Бакстер постоянно сопровождал инопланетянку, и теперь она одобряла его привязанность. Бакстер понимал, чтó ей нравилось и не нравилось, а также защищал ее от большинства желавших пригласить ее великосветских дам и торговых агентов. По мере того, как лектванка находила его полезным, Бакстер чувствовал, что его присутствие ей необходимо, и теперь его не интересовало ничто на свете, кроме Лурулу.
До его ушей дошли похабные слухи, о чем он вынужден был с беспокойством сообщить лектванке. Она удивилась: «Неужели?» и полностью потеряла интерес к этому вопросу. Бакстер разозлился и ушел.
Он организовал ежедневные двухчасовые интервью девушки с учеными биологами, физиками, лингвистами, историками, антропологами, астрономами, инженерами, военными технологами, химиками, бактериологами, психологами и прочими. В целом они находили ее сведения обширными и возбуждающими большой интерес, но расплывчатыми в деталях они оказались полезными главным образом лишь в том, что она сумела обозначить границы еще не изученных областей знания.
После одного из таких «заседаний» Бакстер нашел ее в квартире, которую он для нее арендовал девушка сидела на диване в полном одиночестве. Уже сгущались сумерки она смотрела куда-то вдаль, за вершины деревьев в парке, в бледно сияющее серовато-голубое небо.
Он присел рядом с ней: «Ты устала?»
«Да очень устала. Устала от любопытных людей от многословных вопросов от разговоров от всей этой чепухи».
Бакстер ничего не сказал и тоже сидел, глядя на сумеречное небо. Она почувствовала характер его молчания: «Прошу прощения, Билл. Говорить с тобой я никогда не устану».
Его настроение мгновенно изменилось; он почувствовал близость к ней более интимную, чем когда-либо за все время их знакомства.
«Ты никогда не рассказывала о своей личной жизни, смущенно начал он. Ты была замужем?»
«Нет», тихо ответила она.
Бакстер ждал.
«Я была художницей если это можно так назвать, на Земле такое искусство неизвестно, лектванка говорила тихо, не отрывая глаз от темнеющего неба. Мы представляем себе в уме цвета, перемещения, звуки, пространства, ощущения, настроения все это движется, изменяется, развивается. Подготовив созданную последовательность, автор воображает ее настолько ярко и живо, насколько это возможно и регистрирует ее с помощью психозаписывающего устройства. Для того, чтобы воспроизвести эту последовательность, достаточно вставить запись в предназначенный для этого аппарат, и в уме наблюдателя возникают те же сцены и ощущения. Наблюдатель воспринимает движения, сочетания цветов, изменения потоков и объемов пространства, фантазии художника, а также виды, звуки и, что важнее всего, различные настроения Научиться управлять психической средой очень трудно, для этого требуется невероятное сосредоточение воображения. Я была всего лишь новичком в этом жанре, но некоторые мои представления заслужили похвалу».
«Это очень интересно», тяжело вздохнув, сказал Бакстер. Помолчав, он прибавил: «Лурулу!»
«Да?»
«У тебя есть какие-нибудь планы на будущее?»
Она тоже вздохнула: «Нет. Ничего нет. Моя жизнь опустела». Она смотрела на небо там стали появляться первые звезды: «Где-то там остался мой родной мир осталось все, что я люблю».
Бакстер наклонился к ней: «Лурулу! Ты выйдешь за меня замуж?»
Она повернулась к нему: «Замуж? Нет, Билл, я не выйду за тебя замуж».
«Я тебя очень люблю, говорил он, глядя в небо. Важнее тебя для меня нет никого и ничего в этом мире. Я тебе поклоняюсь всему, что ты делаешь всему, что ты говоришь всему, к чему ты прикасаешься Может быть, ты меня ни в грош не ставишь хотя надеюсь, что это не так но я тебе нужен, и я сделаю все что угодно, лишь бы ты была счастлива».
Лектванка бледно, отстраненно улыбнулась: «На Лектве мы совокупляемся, когда находим кого-нибудь, кто вступает с нами в психический резонанс. Тебе мы можем казаться холоднокровными».
«Может быть, между нами установится психическое соответствие?» предположил Бакстер.
