Позже, когда всё было кончено, мы сидели в салоне «Волги» и слушали тихую музыку из динамиков. Обогреватель не давал достаточно тепла, чтобы согреть нас. Но ещё сложнее было ему растопить наши промёрзшие души.
Значит, ты мой брат, сказала Катя. Я промолчал. В её словах звучало утверждение, а не вопрос.
Катя задумчиво соскоблила ногтем грязь, прилипшую к бардачку. Она выглядела очень бледной и измождённой, но в целомгораздо лучше меня самого после причащения. Я тогда еле дополз до машины.
Она больше не смеялась. Я полагал, что больше никогда в жизни не услышу её беззаботный смех.
Почему ты не сказал? спросила она, не глядя на меня.
Я услышал собственный осипший голос и увидел белое облачко, вырвавшееся из губ:
Я не мог. Иначе бы ты сюда не пришла.
Да, наверное
Музыка в динамике сменилась сводками новостей. Катя нетерпеливо махнула рукой в сторону радиоприёмника. Я повернул ручку, и наступила звенящая тишина. Поверхность озера теперь казалась чёрной. Моросил едва заметный дождик, о наличии которого можно было догадаться только по микроскопическим прозрачным каплям, облегающим лобовое стекло.
Я не хотел, сказал я. Поверь мне, я не хотел. Я сопротивлялся, как мог. Это просто
просто предначертано, да?
Я посмотрел в её глаза, которые мне так нравились. Увидел в них понимание и печаль. И, чёрт побери, я снова захотел её.
Да, с остервенением сказал я. В эту минуту я жалел, что вообще появился на свет. Такая жизнь нам не нужна.
После очередной паузы Катя спросила:
И что будем делать?
«То, что должны, сестрёнка, подумал я. Только то, что должны. Мы поженимся и будем жить счастливо. Конечно, будет гнет на душе, но мы сумеем его заглушить. У нас будут детиочаровательные мальчик и девочка, просто ангельские создания. Но в один прекрасный день всё переменится, и дети узнают, что их папаша свёл счёты с жизнью, убив маму. Потому что пылинкам не дано лететь против ветра».
Вот что я хотел сказать, но не мог. Потому что чувствовалчего-то Катя не знала, почему-то ей не высказали всё, что сообщили мне. И в то же время она в чём-то другом была осведомлена больше меня.
Тебя что-то беспокоит? спросил я, придвинувшись поближе к Кате. Рука норовила обнять её за плечо, но я не разрешил ей отправиться в автономное плавание.
Знаешь Катя говорила медленно. Не знаю, знаешь ли ты или нет Эти могилы Они не наши.
То есть?
Я видела могилу папы. Когда мне исполнилось восемнадцать, отчим отвозил меня на кладбище, где он похоронен. Сказал, что я должна знать, где покоится отец. Только вот мне не показалось, что он там обрёл покой. Она нервно улыбнулась. Могильная плита почернела, рядом погибла вся трава Серая пыль, и всё. Но это была его могила.
Я немного помолчал, переваривая услышанное.
Но если он там, то здесь
Да. Здесь не наши. Не из нашего рода.
Я похолодел.
Но кто тогда?
Катя указала пальцем на своё отражение на чёрном стекле.
Жертвы.
Жертвы?
Каждое поколение потомков должно принести жертву на алтаре, чтобы выказать верность Хозяину. Убиение должна произвести женщина.
Я снова взглянул на лицо Кати, её ввалившиеся щёки и плотно сжатые губы. Моя сестра говорила спокойно, без тени страха или отвращения. Для обычной девушки двадцати одного года она держалась слишком хорошо.
Но она и не была обычной девушкой. А я не был обычным парнем. Мы были потомками.
Я наклонился к ней и поцеловал её в шею. Она не дёрнулась, не закричала.
Помощь будет нужна?
Теперь её лицо было от меня очень близко. Она испытывающе посмотрела на меня, потом улыбнулась.
Да, сказала она. Думаю, мужская сила не помешает.
И я, наконец, даровал рукам и губам свободу.
2006 г.
Искажение 1.01
Двое сидели за столиком в углу многолюдного кафе и беседовали. Перед ними остывал кофе с горячими сосисками, но оба не притронулись к бесхитростной еде, увлечённые разговором.
Так ты говоришь, спрашивал один, ты говоришь, что никогда не бывал раньше в этом заведении? Быть не может.
