Москва. Так назывался город, запечатленный на цветных рисунках. Прапрабабушка, по словам бабушки, была в молодости заядлой путешественницей и собирала такие карточки со всех мест, где она побывала. Их у неё было великое множество, но она раздарила, продала и потеряла при многочисленных переездах в Дни Грома почти всё, что имела. К тому времени, когда родилась бабушка, у неё остались лишь эти карточки, изображающие город со странным названием Москва. Несмотря на время, они оставались красочными и не бледнели, как другие цветные картинки из прошлых времён, которыми сверстники иногда хвастались.
В первый черёд меня поразило ясное голубое небо над Москвой. Небо и у нас можно было иногда увидеть, когда развеивалась скучная марля облаков, но оно никогда не принимало такой пронзительный оттенок, как на этих рисунках. А здания!.. Я и не думал, что можно построить такие высокие и красивые дома. Всё, что я видел в родном городедеревянные бревенчатые хижины и среди них редкие каменные коробки на три этажа, имеющие стылый серый цвет. Открыв рот от удивления, я смотрел на купола, возносящиеся к синеве, высокие шпили и зубчатые стены, мощёные камнем улицы, вдоль которых гуляли люди в цветастой одежде. В сравнении с тем, что меня окружало, это казалось невероятным, выдуманным, сказочнымно бабушка утверждала, что прапрабабушка всё видела собственными глазами, смотрела на эти башни, ходила по тем улицам.
А где находится Москва? укажи кто-нибудь мне направление, я был готов в чём есть побежать к волшебному месту. Помню, я спрыгнул с колен бабушки, возбуждённо размахивая заветными карточками.
Успокойся, внучек. Она находится очень далеко на юге. Ты не доберёшься туда ни за день, ни за неделю, бабушка улыбнулась. Чтобы дойти до Москвы, нужно проделать большой путьэто займёт месяцы, годы. Может быть, когда-нибудь ты увидишь её своими глазами, как моя бабка, но сначала нужно вырасти крепким и здоровым. А для этого что нужно сделать? она лукаво посмотрела на меня, многозначительно кивнув в сторону стремительно темнеющего окна.
Вовремя ложиться спать, нехотя ответил я.
Именно. Пора в постель.
А на следующий день я сделал глупость. Так хотелось похвалиться перед приятелями Москвойи я, выпросив у бабушки одну карточку, показал её Димке, который жил через три дома от нас. Услышав мой рассказ о красивом городе, который посещала моя прапрабабка, он потёр свой конопатый нос и хмыкнул.
Брехня всё это, сказал он. Нет никакой Москвы.
Но как! поразился я. Вот она, взгляни!
Ну и что? Димка отобрал у меня карточку и разорвал её пополам, оставив меня стоять, разинув рот. Это всего лишь рисунок. Говорю тебе, нет её! Мне деда рассказывал, что все большие города разрушили в Дни Грома. Вот тебе и твоя Москва!
Я врезал ему в глаз. Димка в долгу не осталсявзвыл и ударил меня в челюсть так, что я откусил себе язык. Мы мутузились, катаясь по земле, пока проходивший мимо взрослый не дал нам обоим по подзатыльнику и приказал расходиться.
С того дня Москва не покидала мой ум. Мне не верилось, что столь величественное место могло быть уничтожено, и я надоедал всем от родителей до прохожих на улице расспросами о Москве. Обычно от меня просто отмахивались, как от назойливой мушки, кое-кто сердился, разок меня побили, рта не дав раскрытьа те, кто удосуживался меня выслушать, равнодушно отвечали: «Ничего не знаю». И лишь единицы смутно вспоминали о городе с таким названием, но даже они ничего не могли сказать о его судьбе. Дни Грома были слишком давно, последние из тех, кто его пережили, умерли задолго до моего рождения, а Москва находилась далеконеудивительно, что сведения о ней были скудными. Неопределённость только укрепляла меня во мнении, что слова Димкине более чем наглая ложь, чтобы мне досадить. Однажды я даже собрался в дом Димки, чтобы поговорить с его дедушкой, который вот уже лет десять был прикован к постели. Едва я подошёл к калитке, с крыльца на меня с раскатистым лаем накинулся большой чёрный пёс. Я подобрал булыжник, чтобы кинуть в него, но когда пёс приблизился, испугался и убежал. Так мне и не удалось выяснить, соврал Димка или нет.
И вот, уже выросши, в те дни, когда умирала мать, я не искал утешения в бутылке, как поступал весь наш городхмель мне заменяли карточки из детства. Они по-прежнему были яркими и манящими, и город, изображённый в них, казался красивым, как никогда. Разве не будет соразмерной жертвой потратить остаток своей никчемной жизни на поиски Москвы? Конечно, затея нелепаяно чем она хуже нынешнего бесцельного наблюдения за солнцеворотом?..
