Некоторое время он провел в студенческом кампусе Сапиенцы, где его уже знали по секции прикладной математики. Он зарабатывал тем, что готовил курсовые работы для ленивых студентов старших курсов, и этого хватало на книги, пиво и безобидный флирт с первокурсницами. Но потом его вычислила местная полиция и вернула в родительский дом. Папа, конечно, был в ярости и, накричав на сына, запер его на месяц в своей комнате без Интернета и книг по математике. Тогда Майкл позвонил в инспекцию по насилию в семье и пожаловался на бедственное положение. Через несколько часов к парадному входу роскошной виллы Монтини в пригороде Рима в сопровождении машины местных карабинеров подъехал неброский микроавтобус и две полные, печально улыбающиеся тетушки из попечительского совета изъяли бедного ребенка из семьи жестокого отца и под довольные взгляды мачехи, которая была немногим старше Майкла, перевели в приют.
Карабинеры потом долго объясняли папе, что ни за какие деньги не могут ничего сделать с инспекцией, что надо подождать, когда сын не выдержит трудностей приютской жизни и попросится домой сам.
Но младший Монтини выдержал. Более того, когда молодой университетский профессор, ведущий секцию по математике, узнал о случившемся, он поговорил с руководством приюта и оформил нечто вроде неформального опекунства, и это значительно облегчило приютскую жизнь.
В 16 лет Майкл впервые выиграл европейскую олимпиаду по математике, получил государственный грант и, несмотря на возраст, был принят в университет на факультет математики, физики и естественных наук. Свою первую международную премию он получил уже на третьем курсе, а с ней пришли и университетские гранты, и признание друзей, и собственная «лаборатория» по теоретической физике. Потом были диссертации, звания, ученики, престижные проекты. Но, несмотря на всеобщее признание своего таланта, Майкл продолжал ходить в потертых джинсах, просторном свитере ручной «бабушкиной» вязки и цветастой вязаной шапке в стиле Боба Марли, из-под которой выбивались тугие тонкие веревочки дредов. Впрочем, в довольно неформальной и толерантной среде молодых ученых к этому все быстро привыкли и перестали обращать внимание на такие чудачества молодого гения.
В этот вечер Монтини, сидя за столиком на крытой, хорошо прогреваемой террасе недешевого женевского ресторана, с интересом разглядывал формулу на планшете, который только что протянул ему Ник.
Ну, мужик, ты здесь и накрутил, он сделал несколько глотков пива, закурил и снова уткнулся в планшет.
Я не математик, Майк, я экспериментатор, Ник тоже отхлебнул пива и чуть заметно поморщился от сигаретного дыма, сносимого на него вытяжкой.
Не прибедняйся. Это и хорошо, что ты не математик. Математик до этого бы не додумался, Монтини повернул планшет экраном к приятелю. Ты откуда взял эти значения?
Понимаешь, я читал дочке сказку, ну гоблины там, эльфы, и тут в голове всплыли символы. Как в прошлый раз.
Да, чувак, прошлый раз ты натворил делМайк хмыкнул, отложил планшет, глубоко затянулся сигаретой и уже вполне серьезным тоном сказал: Если бы я тогда не видел все собственными глазами, не поверил бы. Вот что я тебе скажу, амиго То, что ты вывел функцию времени со знаком минус, не имеет смысла. Ты просто подставил значения, которые тебе пришли в голову. Этого никто не примет. Но после того как ты поигрался с магнитными векторами и вышел на событие сверхвысокой энергии, я могу поверить в любые твои каракули. Особенно если при этом снова не обрушится электросеть женевского кантона и не накроются два наших магнитных контура. Как в прошлый раз.
Я понимаю, что все это смотрится как бред. А если зайти с обратной стороны? Ты можешь смоделировать событие так, чтобы в результате получились значения, близкие к моим.
Смоделировать-то я могу что угодно, но что это тебе даст?
НуНик немного опешил от вопроса. Это будет хоть каким-то подтверждением.
Херня все это. Чтобы получить подтверждение, тебе не нужны крючки-закорючки математических формул. В них все равно никто не поверит. Тебе просто надо включить детектор, Монтини снова повернул к себе планшет. За 81 час до эксперимента.
Черт возьми, это действительно было бы идеально!
