Но вышло иначе: из подорванного туннеля в последнем логове террористов Бу вынес молодого парня в испачканном мундире рука зажимает рану на животе, мочка уха отстрелена. Механический крокодиловый кот принес добычу хозяину и взглянул вопросительно. Жрать или в лазарет?
В лазарет, махнул рукой Александр. А впрочем
Он наклонился поближе к наследнику, ударил его рукой по щеке в глазах сразу появилось понимание.
Твоя команда проиграла, просто сказал фермер. Болельщики сожгли знамена, соратники сорвали погоны. Скажи, что ты чувствуешь сейчас. Честно.
Мне все равно прохрипел парень. Я чувствую, что в этих боях я стал лучше, я стал сильнее, я был занят делом. Я хотел быть тут, а погоны две полоски ткани, знамя только повод.
В лазарет, повторил наемник. Отнеси моего сына Герберта в лазарет.
Александр с сыном отметили победу на орбите; внизу президент Воркуты трудился в поте лица: строил школы и больницы, тюрьмы и казармы, раздавал одним амнистию, а другим пули в лоб. Шестеренки плана все еще докручивались, но наемнику это было не так интересно. Его работа на Воркуте закончилась, работа Тимура началась по-настоящему.
Они взяли отпуск, они впервые в жизни по-настоящему присматривались друг к другу в бойцовых ямах Пандоры, в прокуренных барах столицы, в домах наслаждения Фуньцзы.
Я не люблю города, однажды сказал Александр. Они придуманы для слабых для тех, кто не может защитить себя сам и навязывает сильным гнилой общественный договор. Города сковывают фальшивой этикой словно вообще существуют какие-то ценности, присущие каждому человеку от рождения. Их богатство замки из песка, и единственное, что эти замки защищает, дурацкие символы. Герб в паспорте. Нашивка на груди. Погоны на плечах. Символы были хороши на тесной, переполненной Земле, но зачем они в космосе, где каждый может жить как хочет и где хочет даже в одиночку на целой огромной планете?
Папа, а строил ли ты в детстве замки из песка? спросил Герберт.
Да, и крепче не было их на всем берегу огромного синего моря. ухмыльнулся отец.
Но что ты делал, когда вечерело и надо было уходить домой, оставив их ветрам и волнам, доверив чужим людям?
Уходя, я разрушал их без сожаления. Доверять можно себе. Доверять можно друзьям. Доверять можно человеку, которому ты заглянул в глаза и понял: это человек дела.
Александру нравились эти беседы, но короткий отпуск прервало письмо с Родезии.
«Ты нам нужен, попросила Жаклин. Возьми столько оружия и людей, сколько сможешь».
***
С орбиты Родезия почти не изменилась: кляксы земной зелени, кажется, стали даже больше. Брови Александра, однако, нахмурились уже на высоте птичьего полета: не та геометрия посадок, не тот оттенок листьев на плантациях, а стада животных где они вообще? Ближе стало еще хуже: на территории колонистов выросли трущобы бараки из листов спрессованных опилок, вместо отопления почерневшие от сажи печки, а в них весело потрескивает высохшая виноградная лоза. А что это рядом? Обломок руки Хокинса в ладони навсегда зажат керамический нож. Защищал ферму до конца? А кто эти люди, что слоняются по колонии без дела?
Что случилось? спросил он мягко.
Нас национализировали, объяснила Жаклин. Мы не хотели говорить. Ты нашел новое призвание и заслуживал, чтобы старые проблемы оставили тебя в покое.
Но поставки приходили исправно. И эти письма, сводки все ложь?
На первое время федерация сделала Сергея префектом планеты. Он так надеялся сохранить все как есть. Не мог и подумать о том, чтобы бросить любимых коров и взять в руки оружие.
Он пошел на компромисс и проиграл, констатировал Александр. Так бывает всегда, когда садишься играть с шулерами. Что дальше?
Его арестовали. За ну да, за поставки. Представляешь, они прислали Во и объявили нам всем колонистам, кто согласился работать под Сергеем, что это новый босс.
Во мертв, Сергей на свободе, я полагаю.
Да. И нет. Сергей погиб в бою. Замешкался, нанося удар.
Когда прибывает флот федерации?
Три эсминца и десять фрегатов уже в транзите. Завтра. Что потом не знаю. Извини, не знаю.
