«Вагон номер 12», сообщает Луна-фамильяр. Поезд за бронированным стекломнечто огромное и мощное. На платформе суетится толпа: люди прибывают, уезжают, здороваются и прощаются.
«Луна!» зовет через сеть мадринья Элис, но шлюз открывается, и выходит гази Дакота в своих великолепных ботинках, а за нейох, в двух шагах за ней Ариэль. Ариэль идет! Ариэль идет к девочке, которая бросается к своей тиа.
Ох, анжинью, говорит Ариэль и подхватывает Луну на руки, как в старые добрые времена, когда приезжала в Боа-Виста после долгого отсутствия. Oh meu amorzinho. Voce e bonita.Луна прижимается к ней, Ариэль просовывает под нее руку, приподнимает. Ты стала тяжелая. Корта говорят то, что думают. Но она не опускает Луну.
У тебя новые ноги, говорит Луна, пока Ариэль идет по платформе к ожидающей мадринье Элис.
Старые, возражает Ариэль. Но в Рождественском мне поставили одну новую штуку: что-то вроде моста между теми частями моего позвоночника, которые не работают. Лучше, чем те старые страшные ноги, верно? Но у тебя-то новое лицо!
Отпусти меня, отпусти! вдруг требует Луна.
Что такое, анжинью?
Не хочу, чтобы мадринья Элис видела, шепчет племянница, бросив взгляд через плечо. Наклонись, будто хочешь меня поцеловать.
Потом Луна бросает заговорщический взгляд на Дакоту, которая стоит в двух шагах позади своей подопечной. «Скажешь что-нибудь, и я тебя убьюгази ты или нет».
Подойди ближе, шепчет девочка. Поцелуй, прикосновение щек. Луна лезет в потайной карман в новом любимом платье. Карман и есть причина, по которой это ее новая любимая одежда. В скаф-трико ничего не спрятать. А в складках мягкой серой тканипожалуйста. Она тайком вынимает нож и вкладывает в руку Ариэли. Тетя сопротивляется, племянница настаивает.
Возьми его. Он для Корта, который смел, великодушен, лишен алчности и трусости, будет сражаться за семью и отважно ее защитит. Если ты будешь сражаться за Лукасинью, тебе понадобится нож.
Луна, сражаться буду не я, говорит Ариэль. А ты.
Проходят еще три дня. Этого достаточно, чтобы придумать ритуал. После паркура Робсон Корта идет в баню, отмокает там, чтобы смыть пот и выпарить из костей ноющую боль, потом встречается с Хайдером в «Эль гато энкантадо», чтобы выпить орчаты. В Теофиле пятнадцать кафешек, и Робсон позаботился о том, чтобы отвести Хайдера в каждую, ознакомиться с напитками (горячими и холодными), едой (пряной и сладкой), клиентурой (молодой и старой) и общей атмосферой. Они вели подсчет, фотографировали, составляли таблицы. Решение важное. Поскольку оба, судя по всему, застряли в Теофиле надолгоошибиться нельзя.
«Эль гато энкантадо» на третьем уровне возле северного наружного шлюза не может похвастать хорошими результатами по еде или напиткам, но атмосфера здесьвысший балл: старая нора с нишами и уголками, устроенная в северной стене древнего кратера, с грубым газоуплотнением и укромными местечками, где можно скрыться и не спеша наблюдать за происходящим вокруг так, чтобы тебя никто не увидел, а по клиентуре это местечко и вовсе номер один. Они тут единственные из молодежи.
Это все, да? говорит Цзяньюй за стойкой.
Робсону тут нравится. Население Теофилатри тысячи двести человек. Из них сто двенадцать младше шестнадцати лет, и тринадцатьсверстники Робсона. Все до единого его ненавидят. Он это понял в ту же секунду, как вошел в коллоквиум седьмого года «Розовый кварц» и все повернулись к нему. Он ненавидел искренние уговоры наставников принять новенького, обойтись с ним по-хорошему, позволить влиться в компанию. Ему хотелось сказать: не тратьте зря время. Эти говнюки из западного Моря Нектаров попытаются меня прикончить, как только вы отвернетесь.
Они подстерегли его на Седьмом. Большой ублюдок, его «сержанты», парни, которые очень хотели влиться в компанию, и пара девочек, чтобы записывать все для сети. Новичок. Чужак. Пришелец. Кто таков? Корта! Мы пришли сказать тебе, что ты ничто. Они были крупными, сильными, но им не хватало проворства и мозгов. Робсон увернулся и очутился на два уровня выше, когда здоровяк Эмиль только восстановил равновесие. Они ухали и издевались, пока он бежал по трубе в десяти метрах над их головами. Когда он вернулся в квартиру, буфер уведомлений Джокера был забит сообщениями, полными ненависти.
