Очередной пузырь, скажете вы, и будете правы. Но люди слепы, когда находятся внутри пузыря, просто не видят его. И это очень круто, если вы знаете угол обзора, который позволит вам замечать сам пузырь. Страшновато, конечно, но и крутоведь вы можете хеджировать, исходя из этого знания. Можете открывать короткие позиции. Можете, как я выяснил, сделав это, изобрести пузыревый инвестиционный инструмент, основанный более-менее на случайности, продавать его людям и смотреть, как он приобретает значимость. Все это время понимая, что он превращается в пузырь, шортить его, готовясь к моменту, когда он лопнет.
Мошенничество? Нет. Пирамида? Ничуть! Только финансы. Все как есть законно.
* * *
Так предыдущие полгода я изучал статистику с береговых линий мира, пытался просчитать все тренды, гадал по чайным листьям, читал технические журналы, изучал многое, даже городские легенды. И пришел к убеждению, что момент, когда пузырь должен был лопнуть, уже близился. В некоторых регионах, таких как старый добрый Манхэттен, наблюдался огромный приток технологических инноваций, человеческого капитала и денежных ресурсов, и мы уже готовились освоить межприливье и выжать из него все что можно. Но бо́льшая часть мира была далека от этих совершенств, и в результате там межприливье разрушалось быстрее, чем его восстанавливали. С начала Второго толчка прошло примерно пятьдесят пять лет, с окончаниясорок, и по всему миру строения испускали дух и рушились навсегда. Маленькие строения, крупные, небоскребыпоследние падали с мощным всплеском, так, что рынок содрогался от последствий. Однако мы успевали подогнать ИМС, обыграть получившийся толчок и получить еще немного очков на свой счети после этого пузырь продолжал раздуваться дальше. Только казалось, будто всему миру грозило катастрофически накрыться крышкой. И чем больше я шортил, тем больше помогал пузырю лопнуть.
Что могло быть тревожнее и круче этого?
И я собирался на пятничные посиделки с Джоджо, а потом, возможно, мы с ней побудем на реке, в полуночный прилив, при полной луне, идеально! «О! О!»
* * *
Я вышел с работы и пожужжал к «Эльдорадо Эквити» на перекрестке. Повернув на Канал-канал, как его любили называть туристы, я обнаружил его загруженным обычным дневным трафиком: моторные лодки стояли корма к носу, борт к борту, так что за ними и воду было тяжело разглядеть. Можно было перейти канал по лодкам, даже без необходимости куда-то перепрыгивать, и некоторые продавцы цветов так и поступали.
Джоджо ждала на пристани своего зданияя почувствовал, что мое сердце забилось быстрее. Я «поцеловал» пристань правым бортом и поздоровался:
Привет.
Привет, сказала она, бросив быстрый взгляд на запястье, но я прибыл вовремя, и она кивнула, будто признавая это. Затем грациозно прошла по палубе к кабине, и мне, глядевшему на нее из-за руля, казалось, будто ее ноги тянулись бесконечно.
Как насчет устричного бара на 40-м рифе?
Звучит неплохо, сказала она. А у тебя есть шампанское на этом прекрасном судне?
Конечно, ответил я. А что празднуем?
Пятницу, ответила она. А еще я сделала маленькую меценатскую инвестицию в жилье в Монтане, и, кажется, очень удачно.
Молодчина! похвалил я. Уверен, народ там очень обрадуется.
Это точно, обрадуется.
Шампанское в холодильнике, сказал я, или хочешь сама порулить?
Конечно.
Я нырнул вниз и вернулся с четвертью.
Боюсь, у меня только четвертинки есть.
Ничего страшного, все равно скоро будем на 40-й.
И то правда.
Мы оба работали, как обычно, допоздна, и до заката оставалось всего полчаса. Я прожужжал по Западному Бродвею к 14-й, а потом повернул на запад. Пока мы пробирались по залитому солнцем каналу в плотном транспортном потоке, я открыл бутылочку шампанского.
Очень приятное, сказала она, сделав глоток.
Вечернее солнце сверкало на беспокойной воде, переливаясь мириадами оранжевых отблесков на черном покрывале. Очередной штрих «новой Венеции», и мы выпили за это, пока тащились со скоростью транспортного потока. Отражающийся от воды свет заливал Джоджо лицо, и создавалось ощущение, будто мы стоим на грандиозной сцене и играем пьесу перед богами. И вновь я испытал то неизведанное чувство, что поднималось у меня из глубины горла; казалось, будто сердце разбухало в груди; пришлось проглотить вставший в горле ком. Это был словно какой-то страхнеужели кто-то может настолько меня привлечь? Что, если в самом деле я с кем-то сумею по-настоящему сблизиться?
