В сердце этого нового черного домена жизнь, казалось, текла как раньше, если не считать вторжения двух скитальцев из дальнего далека. В этом мире они соединились, и здесь они останутся навсегда. Но для планеты, насчитывающей уже миллиарды лет и впереди у которой были еще многие миллиарды, чужаки были ничемони исчезнут в мгновение ока, не оставив следа, словно пробежавшая по озеру рябь.
Глядя на садящееся солнце, Юнь Тяньмин тихо сказал:
Я уже думал об этом мире как о сне. АА, прости, что я так вел себя. Даже сейчас я не совсем уверен, что проснулся. Не могу различить, где сон начинается, а где заканчивается. Такое впечатление, что что все это не имеет конца.
Не имеет конца? удивилась АА. О чем ты?
Сколько тебе сейчас лет? спросил Тяньмин.
Не помню. По меньшей мере лет четыреста.
А если исключить годы, проведенные в гибернации?
Тогда двадцать тридцать с чем-то? Нет, я в самом деле не помню, ответила АА.
По стандартам Эры Устрашения, ты все еще очень молода. А знаешь, сколько лет мне?
Я бы сказалачуть больше семисот. Но если не считать гибернацию, думаю, ты ненамного старше меня.
Нет. Моему мозгу по меньшей мере несколько тысяч лет, может, даже десятков тысяч. Глаза Тяньмина, когда он произносил это, казались очень старыми.
Недоумение АА становилось все сильнее. Но вместо того чтобы пуститься в расспросы, она обратилась в слух.
С гримасой боли Тяньмин принялся объяснять:
Знаю, в это трудно поверить. В том-то и состоит разница между нами: я провел бо́льшую часть жизни во сне, во сне, продлившемся десятки тысяч лет.
С первого года Эры Кризиса, с того момента, когда меня нет, мой мозг заморозили, я начал видеть сны. Бесконечные снывот что заполняло мое время, пока я летел в космической бездне. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что по большей части это были ложные воспоминания, сфабрикованные моим мозгом позже, потому что при почти абсолютном нуле мозг не может генерировать сны А потом, когда трисоляриане поймали меня, они ухватились за сновидения как за самое мощное оружие и применили его для того, чтобы стимулировать меня, изучать меня использовать меня.
Голос Тяньмина был спокоен, как будто он описывал прогулку по берегу озера. Но АА поежилась. Она понималаи подтверждение Тяньмина было ей не нужно, что о большей части невообразимых мучений, боли и страхов он умалчивает.
АА и Юнь Тяньмин прожили на Голубой уже годстолько прошло времени с момента расширения «линии смерти». Они рассчитывали друг на друга, поддерживали друг друга. За это время с Тяньмином случилось несколько подобных припадков. Тяньмин никогда не объяснял, а его подруга не пыталась выведать у него их причины, хотя и подозревалаони кроются в том, что он пережил у трисоляриан.
АА считала Тяньмина величайшим шпионом в истории человечества. Без тела, будучи лишь изолированным мозгом, он сумел проникнуть в среду пришельцев и передал людям бесценную разведывательную информацию. Сознавая, что такой успех дается дорогой ценой, ценой кровавых, жестоких пыток, которым трисоляриане подвергли Тяньмина, она страстно желала узнать правду, переложить на свои плечи часть груза былых мучений, утешить его. Но она не решалась расспрашивать, бередить его раны. Иногда она даже задавалась вопросом, смогут ли хрупкие узы любви стянуть раны, оставшиеся после выпавших ему ужасных испытаний.
И вот сегодня, когда Тяньмин, кажется, созрел, чтобы облегчить душу, сердце АА наполнила горько-сладкая радость.
Ничего не могу с собой поделать, все время вспоминаю те кошмары. Тяньмин нервно поковырял ногой галечник. Во многих из этих сфабрикованных трисолярианами снов я видел себя на том студенческом пикнике: сижу рядом с Чэн Синь, мы доверительно беседуем. А потом она притягивает меня к себе, целует, меня охватывают неописуемые восторг и счастье и в этот момент она внезапно превращается в жуткое чудовище: кожа, покрытая чешуей, острые клыки между алых губ Она смыкает челюсти у меня на горле и утаскивает в бездонное озеро, где я тону, объятый холодным страхом.
Какой ужас! вскрикнула АА.
