Однажды Малахов, встретив Кирилова в административном корпусе, осторожно спросил:
— Слушай, Максим, ты с Серафимой… серьезно?
Кирилов быстро обернулся и вопросительно посмотрел в глаза Александру.
— Не понял…
— Да все ты понял! А если что-то и не понял, так это то, что, здесь тебе не город. Это там ты можешь затеряться в толпе, как в муравейнике, а у нас каждый человек на виду. О твоих отношениях с Серафимой болтает уже вся станция и полстаницы. Ты не сегодня-завтра уедешь и все это останется здесь, с ней! Прости, Максим, но Сима не та женщина, с которой можно просто поразвлечься.
Кирилов резко взмахнул рукой и остановил Малахова:
— Хватит, Саня, а то поссоримся! Я что, похож на негодяя? Дай уж мне в моей жизни самому разобраться… Да не переживай ты, — добавил он примирительно и улыбнулся, — все будет хорошо. Правильно будет! Я во всяком случае очень на это надеюсь…
Перед самым отъездом в институт Кирилов три дня гостил в доме у Симы и очень приглянулся ее родителям, особенно Ивану Антоновичу.
— Справный мужик, основательный, а главное — своим умом живет. По нонешним временам это очень даже непросто.
В день отъезда домой Максим был уверен, что навсегда обрел свое настоящее счастье. Тогда, в день отъезда, он еще не знал, что по-настоящему он обретет его совсем не так скоро…
10
Жизнь Тамары не складывалась. Вскоре после развода с Кириловым она снова вышла замуж и они с мужем поселились в квартире ее родителей, но через год после свадьбы неожиданно скончался от инсульта ее отец. Достаток семьи существенно снизился, домработницу пришлось уволить, а мать Тамары, уже очень пожилая и болезненная женщина, к тому же сильно надломленная смертью мужа, больше не могла нести на себе все хозяйственные заботы. Эти заботы немедленно и со всей тяжестью легли на Тамару, которая к ним не привыкла. Все ее существо протестовало против уборки, стирки, работы на кухне… В квартире часто воцарялся невероятный бедлам, который сохранялся неделями к явному неудовольствию и ее матери и нового мужа. Это положение вещей не мешало, впрочем, Тамаре почти каждый вечер проводить в гостях или в театре, где она работала заведующей литературной частью в последнее время. В доме Тамары каждый жил своей собственной жизнью, не пересекаясь друг с другом, не мешая друг другу и не интересуясь друг другом. Степан Савельевич (так звали ее мужа) работал в горисполкоме, часто приходил домой довольно поздно, открывал пустой холодильник и, зло чертыхнувшись, шел спать. Так прошло около года после их свадьбы.
Однажды субботним утром Степан Савельевич встал довольно рано, достал с антресолей чемодан и стал укладывать свои вещи. Тамара, разбуженная шумом и скрипом дверей шкафа, тоже проснулась и с удивлением смотрела, как ее муж куда-то засобирался, причем весьма основательно, поскольку из шкафа уже была изъята вся обширная коллекция его галстуков, которой он весьма дорожил.
— Что случилось, Степан? Ты куда-то уезжаешь? Командировка?
Степан Савельевич повернулся лицом к Тамаре и сел на прикроватный пуфик.
— Послушай, пожалуйста, меня внимательно и постарайся не перебивать. Мне чертовски надоела та жизнь, которая воцарилась в нашем доме. Мне не нужна эта дурацкая моя независимость от тебя, и я не понимаю, зачем тебе независимость от меня. Когда я пришел сюда, я надеялся на то, что у меня будет домашнее тепло, домашний очаг, дети… Теперь у меня ничего этого нет, есть только стены квартиры и штамп в паспорте. Я не знаю, зачем вообще ты выходила замуж, может только для того, чтобы обрести положение дамы, соответствующее приличиям общества. Думаю, что ты никогда и никого не любила, кроме себя и вряд ли можешь любить вообще. Я так больше не могу… Прощай.
Он встал и поднял свой чемодан.