Прошло время, и с моря задули холодные ветра. Началась война, сказали оцепеневшим от ужаса жителям города, и все взрослые мужи должны отправиться в бой, чтобы защитить родной край с железом в руке. Муж Анны и старший сын отправились на войну, сама она осталась с младшим, который только учился говорить. Анна чувствовала себя так, будто попала в дурной сон; она не понимала причин завязавшейся войны и не могла взять в толк, зачем людям понадобилось резать друг друга, если раньше они жили в ладу между собой. В дни её путешествий не было войнеё юность прошла в убеждении, что человеческий разум всегда найдёт лучший выход из сложившегося положения, не позволит злу расцвести чёрными лепестками. Теперь иллюзии потерпели жестокий крах, и ночами женщина плакала в подушку, очень тихо, чтобы не разбудить спящего в кроватке рядом сына.
А война шла, выжигая сердца и города, добавляя соли в человеческие слёзы и крови на лезвия копий. Она растянулась на месяцы, потом на годы. Уже стало забываться, с чего она началась, каких условий требовала для своего завершения; воины помнили лишь, что им нужно стремиться вперёд, давить, убивать, уничтожать, чтобы враги не сделали то же самое с ними. Во все стороны с полей сражений разлетались серые голуби с чёрными вестями. Анна вставала с рассветом, кормила малыша, куда-то шла, что-то делала, но это всё было не взаправдуединственным настоящим в её существовании было мучительное ожидание, приправленное страхом. Она не знала, где муж и сын, и всякий раз, когда она видела на небе почтового голубя, сердце её отзывалось болезненным скачком но печальная весть оказывалась предназначенной не для неё. В эти дни Анна поняла, что истинная вечностьэто время ожидания, когда краткий миг превращается в нескончаемое страдание.
Война кончилась на шестой год. Забрав десятки тысяч жизней, она не собиралась этим довольствоваться. Поверженная страна подверглась разграблению, мирные жители были обращены в рабство. Та же участь досталась и Анне. Она видела, как корабли победителей входят в гавань, как с них пьяной лавиной сходят опаленные войной люди; видела, как горит, чернеет и рушится её дом; видела, как предают мечу её младшего сына. Она готовилась умереть и сама, и была бы этому даже рада, как избавлению от кошмара, однако её вместе с другими женщинами вывезли кораблём на родину победителей и там отдали пожилой богатой семье, пожертвовавшей много золота ради победы своей армии и тем заслужившей награду в виде захваченных трофеев и пленников.
У хозяев было большое стадо коз, и Анну определили в доярки. Весь день с утра до вечера она занималась тем, что наполняла деревянные ведра теплым молоком, выжимая его из скользкого козьего вымени. В первые месяцы каждое ведро молока содержало капли её слёз, но потом отчаяние сменилось отрешенностью. Без конца повторяющийся распорядок постепенно убил все чувстваАнна теперь осознавала лишь, что если вокруг темно, то нужно спать, если брезжит полумракжевать сухие хлебцы, запивая их холодной водой, а если солнце встало над горизонтом, то пора идти к козам. Кислое молоко сделало её некогда гладкие руки морщинистыми и бледными, от наполняющего хлев козьего дыхания постоянно щипало глаза, но Анне было уже всё равно. Со временем ей становилось всё уютнее жить в этом простом и понятном цикле всепоглощающего безразличия, где существование было низведено до простейших правил, а малейшая попытка отступить от них пресекалась окриком надсмотрщика.
Но однажды всё рухнуло. Ночь была тёмной и безнадёжной, как обычно, утро принесло всегдашние хлебцы и воду, козы ждали дойки в стойлах. Анна взяла ведро, уселась на низенький стул и принялась за работу. Через часили два, или три, она не считала временина улице раздались крики. Люди бегали, свистели стрелы, звенели копья, был хохот и плачно для Анны всё это было лишь досадной помехой, мешающей сосредоточиться на дойке. В конце концов, от козьего стойла её насильно оттащила другая доярка, тоже рабыня, но помоложе и оттого всегда бывшая более строптивой. Анна вышла вместе с ней из хлева и почти без удивления наблюдала, как по двору носятся вооружённые люди в доспехах, а на высоком шесте перед входом в дом реет стяг её родины. Воины казнили надсмотрщиков, убили стражников и пронзили копьями насквозь толстых хозяев и их детей, поставленных на колени в середине двора. Бывшие рабы смеялись и хлопали в ладони. Анна не могла понять, чему они радуютсяона ждала, когда ей разрешат вернуться к своей работе.
