Кларнет порылся в ящике с инструментами и извлек оттуда заржавленную металлическую рулетку.
Девушка наблюдала за ним с иронической улыбкой.
Не так! Проведите мысленно два перпендикуляра. Вот! Запишите! Теперьдо поверхности стола. Отлично! Покажите-ка, что у вас получилось.
Кларнет поднес к экрану листок с записанными цифрами.
Допустим, что вы не ошиблись, поморщилась она. Уберите всю эту дрянь со стола. Телевизор можете сдвинуть на край. Осторожно! Не поверните антенну! Отойдите подальше и не пугайтесь. Раз, два, три!
Кларнет сделал несколько шагов к двери, и тут над столом возникло нечто.
Не то облачко, не то солнечный зайчик, не то Впрочем, разобраться во всем этом ему не удалось. Запахло паленым, и по старой клеенке начало расползаться коричневое пятно, а вскоре и вовсе повалил дым.
Шляпа! сказала незнакомка. Замерить и то как следует не сумел. Ну, что же вы стоите? Тушите скорее!
Кларнет помчался на кухню, забыв впопыхах притворить дверь. Когда он рысью возвращался с чайником, у его комнаты уже стоял принюхивавшийся к чему-то Будилов.
Пожар у вас, что ли?
Нет, это просто так. Окурок прожег клеенку.
Будилов попытался было войти, но Кларнет захлопнул у него перед носом дверь и повернул ключ.
Между тем стол уже горел по-настоящему. Кларнет вылил на него чайник воды, но этого оказалось мало, пришлось бежать за вторым.
Хватит! сказала девушка. Слышите? Хватит, а то вы мне все испортите. Берите передатчик.
Кларнет вытащил из прожженной дыры маленькую черную шкатулку.
Ну-с, говорите.
Что говорить? растерялся Кларнет.
Как вас зовут?
Юра.
Хорошо, пусть Юра. Так вот что, Юра: никаких расспросов, иначе мне придется прервать с вами всякие отношения. Все, что нужно вам знать, я скажу сама. Кстати, меня зовут Маша.
Очень приятно! сказал Кларнет.
Маша насмешливо поклонилась.
Мы с вами находимся в одной и той же точке пространства, но разделены временным интервалом, какимневажно. Вытам, а ятут, в будущем. Ясно?
Где?! спросил ошеломленный Кларнет. Где вы находитесь?
В Ленинграде, где же еще?
Простите, пробормотал Кларнет, это, так сказать
Ничего не так сказать. Я историк-лингвист, занимаюсь поэзией двадцатого века. Вы согласны мне помочь?
Вообще я никогда
Я тоже никогда не разговаривала с таким ну, словом, поможете или нет?
«Какая-то она уж больно напористая», подумал Кларнет, но вслух сказал:
Буду рад, если в моих силах.
Это уже хорошо! Маша обворожительно улыбнулась. Так по рукам?
По рукам! ответил Кларнет и с сожалением взглянул на экран. Эх!
Нужно было покупать телевизор побольше.
Отлично! Теперь я объясню вашу роль.
Слушаю! сказал Кларнет.
Не перебивайте меня. Понимаете ли, я живу в такое время, когда библиотек уже нет, одна машинная память. Это, конечно, гораздо удобнее, но если нужно откопать что-нибудь древнее, начинаются всякие казусы. Я запрашиваю о Пастернаке, а мне выдают какую-то чушь про укроп, сельдерей, словом, полный набор для супа. С Блоком еще хуже. Миллионы всяких схем электронных блоков. Ведь что ни говори, с тех пор, как они писали, прошло уже две тысячи лет.
Сколько?!
Маша закусила губу.
Ну вот, я и проболталась! Фу, дура! Теперь жди неприятностей.
Я никому не скажу, произнес в благородном порыве Кларнет, честное слово, не скажу!
Ах, как нехорошо! Маша закрыла лицо руками. Нам запрещены контакты с прошлым. Я ведь тайком от всех. Даже Федю услала, чтобы все в полной тайне
Кто такой Федя? Кларнету почему-то не понравилось это имя.
Мой лаборант. Очень милый парень. Маша опустила руки и снова улыбнулась. Представляете себе, влюблен в меня до потери сознания, так и ходит по пятам. Еле выпроводила.
Бывают странные ощущения где-то там, чуть повыше грудобрюшной преграды.
