Я продолжаю пинать и бить, пока его лицо не становится красно-коричневым месивом. Я все еще бью его, когда человек с тремя полосками на зеленой армейской рубашке заходит в вагон и всаживает пулю в череп реанимата.
Здесь сказано, что у вас есть лицензия на скрытое ношение оружия, говорит парень из спецподразделения.
Да, говорю я.
Он выжидающе молчит.
Я могу носить пушку. Но не ношу. Это мое решение.
Мы в офисе начальника станции Атево. Это короткий допрос.
Комендантский час еще не наступил, однако отряды СП уже собираются. Этот сержант был в поезде и увидел атакованную парочку. Машинист слегка раздражен тем, что мы забрызгали кровищей его поезд.
Передо мной стакан чего-то шипучего и оранжевого. У сержанта дома больная мать и старший брат-инвалид. Он пошел в армию, чтобы обеспечить их, чтобы помочь. Я получаю эту информацию быстро, за секунды. Драка, напряжениеиз-за них я вспотел и противогрибковая мазь сошла. Я открыт для мира. Или открыт для мирового разума. Я просто хочу домой. Солдатик думает, что помогает, но это не так.
Я должен составить рапорт, и он отправится вашему начальству, говорит он. И наклоняет голову, словно извиняется, словно ему стыдно за это.
Я пожимаю плечами.
Я могу идти?
Я загрузил пропуск на ваш имплантат, просто чтобы вы добрались домой вовремя, без стычек с другими отрядами СП.
Спасибо.
Esprit de corps.
Я иду домой, а там, у меня на пороге, стоит еще один реанимат. Женщина.
Я не в настроении снова драться. Перебираю другие варианты. Я мог бы подождать, но не хочу торчать на улице. Есть парочка друзей, но не настолько близких, чтобы звонить им в таких случаях. Реаниматка бьется головой в дверь. Она похожа на школьную директрису, одета в юбку, блузку и удобные туфли. Пачкает отделку кровью. Думаю, другие жильцы слышат стук, но игнорируют его. Я подхожу к ней сзади, и она меня пока не заметила.
Поддавшись импульсу, я звоню Аминат.
Один гудок, потом громкое шипение, и я отодвигаю телефон от уха. Шипение прекращается, и я слышу ее голос.
Алло? говорит она.
Это что такое было? спрашиваю я.
Кааро! Не обращай внимания. Я готовлю. Как дела?
Реаниматка слышит наш разговор и оборачивается.
Это прозвучит странно и нахально с моей стороны, так что я заранее извиняюсь
Да.
Я не сказал, что мне нужно
Ты можешь прийти.
Как ты
Поспеши. Уже комендантский час. Она дает мне адрес.
Я ухожу в тот момент, когда реаниматка решает подойти ко мне поближе.
Аминат включает «Top Rankin» и тихо подпевает, ставя мой стакан на столик для закусок. Она ходит босиком, в закатанных джинсах и блузке без украшенийаккуратный повседневный наряд.
У нее дом в Тайво, на следующей станции по часовой от меня, ближе к Северному ганглию. Это более благополучный район, где в каждом гараже есть машина, и повсюду колючая проволока и охранные системы. У них такая мощная спутниковая технология, какую раньше только в шпионских триллерах можно было увидеть.
Мне неловко, что я заявился к ней, но Аминат воспринимает это так естественно, что от дискомфорта вскоре не остается и следа. Здесь тепло, играет регги двадцатого века и слегка пахнет благовониями. Она отводит меня в ванную; я думал, она поухаживает за мной, но Аминат выдает мне вату, воду, мыло, пластырь, дезинфицирующее средство, йод и улыбку. Она говорит, что будет в гостиной, а я могу пока отмыть руки и лицо от крови. Приведя себя в относительно приличный вид, я присоединяюсь к ней, она ставит передо мной напиток, от нее исходит запах жасмина. Потом садится напротив, все еще беззвучно подпевая Бобу Марли, и смотрит.
Так ты, значит, что-то вроде поэта-воина? спрашивает она.
Все не так романтично, отвечаю я. Я не дерусь и не пишу стихи.
И все же у тебя на руках кровь. Кто ты, Кааро? Это имя или фамилия?
Просто Кааро.
Ты йоруба?
Да.
И твое имя значит «доброе утро»?
Да и нет. Полное имя«Ile Kaaro o Jiire», что можно перевести как «доброе утро, приятного пробуждения», однако это термин, который означает: «все люди и земли, говорящие на Йоруба».
Странное имя. Тебя так родители назвали?
Да. У меня был идейный отец.
Это он сказал тебе не пользоваться фамилией?
Нет, это была моя идея.