Ужас? Тяньмин испустил смешок, больше похожий на всхлип. Да я еще даже не дошел до настоящего ужаса. Многие страдают от кошмаров похлеще этого. Но мои сны чрезвычайно точны в мельчайших деталях. Я до сих пор со всей отчетливостью помню, как острые зубы вонзаются в мое тело и бездушные фасеточные глаза смотрят в мои Ощущение агонии и удушья не отличить от реального. Но это еще не все. Кошмар на этом не заканчивался. Я не мог дышать в воде, но я и не просыпался, и не терял сознания, и уж конечно не мог умереть. Время останавливалось, а боль длилась и длилась.
Мое сознание мерцало. В одно мгновение я понимал, что галлюцинирую, в следующее забывал и снова безнадежно боролся с пожирающим меня монстром
Голос Тяньмина стал более глухим, как будто он разговаривал во сне.
В такие моменты я цеплялся за воспоминания об одном человеке. Словно Дантова Беатриче, она являлась мне среди облаков, окруженная ангелами, в венке из цветов на голове, одетая в огонь, как в платье. Это священное сияние пронизывало темную воду озера, даря мне надежду. Я говорил себе: «Чэн Синьне чудовище, она богиня, которая принесет мне спасение. Она не предаст. Все это лишь проделки дьявола» Но мирне волшебная сказка. Моя богиня не придет и не спасет меня только потому, что я воззвал к ней. Мысли о Чэн Синь и тонкая ниточка надежды не давали мне облегчения. Вместо этого они разрывали мне сердце.
Остановись, сказала АА, ласково поглаживая его поросшую щетиной щеку. Я понимаю. Забудь о кошмарах. Это только сны, и они остались в прошлом.
Нет! Ты ничего не понимаешь! Тяньмин оттолкнул ее руку и вскочил в возбуждении. Это были совсем не сны! Разве не ясно? Трисоляриане стимулировали мои нейроны электрическими сигналами. Для меня все это происходило на самом делекак сейчас, когда я вижу тебя, ощущаю тебя. На уровне нейронной активности никакой разницы нет. Они внедряли кошмары в мой мозг, делали их реальными, задействовав биологические механизмы, и защиты от этого у меня не было. Я не боролся с иллюзиями при помощи реальностинаоборот, я создавал иллюзии, чтобы побороть реальность! И выиграть в этой битве я не мог.
Какой прок был призывать Чэн Синь?! В ответ на мольбы мучители вызывали в моем сознании ее образ, давали надежду, что чудо свершилось, что спасениевот оно, только протяни руку. А потом они опять превращали все в ад, в тысячу раз худший, чем тот, через который я только что прошел.
В одном из снов я прожил с Чэн Синь десять лет, у нас даже была чудесная маленькая дочка. Но эти десять лет радости и покоя оказались лишь прелюдией к кошмару. Великий голод поразил страну, и все мы были изнурены до того, что от нас оставались лишь кожа да кости. Мы умирали. И все же однажды Чэн Синь исхитрилась приготовить для меня жаркое. Я был озадачен: где она достала мясо? Немного поев, я вдруг увидел в углу кухни прядку волос и клочок кожи. Я был потрясен. И тут Чэн Синь выудила половником из горшка что-то круглое, мясистое оно варилось так долго, что почти распадалось на части. Я узнал головку нашей дочери. Улыбаясь, Чэн Синь проговорила: «Очень вкусно, правда? Добавки хочешь?»
А-а-ах! АА схватила Тяньмина за руку, ее едва не стошнило. Она и представить себе не могла, как можно перенести такой кошмар и не сломаться.
Но Тяньмин продолжал рассказывать чуть ли не с ожесточением:
Хуже всего то, что, хотя меня едва не выворачивало наизнанку, а моему ужасу и скорби не было предела, испытываемый мной голод, казалось, обладал собственной волей. Я ничего не мог поделатьнабивал и набивал рот, ел свою дочурку, пока не наелся до отвала. Насытившись, мы с Чэн Синь предались любви, а после заснули прямо рядом с костями нашего ребенка.
Пробудившись, я обнаружил, что связан по рукам и ногам и не могу пошевелиться. Чэн Синь опустилась передо мной на колени и сообщила, что ради собственного выживания должна съесть меня. Я в ужасе смотрел, как она вгрызлась в мою руку, оторвала зубами кусок плоти, разжевала и проглотила. Она продолжала до тех пор, пока не счистила с моих костей все мясо