ПонравлюсьУвидишь.
Ох, уж эта Рейчел-шмейчел, толстуха в бесформенных джинсах, но с выставленными напоказ увесистыми сиськами, которые скоро будут «как у тети Мисипо колено сиси» Идиотка. Аня был смешон этот разговор. Физика ей как раз и нужна была для того, чтобы быть другой, не такой, как клуша Рейчел с мужским размером обуви. Дура еще этого не заметила, но Аня-то уже видела, что на нее смотрят. Кто-то украдкой, а кто-то пристально. Она знала такие взгляды. Начиналась охота, и Аню охватывал азарт большой игры.
Теперь она закрывала дверь в свою комнату и болтала в чате с Эммануэлем, которого все звали Маноло. Сколько ему? Лет 1718? Аня смутно помнила, что когда-то в другой жизни у нее был знакомый Эммануил, еврей с черными кудрями, и оплывшей фигурой. Он жил с родителями и бабушкой в коммуналке в Комсомольском переулке, и Аня там у него несколько раз была. Все ребята звали его Моня и бабушка называла Эмой. Насколько же этот Моноло был другой, красивый, дерзкий и необразованный. Аня таких раньше не знала. Феликс быстро заметил, что Аня кем-то в школе увлеклась, но он заранее знал, что ее поведение не впишется в схему трогательной романтической первой любви. Не будет ни задумчивого взгляда, ни стихов на полях тетради. Он заволновался как бы она с ее московскими ухватками и опытом, который она может даже плохо сейчас осознавала, не наломала дров и решил с ней поговорить:
Ань, прости, что я лезу, но с кем ты так подолгу разговариваешь ночами. Я могу узнать?
Да можешь, только не понимаю, почему тебя это волнует.
Как почему?
Да, почему? Это мое дело. Ты прав. Однако я могу тебе сказать, что этого парня зовут Эммануэль. Это что-нибудь меняет?
Феликс растерялся. Действительно, что это меняло? Училась Аня с блеском, да даже если бы она училась совсем плохо, какая разница? Ревность к мексиканскому мальчишке была бы еще большим маразмом, чем ревность к Бену. Беспокоиться за Анину нравственность? Еще большая глупость. Феликс понял, что он, скорее всего, просто побаивается неприятностей, которые вполне можно было от его бесшабашной Ани ожидать. Забрать ее что ли из школы? Как ей об этом сказать?
Аня, я подумал. Я может, ну ее эту школу. Ты там только время теряешь. Мы давно убедились, что вся их программа для тебя детский лепет.
Я сама решу, куда мне ходить и зачем.
Нет, Аня, я теперь решаю.
Да? Кто тебе сказал? Ты много на себя берешь. Хочу и буду ходить в школу. Мне там интересно.
Я знаю, что именно тебе интересно.
Ну-ка отвяжись от меня. Оставь меня в покое.
Феликс решил сменить тактику. Как ему было с Аней разговаривать. О каком его отцовском авторитете могла идти речь? Ни расспросы, ни давление ничего не дадут. Ничего он не сделает по-поводу этого ее Эммануэля. Сами разберутся. Наверное, если бы Аня была обычным подростком, Феликс бы знал, что делать: бушующие гормоны, скачущие эмоции, стремление познать свой внутренний мир, понять себя, отделиться от родителейда мало ли. Но в том-то и дело, что Аня не была обычным подростком, может быть даже и вовсе подростком не была. Не стала же она делать тайны из увлечения, она не скрывала, ей просто неинтересно было с ним об этом говорить. Она не красит ногти и волосы в дурацкие цвета. По-сути она осталась прежней Аней, больше всего на свете ценящей свою непохожесть на остальных, и некий, знакомый ему, «комплекс полноценности». У подростков часто бывает низкая самооценка, у Анивысокая. Наверное Феликс нашел бы с Аней правильный тон, как он находил его с собственными детьми. Но для этого ему надо было бы быть ее отцом. А он ейкто он ей теперь, Феликс и сам не знал. Он, ведь, не растил свободную, умную, добрую дочь, как раз наоборот, он знал, что ей не суждено стать взрослой. Что проку было ее «растить»?
Если бы Аня переживала любовь, он бы скорее всего только за нее порадовался. Тут не было бы ничего плохого, но Аня могла «выкинуть номер», причем такой, какого здесь еще не видывали, и Феликс беспокоился. Кроме того, он не мог принять, что Аня все меньше и меньше интересовалась семьей. Какой может быть Эммануэль, если Аня все еще может видеть детей, пусть даже не чувствуя себя ни мамой, ни бабушкой. Надо им всем как можно больше бывать вместе. Скоро ни у кого уже не будет такой возможности, но все было не так, как ему бы хотелось:
Анечка, не забудь, что мы с тобой в субботу идем к КатеОни звали на барбекю. Последние теплые дни
Я не пойду. На меня не рассчитывай. Иди один, если хочешь.
