-- Что тебе нужно, Олег? - устало спросил профессор. - Больных не дам. Извини, не имею права.
Олег сложил кисти в замысловатый замок и засмеялся.
"Жизнелюб, - снова с печальной завистью подумал профессор. - Мог бы улыбнуться, а засмеялся. Мог бы говорить, а кричал. Всё в нём бьёт через край, всего много".
-- Не надо больных, Иван Павлович, - ответил он. - Только лабораторию энцефалографии, несколько удобных кресел. Больше ничего.
-- Может тебе ещё и ключи от дачи? - С подтекстом поинтересовался профессор Дашков.
Аспирант замер, будто наткнувшись на препятствие. Потом медленно повернулся.
-- Чулан дайте... Чулан... В подвале...
-- Антисанитария. - Веско заметил профессор.
-- Я сделаю ремонт за свой счёт. Я закуплю оборудование. Дайте помещение и возможность провести под вывеской института эксперимент.
Профессор обречённо вздохнул.
"Ну что ты с ним будешь делать?", - и вслух добавил:
-- Подготовь к завтрашнему дню полную развёртку плана эксперимента, включая смету на ремонт и закупку оборудования. Не успеешь - пеняй на себя.
--- Спасибо, профессор. - Принялся благодарить Олег. - Всё сделаю Всё успею. В лепёшку разобьюсь, но сделаю.
-- Разбиваться не надо. - По-доброму улыбнулся профессор. - Ты мне живой нужен, а не в виде форшмака. Доведи хоть одно дело до ума. А то за всё хватаешься, а результат на нуле. Всё. Беги.
И аспирант, окрылённый профессорским благословением, на крыльях счастья вылетел из кабинета.
Зоська
Дребезжа и захлёбываясь, прозвенел звонок, возвещавший об окончании учебного процесса. Вместе с небольшой горсткой о чём-то оживлённо переговаривающихся студентов, она вышла в коридор и направилась к установленному на этаже кофейному автомату. Возле него вечно толпилась огромная очередь из любителей дешёвенького напитка и тусовалась большая часть факультета. В сумке настойчиво запищал мобильник, требуя к себе внимания.
-- Алё! Прокуратура на проводе! - Едва взглянув на высветившийся номер, бросила она в трубку. В её озорных бархатисто-карих глазах прыгали весёлые чёртики. Светло-русая прядь шелковистых волос упала на лицо, заставив резко мотнуть головой, отбрасывая непослушную чёлку назад.
Зоська, а именно так все привыкли называть эту сорви-голову, была студенткой четвёртого курса факультета журналистики и литературоведения. Общительная, бесшабашная, смелая и уверенная в себе она всегда и везде оказывалась в центре событий, участвовала во всевозможных мероприятиях и вечеринках, была украшением и гвоздём программы в любой компании. Казалось, без её ведома, как в городе так и в университете, не происходило ровным счётом ничего. Если кому-то из однокурсников или соучеников требовалась самая свежая информация из мира сплетен, последних политических новостей, мероприятий и происшествий из культурной жизни города или криминальной хроники, они тут же направлялись к Зоське, не умевшей кому бы то ни было отказывать в помощи.
Факультетская достопримечательность, вместе с тем, была и всеобщей любимицей. Даже не смотря на заносчивый вид, всегда высоко вздёрнутый курносый носик и немного насмешливый взгляд, которым девятнадцати летняя девушка смотрела на жизнь. К ней относились с должной мерой уважения и нескрываемой симпатией. Преподаватели откровенно восхищались старательной, прилежной студенткой, а друзья с приятелями боготворили сверх меры шаловливую подружку, являвшуюся заводилой всевозможных проказ и шалостей. К её детской непосредственности и постоянной тяге к авантюрным приключениям, которыми будущая журналистка просто бредила наяву, добавлялся острый ум и недюжинный литературный талант, что было весьма немаловажно для приобретения избранной профессии и карьерного роста.
