По сравнению с Лазаревым этот показался слишком щуплым.
Даже мягкие, спокойные черты лица воспринимались как нечто безвольное, бесхарактерное.
— Мы вас ждем, — пожимая небольшую, но крепкую руку, сказал ему капитан. Но себя не обманешь: чувствует Воронин фальшь в словах.
Возникло неприятное ощущение недовольства собой. Человек прибыл па фронт, и с ним крыло в крыло придется воевать. Нужно переломить себя. Марков-то причем? И, задержав дольше обычного его руку в своей, Воронин уже искренне говорил первую пришедшую па ум фразу;
— Работы с молодыми уйма…
Воронин с Марковым вышли на улицу. В небе перемигивались звезды. Шли молча.
— Погода хорошая. Завтра, наверное, будем летать. У нас в полку неисправен учебно-тренировочный «як». Без провозных полетишь?
В авиации заведено: прибыл новый летчик в часть, то прежде чем выпустить его в полет, нужно проверить у него технику пилотирования. Поэтому предложение Воронина Марков расценил как большое доверие. Это ободрило его. Он, сразу же почувствовав ответственность, заверил:
— Конечно! Я летал на истребителе десять дней назад.
— Вот и отлично! А сколько общий налет на «яках»?
— Около трехсот часов.
— Так много? — удивился Петр. — У пас еще столько никто не налетал. У молодых ребят общий налет всего но двадцать — двадцать пять часов, а на «яках» и того меньше — всего часа по три. И ни одной воздушной стрельбы.
— Да ну? — Марков даже остановился. — И они воюют?
— Пока еще нет, — и, чтобы придать ему больше уверенности в себе и в новых товарищах, завершил: — Но вот увидишь, воевать будут все!
— Но как?
— Это уже от нас, стариков, зависит: как сумеем подготовить.
Они пришли в полк к концу ужина. Столовая — деревянный домик из двух комнат и большой прихожей, в которой в ожидании танцев уже толпились летчики и девушки-киевлянки.
Сели за свободный столик. Перед ними тарелки с черным и белым хлебом, закуска: шпроты, квашеная капуста, огурцы. На заказ — шашлык из свинины. Принесли отлично приготовленные большие порции. Марков после тылового пайка был в восторге от ужина,
— Всегда так хорошо кормят?
— Бывает и лучше.
За соседним столиком заканчивал ужин Лазарев. Петр кивает на него Маркову и вкратце рассказывает о Сергее.
Марков с восхищением смотрит на Лазарева. В его открытом, почтительном взгляде появилась грусть, и он спросил:
— Почему же Лазарева не сделали заместителем, а прислали меня? Такой боевой опыт…
— Сочли еще молодым: ведь он в армии всего три года, — ответил Петр уверенно, словно так и должно быть.
— Но он старше меня на полтора года войны и на двенадцать сбитых самолетов! А это — главное. Боевой опыт никакой учебой, а тем более возрастом не заменишь. Я бы с удовольствием стал у него ведомым.
Это не самобичевание, а повышенная требовательность к себе и правильная оценка боевого опыта. Чем Воронин мог возразить на такую логику? А нового зама нужно было убедить, что все сделано правильно, иначе он будет чувствовать себя не в своей тарелке. И Петр воспользовался самым веским аргументом:
— Здесь нечего голову ломать и мудрствовать. Приказ есть приказ!
— Это так, — согласился Марков. — Только… — и, видимо, еще хотел что-то добавить, по в этот момент громко заиграл баян, и закружились пары, расплываясь из прихожей по комнатам.
— Давай и мы, — предложил Воронин. — Допьем чай и пойдем разомнемся.
— Что ж, поддержу компанию. — Это было сказано так, что нельзя было не понять: не хочу, но я человек подчиненный.
— Не горазд до танцев или же устал с дороги? — поинтересовался Петр.
— Люблю читать. А к танцам равнодушен. Да и неловко как-то начинать свою боевую биографию с танцев.
По всему видно, гордый. Это уже характер.
* * *
На другой день с утра — нелетная погода.