Нормально. Не извиняйся. Никогда, просто сказал мужчина и обернулся к сыну. Работаем.
Работаем, кивнул парень в простом черном бронекостюме без единого знака отличия. Работаем, папа. И м
Он вопросительно взглянул на Жаклин, и та раскатисто захохотала и поводила пальчиком.
Нет. Я слишком молода, чтобы ты назвал меня мамой.
А потом друзья взялись за работу.
Все двадцать отцов-основателей без вопросов признали лидерство Александра в проекте по обороне Родезии. Они умели синтезировать химическое топливо из сине-зеленых водорослей, натягивать прочные канаты космических лифтов, ловко укрощать термоядерную реакцию, но убивать людей им до сих пор не приходилось. Бывший фермер и не рассчитывал. Он попросил у них топливо для ракет и энергию для лазеров. На ближнюю луну быстро прибыли последние компоненты звездного зеркала оно должно было собирать лучи светила Родезии и фокусировать их в приемнике на поверхности планеты, питая электричеством фабрики и заводы, неустанно штампующие машины для строительства но пригодные и для убийства тоже.
Тысячи, десятки тысяч роботов, повинуясь воле людей, споро заправили топливом ракеты, расставили по Родезии датчики и ловушки, а потом взяли в лапы, манипуляторы, жвала по винтовке и заняли боевые позиции.
А еще колонисты выгнали всех чиновников федерации, всех беженцев, всех нахлебников и тунеядцев погрузили на ржавую баржу со сбоящими гипердвигателями, дали в дорогу инструменты и топливо, пожелали удачи.
Я неспособен ненавидеть вас, объяснил Александр. Я не держу зла. Но мое это мое.
Баржа потом так и потерялась на просторах космоса.
Друзья в последний раз собрались на балконе особняка, чтобы в последний раз взглянуть на мирную Родезию. Планета выглядела насупившейся, она ощетинилась стволами пушек, тяжело дышала перед боем. Они люди сделали ее такой, потому что захотели и потому что могли.
Скоро ты вернешь эти земли себе, улыбнулся Александр и потрепал по холке крокодилового кота. Только не урчи так довольно. Еще рано.
Но кот сделал все наоборот, и стрельба началась под самую радостную песню, которую когда-либо слышала Родезия.
***
Космическим кораблям, никогда не садящимся на планеты, ни к чему правила аэродинамики. Но мужчины и женщины, рисовавшие обводы флота федерации, не могли забыть о старинной поговорке.
Некрасивые самолеты не взлетают.
В гладких обводах эсминцев Жаклин чудились пузатые земные кашалоты, вокруг них бойкими дельфинами кружили фрегаты, а штабной корабль распушил иголки антенн что насупившийся ерш в извилистой среднерусской речке. Мудрый ерш требовал прекратить сопротивление, освободить посадочные площадки, принять транспортные шатлы и сдать оружие воина федерации. Словом офицера гарантировал честный суд.
Ответа, конечно, не последовало.
Каждый корабль во флоте знал свой маневр: из пуза кашалотов высыпались огоньки десантных капсул, ракеты дельфинов почистили орбиту от коммуникационных платформ, а ерш благоразумно отошел подальше и спрятался за третьей луной. Комья расплавленного металла градом обрушились на пустые башенки ПВО, но там не было ни людей, ни машин. Зато получилось красиво.
Жаклин пробежала по клавишам, и огромное звездное зеркало развернуло все сияющие лепестки, поймало жгучие лучи, сфокусировало их в одной точке и отразило прямо во флот оккупантов. Могучая энергия, укрощенная человеком, не разменивалась на мелкие цели слизала эсминцы как корова языком, отрыгнула раскаленными обломками металла и пластика, блеванула замерзшими в вакууме космоса руками и ногами, останками людей чести и славы. В этом не было ничего красивого.
Ответный залп фрегатов разнес зеркало в клочья. Юркие корабли палили из всех орудий, пока не сожгли на орбите всю высокотехнологичную технику в прицелах остались только крепкие дома колонистов на самой Родезии. Под прикрытием орбитальной бомбардировки десантные капсулы уже заходили на посадку датчики прощупывают каждый холмик, блестящие бронекостюмы гудят в нетерпении перед боем.