Мне много приходится работать с больными людьми, поверьте, причина многих их недугов и болезней лежит глубоко, если упростить, то как раз в неправильно избранном в юности пути. Душа, сопротивляясь, кричит об этом своему телу, причиняя ему боль и страдания. Однако ее крик, как правило, никто не воспринимает. Все жаждут услышать от меня диагноз болезни, которая их мучает и от которой необходимо излечиться тем или иным способом, не понимая, что причина в том, как именно они живут. Никакие лекарства не помогут, никакие врачи, если не устранена главная причина болезни. А она сокрыта от глаз, то, что мы видим, уже следствие.
Вы хотите сказать, что и в этом конкретном случае есть главная причина, которая вызвала болезнь.
Вы догадливы, молодой человек! иронично улыбаясь, сказал доктор.
Так что же вы собираетесь делать, ему же хуже с каждым днем!
Если я не знаю, что это за болезнь, как я могу облегчить его положение? Я уже не говорю о лечении и о выздоровлении вашего товарища.
Вангол видел и понимал, что доктор говорит ему правду.
Что же делать, доктор?
После некоторого молчания, нескольких минут хождения по периметру небольшого кабинета доктор сел и тихо заговорил:
Мой совет покажется странным, но вам лучше забрать вашего друга из госпиталя.
Как, совсем нет надежды? вырвалось у Вангола.
Вы не дослушали меня, забрать отсюда и поместить в одном тихом и спокойном месте.
Что это за место?
Есть одно место, я надеюсь, для вас жизнь вашего друга важнее идеологических предрассудков?
Доктор, не сомневайтесь, я все сделаю так, как вы скажете. Вангол внимательно посмотрел доктору в глаза. Не волнуйтесь. Это останется навсегда нашей тайной.
Я почему-то вам верю. Хорошо. Слушайте. Записывать ничего не нужно, прошу вас все запомнить.
Через неделю четверо мужчин в полувоенной форме постучали в дверь избушки на берегу небольшого лесного озера. Добирались в лесную глухомань четверо суток. Дорог в этом районе Архангельской губернии испокон веков не было, только конные тропы. Дверь была не заперта и открылась сама по себе, как бы приглашая войти. В светлице у окна сидел старец, именно старец, а не старик. Его благообразное лицо было спокойно, светло-серые, почти белые глаза смотрели на вошедших приветливо. Седая борода и волосы ниспадали на его плечи и грудь, скрывая расшитый узорами ворот льняной косоворотки.
Входите, входите, добры люди, не робейте.
Здравствуйте, отец, мы к вам с поклоном от Сергея Федорова
От Сергея? Нетто не забыл меня? Как он? Все потчует народец лекарствами?
Так точно, потчует, улыбнулся Вангол.
Значит, все у него хорошо. Благостно. Спасибо за добрую весть. Так по какой нужде вы ко мне? А впрочем, уже сам вижу. Ты бы, богатырь, присел вон туда, на полати, а еще лучшеразоблачайся до белья и ложись. А вы помогите ему, там простыня чистая, плохо ему, вижу.
Степану помогли раздеться и уложили. Он молчал, молчал весь этот долгий путь. Старец подошел к нему и положил руку на голову. Макушев закрыл глаза, и его напряженное и измученное лицо расслабилось.
Пусть поспит, а вы располагайтесь, покормлю вас вот лепешками, отваром смородиновым с травами напою, живо усталость сбросите, вам ведь в обрат надо идти.
Спасибо, отец, не откажемся, а вот как
За товарища своего не беспокойтесь, поднимется он, силы в нем матушка-природа заложила на троих, а я помогу ему. Через тридцать три дня приходите за ним.
Вы не хотите даже узнать, что с ним, я рассказать хотел
Только он сам знает, что с ним и почему, сам и расскажет мне, когда в том нужда будет. Достань-ка там, на печке, лепешки горячие еще, должно быть, для вас пек, угощайтесь.
Как для нас? Мы ж не предупреждали о том, что удивленно спросил Владимир Осокин.
Так не вы одни по лесу ходите Ешьте, ешьте, вам силы нужны, много силы. Ворогов с земли Русской сбросить, в логово их звериное загнать и закрыть там на веки вечные.
Как это закрыть там, нет, отец, мы фашистов изничтожить должны насовсем
Зло нельзя изничтожить совсем. Оно прорастает там, где люди забывают о доброте, оно как сорняк, как гниль появляется там, где нет заботливых рук человеческих. Поэтому оно неистребимо, но нужно сделать так, чтобы дорогу к нам оно не знало. Чтобы помнили вороги наши всегда и зналимы чтим завет святого князя Александра Ярославича: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет, на том стоит и стоять будет земля Русская».
Старец так проникновенно произнес эти слова, что у Вангола комок подкатил к горлу. Ему показалось, что перед ним действительно великий князь Александр Невский из глубины веков слова эти устами седого старца произнес.
Спасибо, отец, мы поняли все.
Вот и ладно, ешьте, пейтеи в дорогу, до ночи до ближайшей деревни доберетесь, там заночуйте у Прасковьи, ураган переждите.
Какой ураган, отец?
С сильным ветром и дождем, деревья валить будет, опасно в лесу, переждите, а к обеду он успокоится, тогда и идите дальше.
