех скрытых тайн души человеческой, которые только ощущаем, о существовании которых только догадываемся
Леонид засмеялся, и вдруг обратился к веселой нашей собеседнице.
Вам скучно слушать мои странные объяснения. Извините, сами начали.
Я искренно признаюсь вам, что не понимаю, о чем вы говорите. Мне просто хотелось узнать ваше мнение о Гофмановской сказке
Сказка эта похожа на быль, отвечал Леонид.
Помилуйте? Как это можно!
Говорю не шутя. Сначала мне показалось даже, будто я слышу рассказ о том, что случилось с одним из моих лучших друзей.
Возможно ли?
Окончание у Гофмана, однако ж, совсем не то. Бедный друг мой не улетел в волшебное царство духов: он остался на земле и дорого заплатил за мгновенные прихоти своего бешеного воображения
Расскажите нам!
Это возбудит горестные воспоминания моей жизни; при том же, я боюсь: я такой плохой рассказчик
Сверх того, в приключениях друга моего я ничего не могу изъяснить положительно!..
Леонид засмеялся и пожал мне руку.
Злой насмешник! сказал я.
Вы, однако ж, расскажете нам? повторила веселая наша собеседница.
Если вам угодно
Взор Леонида выразил, однако ж, что совсем не в ее угоду хотел он рассказывать.
Ах! как весело! сказала вполголоса молчаливая ее подруга, так что Леонид мог слышать, он станет рассказывать!
Ты любишь слушать рассказы Леонида? лукаво сказала ей подруга.
Да потому, что они всегда такие странные
Она смешалась и опять замолчала.
Несколько молодых людей придвинули к нам свои кресла. Мы составили отдельный кружок. Другие из гостей были уже заняты в это время картами и разговаривали о погоде и еще о чем-то весьма важном, кажется, об осаде Антверпена.
Леонид начал.
Вы позволите мне скрыть имена и предварительно объявить, что я ни слова не прибавлю и не убавлю.
В Петербурге, несколько лет тому, когда я служил по министерству, знал я одного молодого чиновника. Он был товарищ мне по департаменту и старше меня летами. Назовем его Антиох. В начале нашего знакомства показался он мне угрюм, холоден и молчалив. В веселых беседах наших он, обыкновенно, говаривал мало. Сказывали также, что он большой скупец. В самом деле, всем известно было, что у него большое состояние, но он жил весьма тихо и скромно, никого не приглашал к себе, редко участвовал в забавах своих приятелей и только раз в год сзывал к себе своих товарищей и знакомых, в день именин своих. Тогда угощение являлось богатое. В другое же время редко можно было застать его дома. Говорили, что он нарочно не сказывается, хотя кроме должности почти никуда не ходит, и сидит запершись в своем кабинете. Должность была у него легкая, за бумагами сидеть ему было не надобно, и никто не знал, каким образом Антиох проводит время. Впрочем, он был чрезвычайно вежлив и ласков, охотно ссужал деньгами и был принят в лучших обществах. Прибавлю, что он был довольно хорош собою, только не всякому мог понравиться. Лицо его, благородное и выразительное, совсем не было красиво; большие, голубые глаза не были оживлены никаким чувством. Стройный и высокий, он вовсе не заботился о приятности движений: часто, сложив руки, опустив глаза в землю, сидел он и не отвечал на вопросы самых милых девушек и улыбался притом так странно, что можно было почесть эту улыбку за насмешку. Бог знает с чего Антиоха называли ученымназвание, не придающее любезности в глазах женщин. Говорю, что слыхал, и готов допустить исключения из этого правила. Такое название придали Антиоху, может быть, потому, что он хорошо знал латинский язык и был постоянным посетителем лекций Велланского. Впрочем, Антиох показывал во всем отличное, хотя и странное образование. Он превосходно знал французский, итальянский и особливо немецкий язык; изрядно танцевал, но не любил танцевать; страстно любил музыку, но не играл, не пел и всему предпочитал Бетховена. Иногда начинал он говорить, говорил с жаром, увлекательно, но вдруг перерывал речь и упорно молчал целый вечер. Знали, что он много путешествовал, но никогда не говорил он о своих путешествиях
Извините, что я изображаю вам моего героя. Этот старинный манер романов необходим, и вы поймете после сего, почему называли Антиоха странным человеком. Вообще Антиоха все уважали, но любили его немногие. Долго старались разгадать странности Антиоховы. Одни сказывали, будто он был когда-то влюблен и влюблен несчастно. Это могло сделать его интересным для женщин; но холодность Антиоха отталкивала всех, кто хотел с ним сблизиться. Другим казалось непростительным, что при большом богатстве своем он, совершенно независимый и свободный, не живет открыто и не находится в блестящем обществе, не ищет ни чинов, ни связей, сидит дома, ходит на ученые лекции. «Он слишком умничаетон странный человек, он чудаквпрочем, он деловой человек, он скуп, а это отвратительно!»
Так судили об Антиохе. Странность труднее извинять, нежели шалость. Другим прощали бесцветность, ничтожность характера, мелкость души, отсутствие сердца; Антиоху не прощали того, что он отличался от других резкими чертами характера.
Признаюсь, я не мог не уважать Антиоха за то, что он не походил на других наших товарищей. Кто знает молодых петербургских служивых людей, тот согласится с моим замечанием. Немного раз удалось мне слыхать оживленный разговор Антиоха; но что слыхал я, то изумляло меня чем-то необыкновеннымкакою-то странною оригинальностью. Вскоре мы познакомились с ним короче.
Это было летним вечером. Помню этот вечеродин из прекраснейших вечеров в моей жизни! Я вырвался тогда из душного Петербурга, уехал в Ораниенбаум, дал себе свободу бродить без плана, без цели. Солнце катилось к западу, когда я очутился на даче Чичагова. Местоположение прелестное, дикое, уединенноесолнце, утопающее в волнах Финского залива, море, зажженное его лучами, небо ясное, безоблачноевсе это расположило меня к какому-то забвению самого себя. Я был весь мечта, весь думакак говорят наши поэты, и не заметил, как приблизился ко мне Антиох.
Леонид! сказал он мне, дай руку! Отныне ты видишь во мне доброго своего друга!
Я невольно содрогнулся от яркого взора, какой Антиох устремил на меня, и от нечаянного появления этого странного человека. В замешательстве, молча, пожал я ему руку.