Однажды вечером, сидя у открытого сундука и в тысячный раз разглядывая карточки, я принял решение: рано или поздно я отправлюсь в путешествие. Может быть, вместе с братом, если он меня поддержит. Но это будет потомя не мог бросить больную мать и намеревался остаться с нею до конца.
А конец был уже недалёк. В зиму, когда мне исполнилось двадцать два года, мать окончательно легла в постель. Днём и ночью она надсадна кашляла. Микстуры, которые я брал у приезжих купцов за немыслимую цену, помогали слабо. Летом она умерла; похоронив её в едва тёплой земле, мы с братом остались вдвоём. В нашем тесном домишке стало сумрачнее и холоднее, будто погасло солнце. Так оно и было: смерть матери отобрала у нас последние ласковые касания детства. В считанные дни мой брат из любознательного ребёнка превратился в неразговорчивого молодого мужчину, а я обнаружил в своих волосах первую седину.
О чём я в тот год думал меньше всего, так это о путешествии. Хозяйственные хлопоты поглотили нас, в них мы спасались от тоски. Мы вдвоём проводили время на реке от сумерек до сумерек и наловили рыбы раза в три больше, чем обычно. На вырученные деньги мы обновили свои истлевающие снасти, соорудили новый глубокий погреб, чтобы рыба не портилась даже летом, и построили пару больших судов. Видя наш успех, к нам стали приходить люди, просившие совета, а то и предлагающие помощь в обмен на долю улова. Многие из них просто пытались нас обмануть, но были среди приходящих и хорошие люди, с которыми мы стали работать вместе. Так образовалась артель из шести человекнеслыханное дело, ибо раньше у нас ловили только семьями и ни на шаг не отходили от проверенных дедовских способов ловли. Мы же пробовали новые подходы, некоторые из которых помогли значительно увеличить добычу. Работали посменно, забрасывая невод и бредень, траля на лодках дно реки. Даже рискнули выходить на добычу в «пьяные дни», открыв, к своему удивлению, что в самое тёмное время года рыба ловится лучше всего. Улов едва помещался в наш погреб, и мы построили новыйбольшой, с каменными стенами, обложенными льдом. Купцы, заметив, что рыба у нас свежее, чем у других, стали предпочитать брать её у артели, и деньги потекли к нам рекой.
Нельзя сказать, что наш успех нравился другим рыбакам, теряющим средства к существованию. Несколько раз нас пытались избить, а потом и вовсе прикончить. Мы все обзавелись оружием и старались не подставляться. По ночам кто-то поджигал наши дома и пристройки, крал рыбу, даже собак убивали. Жилище Романа, члена нашей артели, сгорело дотлахорошо, что он сам с женой успел выбраться. После этого случая я понял, что так продолжаться не может. Признаться, и до этого меня мучила совесть: я воочию видел, как нищает и озлобляется город из-за нас. Я предложил друзьям принимать в артель всех желающих и распределять рыбу по справедливости. Роман и Фёдор были против, но остальныев том числе мой брат Игорёкменя поддержали.
Слух о том, что теперь каждый может прийти к нам, быстро распространился по городу. Артель стремительно расширялась. Мы разбили пяток лагерей выше и ниже по течению, чтобы рыбаки не толпились в одном месте. Теперь почти весь город имел дело с нами, и каждый из рыбаков мог быть спокоен за свой достаток. Поджоги и угрозы прекратились, и мы вздохнули с облегчением. Купцы тоже были рады такому повороту, так как могли покупать рыбу дешево и большими партиями. Дела налаживались.
Так прошло семь бурных лет, когда мне приходилось трудиться, не различая дня и ночи. На исходе седьмого года я поймал себя на том, что вновь всё чаще сижу у старого сундука, держа в руке жестяную шкатулку, и засматриваюсь на купола и шпили. Москва вновь заняла моё воображение, но теперь поход к ней представал не зыбкой мечтой, а вполне реальным предприятием. Деньги на путешествие у меня имелись, а артель могла сама позаботиться о себеу меня было на кого её оставить. Игорь, несмотря на молодость, пользовался уважением среди рыбаков: из всех нас он был самым сообразительным и придумал много приёмов и уловок, которые привели артель к успеху. Как-то вечером я спросил его, сможет ли он управлять ею, если мне придётся отсутствовать год или два. Он удивлённо посмотрел на меня, но не стал ничего спрашивать, а уверенно ответил: «Да», и у меня не возникло ни капли сомнения в том, что так оно и есть.