Мы умудрились пожениться гораздо раньше, чем я представил главному статью о докторе Норке.
Та встреча с редактором оставила в моей памяти болезненный след. Когда тебя обзывают лжецом и горьким пьяницейэто уже само по себе неприятно, но когда тебя вдобавок обвиняют в курении опиума и неумеренном потреблении героина
У меня оставался лишь один путь.
Я увольняюсь! прокричал я, летя кубарем вниз по лестнице от весьма чувствительного пинка под зад, полученного в награду редакторским ботинком.
С журналистикой для меня было покончено. Но Альбинос не возражала. Теперь у меня новая работа. Я приобрел газетный стенд на Седьмой авеню. На продаже газет я зарабатываю не так чтоб уж много, но на несколько новых мышеловок для дома всегда хватает.
Но кроме того, я умудряюсь продавать еще дикое количество комиксов
Юлий КимХОРОШО УЖЕ ТО, ЧТО СНОВА ПОЮТ ПЕСНИ
Фантастика с обостренный вниманием исследует проблему китчаможет быть, потому что ее саму долгое время относили к литературной периферии.
Впрочем, у западного читателя уже успел выработаться определенный иммунитет к образчикам литературного ширпотреба; мы же, в одночасье подхваченные валом китча, похоже, только начинаем выгребать к берегу.
Хотя ради справедливости необходимо отметить, что китч существовал у нас и в прежние времена.
Правда, назывался он произведениями соцреализма.
Противоядием от него были, конечно же, истинная литература и песни бардов.
Человек с гитарой стал символом нашей внутренней свободы.
Сегодня свободы, казалось бы, через край: хочешьставь «мыльные оперы», хочешьгони «чернуху»
Юлий Черсанович, похоже, испытание свободой выдержать непросто?
Нет, свобода сама по себе прекрасна, хотя из этого корня может произрастать разное. Злаки и плевелы.
Во времена хрущевской оттепели свобода была еще весьма ограниченной, обставленной многими табу, однако и в таком виде она привела к оживлению всех видов духовной деятельности. Свобода мысли требует и свободы словабардовская песня служила выражением того и другого, хотя возникла в недрах огромного песенного графоманства. На первых порах на звание серьезных поэтов явно не тянули даже те, кто попал потом в маститые (включая вашего собеседника). Однако, несмотря на слабость некоторых стихов, было поймано важнейшее для жанра бардовской песни (а, может, и для искусства вообще) интонация. Интонация, соответствующая духу времени и характеру поколения. Времена и поколения могут меняться, но суть этого отношения сохранится. Интонационно барды новейшего призыва иные, и это хорошо. Значит, бардовское дело будет продолжаться, оно неостановимо. Клубы самодеятельной песни действуют до сих пор, бардовские фестивали собирают большое число слушателей.
Вы упомянули табу. Может быть, в известной степени как раз запреты делали бардовскую песню такой популярной? Творчество некоторых бардов в те годы считалось как бы нелегальным.
Это довольно распространенная легенда. Кое-кто не прочь поговорить о том, как его «угнетали». Если и было что-то в этом роде, оно касалось очень немногих из нас. Понимаете, песня существовала в ином мире, нежели официальная идеология, и никакой КГБ не мог ей помешать. Конечно, свободное песенное творчество было противно режиму не меньше, чем такое же свободное политическое слово. Оно звучало в самиздате. И с самиздатом, его авторами режим обходился жестоко. Но бардовская песня жила. Ничего нельзя было поделать с популярностью Высоцкого. Магическое влияние его песен объяснимо простым соображением: он выражал общее настроение, включая и многих представителей режима. Ощущение несвободы, отчаяния от существования в безвоздушном пространстве испытывали всесверху донизу. Высоцкий рассказывал, как он пел свою «Охоту на волков» одному «большому человеку». Тот слушал, слушал и вдруг сказал: это про меня.
Не знаю, правда это или нет, но мне рассказывали, что после смерти Высоцкого Брежнев, принимая Жоржа Марше, слушал вместе с лидером французских коммунистов песни Владимира Семеновича. И даже поминал, говорят, его французским коньячком после купания в Черном море на своей даче. Даже если это легенда, она показательна. При всех заморозках, сопровождавших хрущевскую оттепель (а при Брежневе заморозки нередко усиливались)поле песенной стихии было огромномагнитные ленты раздвигали его границы. Слушала записи вся страна. Запретить это было невозможно, это означало бы снова загнать всех в сталинские времена. Власти такого уже не могли, а может быть, отчасти и не хотели. Вот и получалось, что какой-то комсомольский секретарь, отчитав зав. сельским клубом за то, что на вечере «крутили» Галича или Кима, дома сам слушал их.