Затем мой браслет издал первые три ноты «Фанфар обыкновенному человеку», и я недовольно проверил, что случилось, и только после этого понял, что надо было сразу его отключить. Но уже успел увидеть: в той высотке, что упала в Челси, погибли десятки человек, а может, и сотни.
О нет! воскликнул я, не сдержавшись.
Что?
Это же то здание в Челси, которое обрушилось. Там находят тела.
Ой, и правда ужас. Она отхлебнула еще. Твой ИМС еще не отрос обратно?
Почти.
Хочешь поехать посмотреть?
Кажется, я секунду простоял с разинутым ртом. Посмотреть я вроде и хотел, но в то же время и нет. Вообще-то мне было важно оставаться в курсе свежих событий межприливья, поскольку следовало вылезти из пузыря до того, как он лопнет. Но неужели он лопнет только из-за того, что эта высотка повторила номер с Маргарет Хэмилтон? К тому же я ехал в устричный бар с Джоджо Берналь и не хотел, чтобы она думала, будто сейчас для меня существовало что-то более важное.
Но пока я обо всем этом размышлял, она рассмеялась надо мной.
Давай, поехали, сказала она. Это почти по пути.
Действительно.
Или ты думаешь, что, если это ключевое событие, тебе одному надо нажать на кнопку, чтобы выйти?.. Ты готов двигаться быстро?
У меня счет на наносекунды, ответил я гордо и повернул на Западный Бродвей.
Когда мы поднялись к 27-й, на «водомерке» стало не очень удобно, потому что из-за крыльев ее сносило в сторону чуть ли не на пять футов. К счастью, прошла всего пара часов после максимального прилива, и это позволило мне выдержать курс на север, прежде чем повернуть на запад.
Когда мы подобрались ближе к месту крушения, к привычной аммиачной вони приливной зоны добавился другой запах, возможно, креозота, с нотками асбеста, треснувшей древесины, разломанных кирпичей, раскрошенного бетона, покореженной ржавой стали и затхлого воздуха заплесневелых комнат, разбившихся, будто тухлые яйца. Да, упавшее межприливное здание. У них всегда такой характерный запах.
Я замедлил ход. Закат разливал повсюду свой горизонтальный свет, придавая каналам и зданиям глянцевый вид. На каждом здании виднелось узкое сливное отверстие. Да, межприливьезона неопределенности и сомнения, область риска и наград, побережье, принадлежавшее неорганизованной общественности. Продолжение океана, в котором каждое здание было как пригвожденный к своему месту корабль, который, как все надеялись, не разломится.
Но одно из них все-таки обвалилось. Не чудовищный небоскребвсего одна из двадцатиэтажек к югу от старого почтового отделения. Теперь потребительская стоимость трех других, которая рухнула в момент падения этой, зависела от того, удастся ли определить причину, почему это произошло. Сделать это всегда было непросто, и такие обрушения здорово олицетворяли сам рынок. Они нередко случались просто так, в ответ на какие-то невидимые потрясения. Я рассказал все это Джоджо, и она, поморщившись, кивнула.
Мы медленно пожужжали вверх по 7-й, оглядывая разгромленные улицы. Проходить так близко было опаснов каналах теперь валялись груды хлама, который можно было задеть. Это было отчетливо видно там, где он аж торчал над поверхностью, и почти явногде черную воду беспокоили ряби и воронки, тогда как по всему району отлив уносил воды на юг. Остальные же участки канала выглядели пригодными для прохождения и едва ли могли повредить корпус. Так что я осмотрел разрушения с нескольких каналов по очереди, проплывая издали, где, как считал, было безопасно, а потом повернул обратно.
Было ясно, что высотка упала жестко, смяв, наверное, половину своих этажей, а потом рассыпавшись на юг и на восток. Остатки плоской крыши так покосились, что мы видели все водные резервуары и зелень, что росла в ее садах. Наверное, все это слишком много весило, хотя такое становилось очевидным лишь после. Спасатели в характерных едко-желтых и оранжевых одеждах осторожно осматривали то, что осталось от пожарных катеров, патрульных лодок и тому подобного.