Как тебе это сходит с рук в банке? Она скрещивает ноги и делает глоток. В ее движениях чувствуется гибкость, призрак спортивных тренировок.
Что вообще Бола тебе обо мне рассказала? спрашиваю я.
Она смеется:
Сказала, что знает парня, который мне подойдет. Симпатичный, одинокий, с приличной работой и не козел. Похоже, она понятия не имела, есть ли у нас что-то общее, и не заморачивалась этим.
Ты знаешь, чем я занимаюсь в банке?
Борешься с мошенниками? Занимаешься «нигерийскими письмами», как Бола.
Искушение заглянуть к ней в голову очень велико, но я не поддаюсь. Это одна из причин, по которой я не хожу на свидания. Побывав в ксеносфере, привыкаешь к быстрым знакомствам. Моментальный скани ты узнаешь, что у стоящего перед тобой человека есть вторая жена или тайный порок. Обычно, как это происходит у всех нормальных людей, двое раскрываются друг перед другом постепенно и с оговорками, однако это необходимо для настоящих отношений. Терпение.
Автоматная очередь на несколько секунд перекрывает музыку, и Аминат вздрагивает.
Выбраковка, говорит она.
Расскажи о себе, предлагаю я. Мне реаниматов не жалко, но что-то в ее голосе подсказывает, что ейда. Откуда ты знаешь Болу?
Она моя невестка.
Ты сестра Деле?
Нет, ее первого мужа. Доминика.
О? Я не знал, что она уже была замужем.
Она поднимается, идет к шкафу и возвращается с одной из тех цифровых фоторамок, в которых изображения меняются каждые несколько секунд. Эта показывает по кругу фотографии одного и того же мужчины в разных местах и ситуациях.
Это Доминик Аригбеде, говорит она. Был.
Он худой, даже тощий, щеки впалые, как у человека, с рождения страдавшего нехваткой веса, а не изможденного голодом или больного. Кожа довольно светлая, как у Аминат. Глаза теплые и выразительные. Вот он получает какой-то диплом. Вот он в костюме. Вот он женится на мучительно юной Боле.
Когда они разошлись?
Они не расходились. Он умер.
Мне очень жаль.
Она пожимает плечами и забирает у меня рамку.
Иногда он мне снится. Всегда просит передать Боле, чтобы она его навестила.
А ты?
Что я?
Ну почему ты не замужем? Ты так хорошо разбираешься в обуви и эм у тебя восхитительная грудь.
Боюсь, я просто обычная разведенка. Моему бывшему захотелось более плодовитую жену.
И снова прости. Я сегодня выбираю неудачные темы.
Не надо извиняться. Он щедрый. Я получила дом и приличную сумму денег. Это дает мне много возможностей. А что насчет тебя?
Я никогда не был женат. Не сложилось.
Дети?
Я покачал головой.
Почему?
Так уж получилось.
А что говорят твои родители?
Не знаю. Я с ними почти не общаюсь.
Можно спросить, сколько тебе лет?
Больше сорока, меньше пятидесяти.
А почему у тебя нет фамилии? Ты преступник? Ты опасен?
Заговорщический тон, поднятая бровь. На висках линии вмятин, выдающие, что она носит очки.
Я подхожу к ней.
Я не опасен.
Она встает.
Посмотрим.
Пока мы занимаемся любовью, мокрые и голодные, кетоконазол стирается, и я воспаряю в ксеносферу.
Я еще двигаюсь, когда замечаю бабочку. Молару.
Она смотрит на меня, медленно помахивая крыльями, и усики ее время от времени подрагивают.
Улетай, мысленно говорю я ей.
Она не улетает.
В миг моего оргазма она расправляет крылья, и весь мир заполняется черно-синим узором.
Глава четвертая. Лагос: 2032, 2042, 2043
Сложно объяснить, как этобыть сенситивом. Нет ни знамений при рождении, ни атмосферных явлений, ни благовещения о моем прибытии в мир. По всем меркам я обычный ребенок, с пятью пальцами на руках и ногах, потницей и молочными корочками.
Первый раз я чувствую что-то в восемь или девять лет, когда несусь по нашей улице, стараясь успеть домой до темноты. Хоть мы и живем в Лагосе, в моем квартале дети в безопасности. Неожиданно мне хочется осмотреть мусорный бак. Я не знаю почему. Я открываю его и нахожу младенца, девочку. Она в крови, завалена мусором, но жива, в сознании и спокойна. Смотрит на меня и моргает. Я достаю ее. Помню, что был поражен ее размерами и тем, как двигались ее ручки, словно что-то исследовали, и как все ее тельце вздрагивало каждые несколько минут.