Не то чтобы болит, а так, не разберешь что такое. Какая-то непонятная тоска.
И очень милые парни вовсе не кажутся такими уж милыми, да и вообще вся человеческая жизнь, если разобраться
Ладно! Маша решительно тряхнула волосами. Будь что будет!.. Итак, мне нужна помощь. Возьмете в библиотеке Блока и Пастернака. Все, что есть.
Усвоили?
Да, и что дальше?
Будете читать вслух.
Зачем?
Ох! Маша потерла виски пальцами. Вот экземплярчик попался! Будете читать, а я запишу. Неужели так трудно понять?
Нет, отчего же, сказал Кларнет, понять совсем не трудно. Вот только читаю я неважно.
Ну, это меньше всего меня беспокоит. Значит, завтра в это время.
Изображение пропало, как будто кот слизнул. Только что она была здесь, а сейчас пуст экран, безнадежно пуст. Исчезло наваждение, сгинуло, и все, что осталось, это маленькая черная коробочка да мокрый обгоревший стол.
* * *
Когда многократно повторенный опыт в одних и тех же условиях дает неизменный результат, то есть все основания считать, что установленные связи подчинены какому-то закону.
Так, например, если любители ранней похмелки выстраиваются в длинные очереди у ларьков в бесплодном ожидании вожделенной цистерны с пивом, если строители бестрепетно роют канавы в ухоженных газонах, обнажая склеротическую кровеносную систему города, если по утрам к шуму трамвая под окном добавляется пыхтенье катков для асфальта, если, просыпаясь от щебета птиц, вы не можете сообразить, ночь сейчас или день, знайте: на дворе июнь.
Если на дворе июнь, а вам двадцать шесть лет, если вы каждый вечер читаете девушке прекрасные стихи, если Впрочем, хватит! И так все ясно.
Какой-то пошляк, родоначальник литературных штампов, сказал, что любовь не знает преград. Ну и что? Одно дело не знать преград, а другоесуметь их преодолеть, или, как выразился бы философ, добиться такого развития событий, когда любовь в себе превращается в любовь для себя. Ведь что ни говори, а две тысячи лет
Хотите еще одну заезженную сентенцию? Пожалуйста! Беда приходит оттуда, откуда ее меньше всего ждешь. На этот раз она явилась через дверь в облике дворника, пригласившего однажды вечером Кларнета незамедлительно прибыть в домоуправление, где его ждет комиссия содействия в полном составе.
Состав оказался не так уж велик: два человека, не считая уже известного нам бравого майора в отставке.
Увидев Кларнета, майор пришел в крайнее возбуждение и вытянул вперед правую длань, отчего стал сразу удивительно похож на Цицерона, обличающего Катилину.
Вот он, голубчик! Собственной персоной!
Председатель комиссии расправил седые запорожские усы и вытащил из стола листок, исписанный корявым почерком.
Так садитесь, товарищ Кларнет.
Кларнет сел.
Имеются сигналы, что вы пользуетесь незарегистрированным радиопередатчиком. Верно это?
Нет у меня никакого передатчика, солгал Кларнет.
Ну до чего же нахально темнит! патетически воскликнул Будилов. Ведь сам слышал, как передает! То открытым, то закрытым текстом.
Председатель вопросительно взглянул на Кларнета.
Это я стихи читаю.
Почему же вслух? удивилась интеллигентного вида немолодая женщина.
Они так лучше запоминаются.
Врет, врет! кипятился майор. Пусть тогда скажет, что он там у себя паяет, почему пробки все время горят?
Ну-с, товарищ Кларнет?
Не паяю я. Раньше, когда телевизор ремонтировал, то паял, а сейчас не паяю.
Председатель крякнул и снова расправил усы.
Так Значит, только стихи читаете?
Только стихи.
Какие будут суждения? Он поглядел на женщину, но та только плечами пожала.
Обыск бы нужно сделать, сказал Будилов. С понятыми.
Таких прав нам не дано, поморщился председатель. А вы, товарищ Кларнет, учтите, никому не возбраняется и телевизоры мастерить и радиоприемники
И стихи читать, насмешливо добавила женщина.
И стихи читать, подтвердил председатель. Но ежели действительно радиопередатчик тут другое дело. Нужно зарегистрировать. И вам лучше, и нам спокойней. Согласны?
Согласен, вздохнул Кларнет, только нет у меня никакого передатчика.