Сергей не успел поработать на новой должности и недели, как после завтрака вызвал меня командир полка в штаб и сообщил:
— Не утвердили тебе Лазарева замом, назначили другого.
В голосе Василяки, к моему удивлению, не чувствовалось разочарования. Значит, сделано все разумно.
— Кого?
— Лейтенанта Маркова. Молодой парень. Только что окончил курсы усовершенствования офицерского состава.
— Товарищ, конечно, с богатым боевым опытом? — поинтересовался я. — Подзарядился теорией — и на фронт.
— Как раз всю войну сидел в Забайкалье и никогда не нюхал пороху.
Я не мог остаться равнодушным к такому известию. Ничем нельзя оправдать, когда в боевой полк присылают на самую боевую должность командира без боевого опыта. Лазарева фактически снимают и назначают с понижением. Это не только обижало боевых, заслуженных летчиков, вызывая недовольство, но уже потенциально несло неоправданные потери.
Разговор происходил в присутствии младших офицеров. Командира полка, видимо, это стесняло, и он пригласил меня в соседнюю пустующую комнату.
— Не горячись. Я в дивизии тоже на басах говорил — бесполезно. Нас не спросили, назначили и все!.. Теперь лучше скажи, как нового зама будешь вводить в строй, ведь сразу его ведущим в бой не пошлешь?
В эскадрилье было семь молодых летчиков, а ведущих только двое — я и Лазарев. Нам много приходилось с ними летать, а тут еще забота о заместителе, поэтому я спросил:
— Может, первые полеты он сделает с кем-нибудь из летчиков управления полка, а потом уже перейдет к нам?
— Нет, нет! — решительно не согласился командир полка. — Это твой заместитель и пускай получает боевое крещение в твоей эскадрилье. Лучше сначала тебе с ним полетать.
Аэродром гудел самолетами. Лазарев, готовясь к полетам, уединился в свободной комнате на КП. Он сидел за столом и, напевая «Тучи над городом встали», старательно красным карандашом с линейкой чертил плановую таблицу на завтрашние полеты. Рядовому летчику он планировал по два вылета, а себе и мне по семь с молодыми на учебный бой и полеты строем.
— Не многовато ли нам с тобой? Устанем.
— Тяжело в ученье — легко в бою, — суворовским изречением ответил он, вставая из-за стола и расправляя широченные плечи. — Летать люблю, а писанину не выношу.
Я воспользовался этими словами:
— А тебе пока и не надо привыкать к писанине. К нам назначен отделом кадров армии новый зам. Сегодня должен прибыть.
Сергей с грохотом положил на стол линейку и карандаш:
— Мне легче. Да и боевой товарищ для эскадрильи нужен. А кто он?
Я повторил ответ Василяки. Лазарев, как и я, тоже повозмущался, потом махнул рукой и замолчал, уйдя в себя. Мне не понравилась эта новая черта у друга, и я, не без раздражения хлопнул его ладонью по спине:
— Брось ненастье напускать. От него в душе плесень может завестись.
— В молчании лучше сохраняются нервы и сила, да и — думается лучше.
— О чем же ты задумался?
— О новом заме. От него долго не будет никакого проку. За ним нам с тобой нужно следить да следить, а то не успеем оглянуться — будет в могилевской.
— Зачем крайности? У него налет на истребителях большой. Сделает несколько вылетов ведомым с нами — и пускай летит ведущим пары.
Сергей, словно защищаясь, отошел от стола и спросил:
— Конкретно, с кем полетит он?
Я понимал товарища. Он не хотел лететь в паре с Марковым.
7
Не видя и не зная человека, мы уже настроились к нему неодобрительно. Такова жизнь: одна несправедливость влечет за собой другую. И когда Виталий Дмитриевич Марков прибыл в эскадрилью, он, не произнеся еще ни слова, одним только видом уже никому не понравился. Особенно привлек внимание рост.