Не вытеснена ли сейчас бардовская песня роком? Этот жанр сейчас нередко присутствует даже на детских концертах. Множество групп и исполнителей работают в этом жанре.
Рок тоже ведь служил делу духовного освобождения. Он нес в первую очередь свободу музыкальную: в ритме, звуке. Ну и немного хулиганства и эпатажарокеры это любили. Хотя и были поиски выражения протеста в текстах Цоя, Шевчука, своеобразной поэзии Гребенщикова. Но бардовская песня в этом плане шла впереди.
Сейчас, похоже, интерес к ней снова возрастаетсужу об этом по впечатлениям от участившихся своих путешествий с гитарой по стране и за рубежом. Прошлой осенью, когда отмечалось 60-летие Юры Визбора, бардам были отданы самые крупные концертные залы столицыкинотеатра «Октябрь» и Кремлевского дворца съездов. Кремлевский дворец, который вмещает шесть тысяч зрителей, был полон. У входа спрашивали лишний билетик. А я боялся, что придется петь в честь Юры перед полупустым залом. Пришло много совсем молодых слушателей, которые, встав обнявшись, как делают туристы на своих слетах, вторили нам, уже поседевшим (шестидесятники еще и шестидесятилетники). Было трогательно и прекрасно, когда весь огромный зал пел милую лиричную песню Визбора «Милая моя, солнышко лесное». Когда новейшее время не находит собственных интонаций, оно опирается на то, что безусловно искренно и честно.
Знаю, что продолжаются известные Грушинские фестивали бардовской песникаждые первые выходные в июле. Под Самарой, на Волге, есть плавучая площадка в виде огромной гитары, с динамиками, микрофонами. И огромный природный амфитеатр, где песни собираются слушать до ста тысяч человек. Визбор на таких фестивалях был признанным вождем. Названы фестивали именем хорошего человека из Самары, автора прекрасных песенВалеры Грушина, погибшего в одном из походов ради спасения детей.
Пока мы говорим о злаках, которые вырастают из корня свободы. Но бывает, что поле оказывается сплошь замусоренным сорняками. Иногда, на первый взгляд, весьма красивыми. Массовая культура сейчас обладает более мощными каналами воздействия на людейс помощью того же ТВ. Не вытесняют ли все плевелы?
Во всех человеческих обществах есть массовая культура. Она была до советской власти, во время советской власти, есть она и после нее. Кстати, такая культура тоже имеет свои достижениявозьмите некоторые, как говорится, «попсовые хиты» того же Валерия Леонтьева, Аллы Пугачевой, Софии Ротару. Страшной опасности в том не вижу. Человек свободен выбирать то, что ему подходит. Не могу сказать, что масскультура забивает сейчас все другое. Нет, это не так. Не стоит драматизировать ситуацию и с распространением порнокультуры; более страшна пропаганда насилия. Запретительство ни к чему хорошему не приведетзапретный плод, как известно, сладок. Хотя есть попытки как-то регулировать государством отношения с порнокультурой (в католической Италии, мусульманских странах). Конечно, можно ее запретить, но более нормальный, хотя и длительный процессвытеснение ее культурой настоящей. Победа и противостояние возможны в рамках свободной конкуренции. Для неокрепших душ свобода несет массу соблазнов и опасностей, но ведь душа закаляется, имея свободу выбора. Согласен: душе надо помогать. И это задача настоящего искусства. Надежды на государственные структуры, имеющие к искусству отношение, слабы. К счастью, общество обладает свойством саморегуляции. Стихийно. Помните, с середины 80-х годов, когда наши театры почувствовали свободу, на некоторых сценах «забегали» карикатуры на Гитлера и Сталина, замелькали обнаженные тела. Пошла этакая политическая и эротическая «клубничка». Но это довольно быстро кончилось. Снова в театре людям стали интересны Чехов и Островский. Это говорит о здоровом нравственном начале общества. Значит, оно имеет внутреннюю опору, позволяющую сопротивляться культурному «беспределу».