Никогда, второй покачал головой. Правда, теперь, когда услышал от тебя все эти истории, наверное, буду наведываться чаще.
Надо же, первый потрясённо постучал ложкой по столу. Жить в наших краях и не знать про местные достопримечательности
Я и подумать не мог, что простое кафе может иметь такое прошлое, оправдывался его собеседник. К тому же, ты знаешь, я не так давно живу здесь. Не прошло и двух лет
Первый нетерпеливо отмахнулся:
Ну ладно, Бог с ним, с кафе. Но ведь о том, что время от времени происходит на шоссе, ты должен был слышать? Учти, если скажешь «нет», я тебе не поверю.
Нет, растерянно вымолвил второй. Щёки залились краской; было видно, что ему действительно стыдно за своё неведение. А что с этим шос
Первый хлопнул себя ладонями по коленям и расхохотался так громко, что люди за ближайшими столиками недовольно обернулись.
Ну, дружище, ты даёшь! Так-таки ничего и не слыхал?
Нет, правда, ничего. Ты расскажи, я буду знать.
Человек перестал смеяться так же резко, как и начал.
Врёшь ты всё, парень.
Да брось! С чего мне врать? Просто я большую часть времени провожу дома, и
Первый наклонился вперёд, задев рукавом чашку с кофе. Тёмная жидкость выплеснулась на голубую ткань его рубашки.
Значит, ничего?
Ничего, испуганно сказал второй, подавшись назад на стуле.
Рука первого быстро скользнула под стол. Когда она вернулась оттуда, в ней был небольшой пистолет. Чёрный провал дула смотрел на оцепеневшего от изумления человека.
А ну, скажи это ещё раз, холодно сказал он, поднимаясь со стула. Кафе внезапно затихло. Какая-то женщина начала кричать, но поперхнулась и умолкла.
Второго начало трясти. Он выставил руки в защитном жесте и промямлил:
Ч-что с т-тобой? Я-я ничего не з
Человек нажал на курок. Пуля угодила сидящему в лицо. Его отбросило назад вместе со стулом. Он свалился на пол, задёргался в конвульсии и затих.
Убийца медленно положил в карман дымящийся пистолет и оглядел помещение. В кафе давно никого не было. Телевизор над барной стойкой пялился на него удивлённым взором чёрного экрана.
Человек закрыл глаза и втянул воздух в ноздри. Ощупывая пистолет сквозь карманы, словно желая убедиться в его наличии, он быстрыми шагами вышел из здания. Солнце на улице палило вовсю, бескрайние просторы степи были залиты жёлтым сиянием. Одинокая серая лента асфальтовой дороги уходила с юга на север, ползая змеёй по этой пустынной земле.
Человек огляделся и увидел, как вдали у горизонта вырастает что-то тёмное. Рост сопровождался увеличивающимся рокотом; через минуту стало ясно, что по дороге мчится большой фургон. Когда он приблизился на расстояние ста метров, человек прочитал на боку фургона надпись оранжевыми буквами: «Солнечная кукуруза Старика Эда». Под надписью водили хоровод несколько кукурузных початков с весёлыми нарисованными лицами.
Он поднял одну руку, другой прикрываясь от солнца. Сперва казалось, что фургон не сбросит скорость и проедет мимо. Но потом недовольно скрипнули тормоза, и большая машина стала замедляться.
Человек подошёл к дверце фургона, схватился за поручень и полез наверх. Заглянув в боковое окно, он увидел, что за рулём сидит молодая девушка в клетчатой кепке, сдвинутой на затылок. Одета она была в спецкомбинезон с пятнами масла на рукавах.
Надо же, вырвалось у него.
Девушка хмуро посмотрела на него:
Ну так будешь залезать?
Да-да, конечно, он открыл дверцу и пробрался внутрь на пассажирское сиденье. В кабине стояла невыносимая духота. Он удивился, как девушке не жарко в таком наряде.
Познакомимся? спросил он.
Девушка пожала плечами, переключая передачу:
Мне-то всё равно, хоть если будем молчать рыбой всю дорогу. Но, если тебе интересно, меня Джинджер зовут.
Очень приятно, он кивнул. А моё имя Грин.
Это фамилия, бесстрастно отозвалась девушка.
Да нет, это имя. Прихоть моих родителей. Сам до сих пор не знаю, из-за чего меня так нарекли