Один из пришлых воинов ходил меж освобождённых рабов, кого-то высматривая. Оказавшись рядом с Анной, он вздрогнул и подошёл к ней вплотную. Она отшатнулась в ужасе.
Анна? недоверчиво произнёс воин.
Анна молчала.
Хвала Небу, ты жива! Мне сказали, что тебя отправили сюда, но я до последнего не верил
Голос из-под закрытого боевого шлема показался ей знакомым. Анна почувствовала, как её сердце забилось чаще. Давно забытое ощущение.
Ты? прошептала она.
Воин снял шлем, и она узнала под железом лицо, которое уже не мечтала когда-либо увидеть. Это был её муж, ушедший на войну и там пропавший без вести. Лицо пересекал наискось глубокий рубец, челюсть была сжата и напряжена, в глубине голубых глаз поселилась стально это был он, и он смотрел на Анну с такой же любовью, как раньше. Анна зарыдала, и он еле успел её подхватить, прежде чем она упала без сил. Анна оказалась в его крепких руках, и тут к ней внезапно вернулось всё, что она растеряла в черно-белом пространстве, где обитала последнюю вечность: цвета, мысли, чувства, жизнь, она сама.
Оказалось, разгром был не полным. Войскам пришлось отступить в горы, чтобы не быть уничтоженными на корню. Поначалу все думали, что это конец, что разрозненные остатки армии никогда не смогут дать отпор врагу. Победители тоже в этом уверились и перестали преследовать в ущельях мелкие отряды. Взамен этого они выставили кордоны у подножий гор, чтобы они не пускали выживших солдат обратно в страну. Но захватчики недооценили противникасо временем отрядам удалось воссоединиться и вновь образовать единую армию. В соседние страны отправились переговорщики, которые искали поддержки в обмен на земли и богатства, которые будут присуждены им после совместной победы. Большинство стран отказались, но кое-кто согласился, и война вспыхнула с новой силой, чтобы на сей раз завершиться победой другой стороны, уже окончательной.
Анна слушала рассказ мужа молчаона была просто рада своему освобождению и тому, что её любимый человек остался жив. Лишь один вопрос она задала, когда он закончил говорить, и всё поняла по его тягостному молчаниюих старший сын пал на одном из бессчётных полей битвы.
Они вернулись в разрушенный городок у моря и принялись вместе с другими возвратившимися отстраивать его заново. У Анны появился новый дом, обдуваемый игривым бризом, и муж любил её крепче прежнего. Семья восставала из пепла; у них появились другие детидве девочки и один мальчик, которые гонялись по двору друг за другом, как некогда их непутевые старшие братья. Анна наблюдала за этой игрой с улыбкой, но в её душе навсегда поселился холод, и раствориться в блаженстве семейного счастья, как раньше, не получалось. Она знала, каким ужасом может обернуться мир, помнила все тёмные дни. Иногда она просыпалась ночью с криком, снова увидев кровавый оскал войны, нависший над её домом, и мужу приходилось долго успокаивать её.
Одна зима сменялась другой, их снега отпечатались в волосах Анны серебряным инеем. Старость подступала незаметноона спохватилась в день, когда старшая дочь, такая же длинноволосая, резвая и любопытная до всего, как мать в молодости, высказала желание уйти из дома навстречу миру. Она ушла гулким туманным утром; Анна стояла у калитки с мужем и смотрела на силуэт дочери, тающий в дымке. Вдруг её охватила необъяснимая жуть, не имеющая ничего общего с грустью разлуки. Она вспомнила саму себя, отправляющуюся в далёкое путешествие, как родители так же провожали её взглядами. На жизнь Анны выпали суровые испытания, которые она не пожелала бы никому. Неужели этот жестокий круговорот теперь затянет её детей, потомдетей её детей, и так без конца?.. Анна поспешила уйти в дом, где было спокойно и страшные мысли вытеснялись запахом каждодневного быта. Но даже там она не смогла избавиться от внезапно вернувшегося образа пустой комнаты и чёрной ткани, которая тянется и тянется, сама не зная, зачем.