Спасибо тебе, отец.
Степан плохо помнил дорогу в этот медвежий угол. Он ехал в забытьи и шел, когда нужно было идти, как в полусне. Его бросало в жар, тело наливалось свинцовой тяжестью, но он шел и шел, преодолевая слабость и боль, преодолевая самого себя, иногда уже желавшего просто лечь и умереть. Сейчас он очнулся и долго не мог понять, где он. Рубленые бревенчатые стены комнаты, маленькое окно за ситцевой занавеской и широкие плахи деревянного потолка ничего ему не объясняли. Он шевельнул рукой и попробовал сесть на полатях, но не смог, не хватило сил.
Не время еще тебе вставать, услышал Степан тихий голос. Не время, когда скажу, тогда встанешь, а пока спи, богатырь, спи
И Степан снова провалился в небытие.
Только через три дня старец позволил ему встать с полатей. Степан сделал несколько шагов, и его шатнуло. Опершись о стену рукой, он продолжил свое путешествие по комнате до двери и толкнул ее. Увидев старца, сидевшего у окна в горнице, Макушев остановился в дверном проеме, закрыв его своим телом полностью.
Входи, Степан, входи, уже можно.
Как вас зовут, отец? спросил Макушев.
Михаил.
А по отчеству?
А ты зови меня отец Михаил, и то ладно будет.
Хорошо, отец Михаил, мне уже лучше. Я чувствую. Как вы меня лечили? Я не помню ничего.
Ты спал, потому не помнишь. Вижу, лучше тебе, слава Богу. Но пока воротись на место и полежи чуток, сейчас настоя принесу, целебный настой, на семи травах, силу дает, хворобу снимает.
Макушев медленно вернулся на полати и лег.
Какой сегодня день, отец Михаил?
Четвертый, как ты здесь.
Как четвертый?
Так, четвертый.
И что, я столько времени спал?
Да.
А как же вы меня лечили?
Молился и прощения у тебя просил.
Прощения? У меня? За что? Ничего не пойму, отец, вы же меня впервые видите. Какое прощение? И зачем?
Ладно, много вопросов задаешь, потом тебе расскажу, а сейчас вот попей и поспи. Сонсамое лучшее лекарство на земле. Сон и молитва.
Я не помню молитв.
Ты спи, молиться я за тебя, сынок, буду, я помолюсь сквозь надвигающуюся дрему услышал Степан.
Так продолжалось несколько дней. Степан просыпался, старец кормил его, потом заставлял делать некоторые упражнения и снова укладывал спать. Макушев беспрекословно выполнял все требования отца Михаила, он чувствовал, что с каждым днем ему становится легче, проходит боль в голове и теле, нестерпимая ломота в костях. В нем появилось желание жить, которое было просто задавлено постоянной болью и слабостью. Всего за месяц его большое и сильное тело, как ему казалось, превратилось в сплошной комок боли. Постепенно, видя беспомощность врачей, он внутренне согласился с тем, что ему уже никто не поможет. Теперь все менялось. Слабость уходила, вытекала из него, освобождая место живительной силе.
Через две недели Степан был еще хоть и слаб, но стал помогать старцу по хозяйству. Отец Михаил был доволен. Теперь они долго беседовали по вечерам. Макушев рассказывал ему о том, как жил свою жизнь, как воевал в Гражданскую, как воевал с фашистами. Отцу Михаилу было интересно все, любые мелочи жизни Степана. Наверное, впервые Макушев испытал острую потребность открыться этому человеку, он рассказывал о себе все без утайки, как на исповеди, и от этого становилось легко и спокойно на душе. Ему пришлось пережить при этом чувство горечи и стыда за некоторые свои поступки, но он не увидел в глазах старца не то что осуждения, даже тени укора. Он видел только понимание. Старик как бы вторил ему своими глазами, окруженными лучиками морщин, внимательными и спокойными, проникающими своим чистым, светлым взглядом в самую душу: «Да, тогда ты поступил так, и тебе теперь неприятно это вспоминать и стыдно за содеянное, но ты был уверен, что поступаешь правильно, поэтому тебе не в чем себя винить. Сейчас ты, осмыслив свои поступки, понял, что был не прав, значит, в будущем ты уже не совершишь ничего подобного. В этом и есть ценность жизненного опыта: осмыслить, осознать прошлое и идти по жизни дальше, легко и спокойно, делами своими исправляя совершенные ранее ошибки. Делами и поступками, а не только мыслями о них. Многие, сожалея о содеянном в прошлом, винят себя всю оставшуюся жизнь и тем самым раньше времени загоняют себя в могилу. Этим ничего не поправишь. Ничего исправить в прошлом уже нельзя, но можно делами сегодняшними восполнить утраты прошлого. Причинил кому-то когда-то вред, нечаянно, по недомыслию или сгоряча, попроси у него прощения, пусть мысленно, искренне, от всего сердца, и помогай делами своими людям, что рядом с тобой живут. Рассосется, растворится в доброте твоей без следа обида у обиженного и камень с души твоей свалится, вздохнешь полной грудью легко и свободно и столько возможностей обретешь, столько способностей душа твоя тебе подарит, что жизнь вдруг вновь живыми красками-то и заиграет»