Одно приносило мне какое-никакое успокоение: хоть я и знал, что демон где-то там, я не мог представить, в какой миг я столкнусь с ним лицом к лицу. И потому я мог убеждать себя в том, что этот день ещё невыразимо далёк, сокрыт за туманами. Но с прохождением времени даже эта отдушина слабела. Всё чаще я просыпался посреди ночи с криками, промокший до корней волос; всё более угрюмым становился я, и когда в толпе издали замечал ту женщину, которую я боялся как огня, то приходил в неистовую панику и бросался прочь, расталкивая прохожих. Мой страх перед местью за свой грех стал патологичным, высасывающим из меня все соки. Я хирел, жизнь потеряла привлекательность, всё существование превратилось в напряжённое ожидание дня суда.
В последнюю осень в наш сонный городок заехал бродячий карнавал, разорвав тишину вечеров музыкой из шатров, грохотом хлопушек и шипящими огнями, прорезывающими тёмное небо. Я не интересовался подобными развлечениямиоднако вскоре после прибытия карнавала моих ушей достигла весть об удивительном гадальщике, который сидел в шатре у самого входа. Говорили, что он знает всё обо всех, о прошлом и будущем; что стоит ему разложить свои карты со странными символами, и те рассказывают ему любые тайны. Многие были в восторге от того, как точно гадальщик рассказывал об их прошлом и как уверенно пророчил будущее. Одному мальчишке с окраины города он сказал, чтобы тот остерегался бродячих собак; но, видимо, юнец не придал значения его словам, и через три дня попал в больницу с укусами голени. Другому человеку он предсказал встречу с любовью всей его жизни в тот же день. И что жетем вечером вечный одиночка встретил на карнавале женщину, от которой совершенно потерял голову, и не прошло и четырёх дней, как он сделал ей предложение руки и сердца.
Мне эти истории показались занимательными; поневоле приходили мысли о том, что этот удивительный человек мог бы рассказать обо мне, о том, что меня ждёт впереди. Может, он смог бы избавить меня от моих страхов, сказав, что я зря страшусь мести демона?.. Конечно, он узнает о моём ужасном грехе, если он так хорош, как о нём идёт молвано я готов пойти на это, если он искренне расскажет мне о будущем. За эти годы гадальщик наверняка знавал истории много хуже. Даже если месть неизбежнатогда я спрошу его, когда мне её ожидать, и буду спокоен до рокового мига. Я смертельно устал нервно оглядываться каждый вечер, выходя на тёмную улицу; мне претило выискивание расплывчатых силуэтов в зернистой мгле за окном.
С такими мыслями я пришёл ранним утром в шатёр гадальщика. К моему удивлению, меня внутри встретил не седовласый старец и не знойный чужестранец южных кровей. Гадальщик был молод и черноволос, превосходно изъяснялся на нашем языке. Лишь глаза его были не такими, как у всех людейпронзительно-голубые, как арктические ледышки, они смотрели в глубины твоего разума, и от этого взгляда я поежился, будто от холода. Гадальщик жестом пригласил меня сесть и, не говоря ничего, стал раскладывать карты. Колода у него была старая, потрепанная, он обращался с ней с искусом истинного факира. Я молчал; слов не требовалось. Наконец, он разложил карты и погрузился в их изучение. Он смотрел на рисунки на картах так долго, что я стал испытывать беспокойство. Что он там видел? Какой рок, какая судьба мечом нависли надо мной? Гадальщик молчал, и в масляном свете жёлтых свеч, которые освещали шатёр, он выглядел восковым истуканом, чем-то неживым и пугающим.
Я вышел из шатра через двадцать минут после того, как вошёл, с бешено бьющимся сердцем, не видя ничего вокруг себя. Всё стало зыбким, всё расплывалось, и я чувствовал, что мой разум балансирует на грани полного сумасшествия. Причиной тому было слово, всего одно слово, произнесённое гадальщиком. «Когда?»таков был мой вопрос, когда он закончил смотреть на карты и поднял на меня свой устрашающий взор. «Сегодня», сказал он бесцветно и мертво, и я едва подавил крик, зародившийся в груди. Как я нашёл выход из шатра, не помню. В голове стучало лишь одно слово, как приговор, как удар по головесегодня, сегодня, сегодня. Гадальщик до сей поры ни разу не ошибсязначит, это было правдой, и расплата, которую я так боялся и от которой пытался укрыться, должна была случиться сегодня.