«Хочешь, чтобы я всех заблокировал?»
Блокируй.
После этого правила были ясны. Робсона никто не беспокоил, пока он выполнял свою часть общественного договора, играя роль аутсайдера.
Другой коллоквиумте же правила. Хайдер был в «Долерите», другом коллоквиуме Теофила, а приехал он из Ипатии с опекунами Максом и Арджуном. У Хайдера не было имени, он не падал с вершины города и не имел репутации, которую кто-то захотел бы испортить. И проворным он точно не был. Прошло уже шесть дней, а он все еще замазывал синяки тональником. В «Долерите» нравы круче. Он смирился с ролью отщепенца, но изгоем не стал. Этот пост в Теофиле, среди ста двенадцати юнцов, был уже занят. Путь казался простым и понятным. Хайдер отследил посты, полные ненависти, и отыскал Робсона Корту.
Они сидят в своей кабинке в «Эль гато энкантадо», на высоковатых сиденьях, потягивают орчату. Они такие разные.
Робсонкоричневый, жилистый, уверенный в себе; любит спорт и движение, точно знает, на что способно его тело.
Хайдербледный, робкий; любит истории и музыку, возможностей своего тела не знает и не понимает, что с ним происходит.
Они не разлей вода.
Цзяньюй подводит к кабинке женщину в запыленной рабочей одежде.
Покажи ей ту штуку, он указывает на Робсона.
Какую штуку?
С картами.
По «Эль гато энкантадо» быстро прошел слух, что парень с крутым причесоном умеет еще и показывать карточные фокусы. Робсон достает из кармана шорт половину колоды, тасует одной рукой. Обычно этого достаточно, чтобы произвести впечатление, но Цзяньюй кивает: давай еще. Робсон приноровился показывать фокусы с половиной колоды. Другую он отдал другу, в другом городегороде, которого больше не существует: он превратился в шлак в пыли Океана Бурь. В другой жизни, которой больше нет, рубаки изрезали ее клинками на мелкие кусочки.
Он покажет простой фокус с силой тяжести. Быстрый, ловкий и неизменно вводящий в заблуждение зрителей. Продемонстрируй колоду, переверни, обрати внимание на карту«тяжелую» картуи несколько раз сними. Перемести «тяжелую» карту в нижнюю часть колоды. Выровняй. Он вкладывает «тяжелую» карту под верхнюю, разворачивает колоду веером. Сила тяжести делает так, что «тяжелая» карта оказывается внизу.
Это дело двух, может, трех секунд. Трюк в трюке готов. Все прочееподача: представление, болтовня, маскировка. Трюковый трюк трюкачества состоит в том, что жертва всегда смотрит не туда, куда надо.
Ладно, теперь прикоснись к карте. Любой, какой захочешь.
Колода Робсона выглядит неряшливо, уголки обтрепались, и наблюдается перевес в сторону карточной аристократии: много старшей масти, бубновой и червовой. Так ему повезло при разделении. Дариусу Маккензи, где бы он ни находился, достались младшие трефы.
А теперь я покажу тебе эту карту, не переставая болтать, Робсон делит колоду, выравнивает две половинки и подсовывает «тяжелую» карту под выбранную. Показывает пылевичке половину колоды с «тяжелой» картой внизу. Посмотри на эту карту пять секунд. Мне надо, чтобы ты смотрела пять секунд, потому что за это время карта отпечатывается на сетчатке глаза. А я собираюсь считать ее именно с сетчатки. Готова?
Может, эта женщиназакаленный вакуумом, загорелый от радиации ветеран, но она кивает, неуверенно и нервно. Все эточасть трюка: подача. Робсон опять собирает колоду и смотрит ей в глаза. Раз, два, три, четыре, пять.
Я читаю по твоим глазам: это бубновая королева, говорит он.
Разумеется, бубновая королева.
Разве это не круть? говорит Цзяньюй. Ну, круть же, правда?
Как ты это делаешь? спрашивает пылевичка.
Первое правило магии, отвечает Хайдер, никогда не спрашивай фокусника, в чем суть его трюка.
Пылевичка присылает им две орчаты и печенье. Два друга едят, пьют и болтают неуклюжими тощими ногами.