Идеально, но не реально. Никто не даст тебе включить детектор на холодном приборе.
А если попытаться их уговорить? Это было бы подтверждением моей теории.
Теории? скептически покачал головой Майк. Чувак, пока это похоже на бред сумасшедшего. Но! Если будет хотя бы отдаленный экспериментальный намек на то, что ты здесь вывел, это все потянет на полноценную модель.
Тем более надо попробовать.
Привет, мальчики, к ним подошла приятного вида женщина неопределяемого возраста. Что такие кислые? Майк, я тебя не узнаю. Я думала после того, что мы пережили в горах этой ночью, ты будешь бухать целую неделю.
А вот и Танюша. Конечно, буду бухать, но немного позже. Доктор ведь не запрещал. Да и стресс снять надо. А пока я не начал, посмотри, что у меня тут есть, Монтини протянул ей планшет.
Извините, я не знал, что у вас тут встреча, немного стушевался Ник. Татьяна работала в группе, отвечавшей за сбор и обработку данных с детектора, и считалась официальной подругой Майка. Тата права, вам бы лучше сейчас отдохнуть.
Да брось. У нас еще вся ночь впереди, махнула она рукой, присаживаясь за стол и принимаясь изучать формулу на экране планшета. Через несколько секунд она подняла глаза на друга и, покачав головой, сочувственно произнесла: Да твоя фамилия не Монтини. Твоя фамилия Охренелли.
Это у нее юмор такой. Русский. Это значит, что я, вроде, крутой перец, итальянец улыбнулся ничего не понявшему Нику. И почему же, дорогая, я именно то, чем ты меня назвала?
У тебя в четвертом сегменте функция времени отрицательная. Ты опять курил всякое дерьмо?
Ну Допустим, это не у меня, а у нашего французского друга. Дело в том, что у Ника была очередная вспышка-просветление. И если он будет прав, как и в прошлый раз, то будет получать нобелевку по физике ближайшие десять лет подряд.
Как в прошлый раз? Татьяна с наигранным страхом взглянула на Ника. Это опять с вырубанием сети, призрачным сиянием над городом и разрушением десяти процентов сенсоров моего любимого детектора?
Ладно, хватит о грустном. Мы так и не поняли, что тогда произошло. Кстати, Тань, ты работаешь на детекторе. Может, посоветуешь чего, Майк взял планшет у нее из рук. А ты, Ник, не спеши. Дай мне еще над этим поразмыслить. Завтра в обед переговорим. А теперь давайте ужинать. Эй, амиго, он сделал размашистый жест рукой официанту, который тут же подскочил к их столу. У нас тут друг на Нобелевскую премию нарывается. Принеси-ка нам меню, а чтобы мы не скучали, пока готовится заказ, подайте дюжину устриц и такое же количество рюмок водки. Я до сих пор после лавины согреться не могу. Хотя нет. Водки можно больше. Я угощаю.
Но, месье Майк, может с водкой будем поосторожнее, сказал пожилой официант, нагнувшись к Монтини, но достаточно громко, чтобы слышали все за столом. А то прошлый раз нам пришлось сдавать в чистку ковер из мужского туалета.
Не стоит беспокоиться, бросил тот на официанта веселый взгляд. Сегодня со мной моя русская подруга, так что все под контролем.
Ты что, опять подхалтурил где-то? Татьяна укоризненно посмотрела на итальянца. Тот с видом невинного младенца пожал плечами и, перегнувшись через угол стола, громко чмокнул ее в щеку.
США. Вашингтон
Совещание в Белом Доме по положению на Ближнем Востоке закончилось около часа ночи. Когда все разошлись, в ситуационном зале на первом подземном уровне остались трое: глава МНБ Рональд Бэйтс, министр обороны Джон Кимбел и директор ЦРУ Стивен Райнер.
Что за спешка, Рон, министр обороны налил себе большую чашку кофе с молоком и уселся за круглый стол. Час ночи уже. Могли бы обсудить все и завтра.
Не бурчи. Это не займет много времени, отмахнулся глава МНБ, не отрывая взгляд от планшета. Через пару минут к нам присоединится Хайден, тогда и начнем. Тут в мире какая-то херня творится. Читали мое письмо? Сейсмическая активность, вспышки на солнце, сдвиг полюсов.