Весь день я метался, как в горячке, но к вечеру мне удалось взять себя в руки. Я не собирался ложиться спать. Во мне проснулся дух сопротивлениявместе со страхом пришла злость. Пусть мой грех и вызвал эту кару, но жажда жизни во мне ещё теплилась. Я вооружился револьвером, зажёг все лампы в доме, задёрнул шторы на окнах и сел в кресло. За стенами шумел ветер, гоняющий тучи по небу. Вечер был самый обычный, каких прошло тысячи, и карнавал на другом конце города зажигал свои извечные огни. Я напряжённо вслушивался в малейшие звуки, но ничего не было заметно. Так я просидел до полуночи. Потом усталость и нервное перенапряжение стали брать верх, и веки сомкнулись сами собой: я засыпал, сколь бы ни пытался сопротивляться истомепогружался в бессознательное состояние, и сладкая тьма накрыла меня.
Однако мои чувства заглохли не полностью: даже во сне я продолжал слышать. До поры до времени единственным звуком, что ловил мой слух, был непрекращающийся свист ветра под ночными небесами. Но потом к нему стал примешиваться другой звукбудто грохот далёких барабанов, бьющих в такт. Что это? Дождь? Я не был уверенслишком ровным и гулким был шум. Я представил себе неведомое африканское племя, проводящее свой кровавый ритуал под неумолкающий бой барабанов из человеческой кожи, и оттого по телу пробежал холодок. Однако же, проснуться я не мог, и глаза оставались закрытыми. Вот ещё один посторонний звукна этот раз не вызывающий никаких сомнений в своём происхождении: чьи-то шаги возле моего дома, ровные и задумчивые, без чувств, без спешки. Внезапно все огни в доме погасли, и тут я проснулся, вскочил с криком. Но было поздно: в доме царила кромешная тьма, бой барабанов у горизонта продолжался, и неизвестный пришелец уже был в моём домепод его весом поскрипывали половицы на нижнем этаже. Это был тот самый демон, которого я боялся до смерти, демон, рождённый моим грехом, той адской страстью, что бурлила в моей крови тогда, в ночь ущербной луны. Я с придыханием вскинул руку с револьвером и выпустил все шесть пуль, когда дверь моей комнаты распахнулась и из проёма потянуло ледяным воздухом. Но демон не умер. Он был бессмертен, а я не мог видеть в темноте. Оружие со стуком упало на пол. Тёмный силуэт подошёл ко мне без слов, и, будто по мановению руки, ставни на окнах распахнулись, впуская внутрь мутно-жёлтый лунный свет, совсем как в ту проклятую ночь.
Я хотел зажмуриться, но это было выше моих сил. Я увидел егоувидел худое лицо, бледное и с правильными чертами, обрамлённое чёрными волосами. Молодое лицо, красивое лицо, лицо без печати страстей, как воск, и лишь глаза чисто-голубые, цвета льда и океанских вод, без малой искорки теплоты. Я закричал, но крик умер в зародышея узнал его, узнал эти голубые глаза, так похожие на мои собственные, только чище и глубже, эти безжалостно-чёрные волосы, чуть вьющиеся. Не в эти волосы ли я зарывался лицом под той грешной луной, не их ли тонкий аромат я вдыхал, пьянея от собственной власти над немощным телом, тщетно бьющимся подо мной? Плод нежеланного союза, дитё насилия, демонэто был он, тот, кто неотвратимо шёл ко мне все эти годы. Он узнал меня уже тогда, когда я раздвинул шторки шатра. Он сказал мне: «Сегодня», и это действительно было так.
Где он был всё это время? Где она его пряталаа может, бросила в тот же день, когда он вышел из её чрева, в отвращении глядя в его голубые глаза, похожие на мои? Как он провёл детские годы? Что за дьявольский замысел или цепь роковых случайностей привели к этой встрече?.. Все эти вопросы стали неважными в этот миг, когда мыотец и сынсмотрели друг на друга. Грохот барабанов стал невыносимым, он бил раскалённым молотом прямо в мозг, минуя уши, и я понял, что месть уже началась. О нет, не банальное убиение, не боль, не душевные мукиэти бесстрастные, нечеловеческие глаза обещали мне нечто более изощрённое и ужасное. Я содрогнулся в последний раз, прежде чем моё тело рухнуло на пол бездыханным, где его нашли утром и констатировали сердечный приступ. А я сам тем временем ещё мог мыслить, видеть, слышать чувствовать.