Как это? Я не понял.
Фель, не тормози. Я сказала: не пойду. У меня другие планы.
Какие, если не секрет.
Не секрет. Мы с Моноло едем на пляж.
Ты едешь на пляж с каким-то Маноло, вместо встречи с детьми?
Ага.
Ань, ты совсем с ума сошла. Тебе Маноло дороже нас?
Знаешь, Фель, я всегда знала, что ты демагог. Дороже, не дороже. У меня своя жизнь, а у тебя своя. Не дави на меня. Я этого не люблю.
Аня, сейчас уже октябрь. Что вы будете делать на пляже?
Хорошо, папочка. Я курточку надену! Ты не видишь, какие стоят солнечные дни. Бабье лето. Вы же, небось, свое барбекю на улице будете есть, а мне нельзя на пляж? Я должна под твою дудку плясать? Не будет этого.
И тут Феликс сорвался. Он никогда ни на кого не орал, а тутФеликс кричал Ане, что она плохая мать, что он «больше не может», но она «забывается», что она ему ни в чем не помогает, что даже тарелку за собой убрать не может, что он хочет, как лучшеАня недоуменно смотрела на него, а потом подошла, прижалась к нему и крепко обняла.
Не надо, Фель. Ты не виноват, но и я не виновата. Оставь меня просто в покое. Ладно? Я уже и сама не понимаю ничего.
Феликс заплакал. Аня смотрела на его вздрагивающие губы, на слезы, текущие по морщинистым, неважно выбритым щекам, на опущенные покатые плечиЕй было его жалко, нозачем он так с ней? Она молодая, у нее своя жизнь. Он не должен в нее лезть, не должен ей ничего приказывать и запрещать, а главноене надо ее тащить к детям. Ей не хочется сидеть с ними со всеми за столом. Этоскучно. Аня гладила Феликса по спине, и думала, как они будут играть с Маноло в волейбол на песке, мысленно видела его бугристые мышцы и сильные коротковатые ноги. Он обещал научить ее кататься на доске. Вот что она будет делать в субботу, если погода не испортится. Феликс ее не остановит, не лишит ее «фана», удовольствия. Не пойдет она с ним к Катьке. Там только и разговоров, что про школу, про образование: дети молодцы, дети то, дети сеА про нее небось никто не вспомнит. Про ее учебу им неинтересно. Выиграла олимпиадукак будто так и надо. С другой стороны Аня и сама чувствовала, что «да, так и надо», но не могла объяснить себе почему. Она знала и умела в сто раз больше, чем ее одноклассники, и это нормально, тут была причинано думать об этом Ане удавалось как-то отстраненно и редко. Ей просто казалось, что родные относятся к ней невнимательно, по-другому, чем раньше, но в чем отличие Аня улавливала с трудом. Дело было не столько в них, сколько в ней самой. Ей было одиноко, в школе немного лучше, чем дома. А ладнопослезавтра за ней заедет Маноло и они поедут на его старой машине на океан. Жары не будет, но будет хороший солнечный день.
Поездка удалась. С утра Феликс позавтракал вместе с Аней, ничего они уже не обсуждали. У Ани было замечательное настроение, ей казалось, что Феликс больше не дуется, и что у всех все хорошо. К десяти заехал Маноло, она его познакомила с Феликсом и ей показалось, что Маноло ему понравился. Еще бы: такой вежливый, скромный парень, называл Феликса «сэром». Да, сэр, нет сэрПриедем часам к шести, но вы не беспокойтесь, даже если приедем позднеетрафик Маноло был воспитан на уровне поверхностной вежливости, но вежливость не могла замаскировать его неразвитости. Феликсу было бы трудно с ним разговаривать. Да он и не собирался, об этом Ане не стоило волноваться. Феликс Маноло не то, чтобы презирал, он его просто «в упор не видел». Кто был Маноло по сравнению с Феликсом? Сопля на палочке, причем тупая. Ну и что? Наплевать на интеллект! Или не наплевать? Аня и сама не знала.
На берегу они вытащили из машины свои сумки и пошли к воде. Было ветрено, и Аня даже накрылась одеялом. Маноло не хотел валяться на подстилке и сразу потащил Аню к группе знакомых ребят. Мальчишки возились со своими досками и обсуждали ветер. У них был один виндсерф на всю компанию. Оказалось, что Маноло умел на всех этих штуках кататься и Аня с удовольствием наблюдала за его доской. Она быстро скользила по прибойной волне и парус красиво выгибался под мощной воздушной струей. Маноло держался за скобу обеими руками и тело его низко наклонялось под разными углами к воде, иногда почти касаясь поверхности. Аня смотрела, не отрываясь на его мускулистое загорелое тело, и сознавала, что хочет его. «Господи, ну что мне его мозги? Мне же не с мозгами »себя обманывать Аня не считала нужным.