Она почти незаметно содрогнулась: «Нет, Билл. Это немыслимо».
Бакстер встал: «Спокойной ночи». У двери он задержался и оглянулся: она продолжала сидеть в темноте, глядя на ночное небо, на далекие белые звезды.
Вернувшись к себе, Бакстер нашел ожидавшего его доктора Блэкни, удобно устроившегося на диване с газетой в руках. Билл приветствовал врача тепло, но сдержанно. Блэкни внимательно следил за Бакстером, пока тот смешивал пару крепких коктейлей.
«Я хотел узнать, как поживает моя бывшая пациентка, как она приспособилась к жизни на Земле».
Билл ничего не ответил.
«Не желаете поделиться своим мнением?» спросил Блэкни.
Билл пожал плечами: «Она в порядке, более или менее. Очень устала от бесконечного общения с людьми Я только что попросил ее выйти за меня замуж».
Сжимая в руке бокал, Блэкни откинулся на спинку кресла: «И она отказала вам»
«Примерно так оно и есть».
Блэкни опустил бокал на столик и приподнял лежавшую рядом с ним книгу: «Мне это случайно попалось на глаза, когда я разбирал всякое старье Меня заинтересовала одна глава она довольно длинная, и я не буду читать ее вслух. Но суть вот в чем» Врач открыл книгу на странице, заполненной мелким текстом, и бросил быстрый взгляд на Бакстера: «Кстати, книга эта называется «Странные предания семи морей». Ее опубликовали в 1839 году, а упомянутая глава называется «Кораблекрушение у берегов Гвинеи: дневник очевидца».
Она посвящена описанию кораблекрушения, случившегося в 1835 году британский корабль затонул во время шторма у берегов Экваториальной Африки. Посреди всеобщего смятения некая мисс Нэнси Мэррон, девушка из хорошей семьи, оказалась одна в шлюпке. Шлюпка выдержала натиск бури, и через некоторое время ее отнесло к небольшому острову, в те времена еще не помеченному на картах, но теперь известного под наименованием «Матемба». Континентальный берег Африки находится на расстоянии примерно пятидесяти километров от этого островка, за горизонтом о чем, естественно, Нэнси Мэррон не подозревала. Так или иначе, она смогла выбраться на берег. Туземец нашел ее на пляже и взял с собой в племенную деревню, врач перевернул страницу. Девушку встретили с огромным почтением. Туземцы никогда не видели белокожих людей ни мужчин, ни женщин и считали ее божеством. Они построили для нее великолепную новую хижину с крышей из сухих пальмовых листьев, они приносили ей еду хотя, как она отмечает в своем дневнике, большинство этих продуктов слизней, кишки и тому подобное она находила несъедобными. Кроме того, туземцы оказались каннибалами они поедали тела всех умерших соплеменников».
Блэкни поднял глаза: «В дневнике содержится достаточно объективное описание местных обычаев. Нэнси отличалась наблюдательностью, умела хорошо писать и, в общем и в целом, не надоедает читателю жалобами на невозможность вернуться домой. Она выучила язык туземцев и узнала, что она была первой белой женщиной, когда-либо посетившей Матембу, и что суда никогда не приближались к этому острову. Это обстоятельство заставило ее расстаться с любыми оставшимися надеждами. Последняя запись в ее дневнике гласит: «Я больше не могу жить среди этих дикарей, несмотря на их дружелюбие. У меня болит душа, я тоскую по Англии, по лицам моих родственников, по звукам нашего благословенного языка, по запахам и звукам старой доброй сельской местности. Я знаю, что никогда в жизни не увижу и не услышу их снова и не могу больше выносить это кошмарное одиночество. У меня есть нож, и мне будет очень легко им воспользоваться. Да поймет и да простит меня Бог».
Блэкни снова взглянул на Бакстера: «На этом кончается ее дневник».
Бакстер сидел неподвижно, как статуя.
«Странно, не правда ли?» спросил Блэкни.
«Очень странно», отозвался Бакстер.
Через несколько секунд он вскочил на ноги: «Одну минуту, Блэкни» Взбежав вверх по лестнице перепрыгивая через две ступеньки сразу он повернул в коридор, остановился у белой двери, нажал кнопку звонка и стал ждать. Он ждал и ждал