Выросла Зоська в интеллигентной семье, где была младшим ребёнком, которому как в детстве, так и девичестве, многое сходило с рук. Старшей сестре - Марине - повезло куда меньше. Их мать работала в районной поликлинике заведующей терапевтическим отделением. Отец служил в армии в чине подполковника, редко и очень ненадолго появляясь дома. Маринка, с малолетства желавшая, подобно матери, посвятить себя медицине, став детским доктором, по настоянию родительницы была вынуждена отказаться от своей затеи. Заботившаяся об их будущем Лариса Васильевна заявила дочери, что в наше время быть детским врачом не прибыльно и не перспективно, а потому она пойдёт учиться на экономиста, если, конечно, не хочет сделаться гинекологом или дантистом. Марину такая участь нисколько не прельщала, но зная железный характер матери, девушка возражать не рискнула и сейчас заканчивала факультет народного хозяйства, прозываемого в народе нархозом.
У младшей из сестёр никогда подобных сложностей не возникало. Ей достаточно было посмотреть в глаза матери своим невинным, обезоруживающим взглядом, и та моментально прекращала всякое сопротивление, в очередной раз махнув рукой на проказы своей очаровательной малышки. Наверное, именно поэтому Марина была более замкнутой, подчёркнуто строгой и предельно вежливой, а Зоська отличалась буйным нравом и полным отсутствием логики в некоторых поступках.
Так, например, однажды утром она явилась в университет заспанная и взъерошенная. Под глазами залегли синие тени от недосыпа, а причёска более всего походила на рассвет двадцать первого века в курятнике. Впрочем, никого это не удивило: после очередных бурно проведённых выходных и не такое можно было увидеть. Мило о чём-то беседуя, подружки, уже прощаясь с Зоськой, едва не получили удар.
-- А вы знаете... - Немного таинственно заговорила она, стоя в дверях аудитории и придерживаясь за косяк. - Я вчера замуж вышла. Правда, что-то мне уже надоело, и я к маме хочу!..
Ничем хорошим идея с ранним замужеством, естественно, не закончилась. Прожив несколько месяцев вместе на дорогостоящей съёмной квартире (новоявленный муж был частным предпринимателем, державшим несколько торговых точек на базаре и по городу), Зоська скоро заскучала и разочаровалась в роли послушной жены. Тем более, что ни готовить, ни убирать она не умела, да и не любила, а всю работу по дому всякий раз спихивала на своего благоверного, которого в свою очередь, подобное положение вещей не удовлетворяло. Развод и передел имущества по брачному контракту, на заключении которого в своё время настояла Лариса Васильевна, прошёл спокойно и воспринялся всеми, включая саму виновницу, словно нечто само собой разумеющееся. А по поводу своего освобождения от брачных уз Зоська устроила грандиозный пир в ресторанчике местного спорткомплекса, в тренажёрных залах которого проводила не один час в свободные дни.
Девушка тряхнула головой, сбрасывая секундное оцепенение. В трубке мобильного телефона надрывался голос её давнего приятеля из МедИна - Максимки. Когда-то в незапамятные времена (ещё на первом курсе) он пытался за ней ухлёстывать, но быстро понял, что ему ничегошеньки не светит в конкурентной борьбе, и как-то очень спокойно отступился. С тех пор они с Зоськой сделались закадычными приятелями, часто вместе пропадали в кинотеатре или на дискотеках, прогуливали особенно ненавистные пары или просто сидели в баре с бокалом слабоалкогольного коктейля. Помимо всего прочего, Максим был одним из лучших Зоськиных осведомителей, хотя сам зачастую об этом даже не подозревал. Вот и теперь он звонил, чтобы поделиться очередной сногсшибательной новостью.
-- Алло-алло! Зосик, ты меня слышишь?
-- Естественно, не ори! Если будешь так кричать, то я оглохну и ничего услышать уже не смогу! - Несколько раздражённо отозвалась девушка.
-- Так вот! - Как ни в чём ни бывало продолжил Максим, не обратив внимания на недовольство своей подруги. - У нас рассказывают, будто в научно-исследовательском институте, что в переулке, эксперимент ставить будут на людях!
-- Не на людях, а с участием людей. - Поморщившись, поправила его Зоська. - А кто говорит-то?
-- Да сегодня случайно услышал разговор нашей профессуры! Они только головой качают. Это наш аспирантик чокнутый задумал осуществить свою гениальную идею. Помнишь, я тебе про него говорил?
-- Это тот, который на мыслеобразах всяких помешанный?..
-- Ага! Он самый! - радостно подтвердил Максимка.
-- Гм... И ему позволили проводить опыты? - задумчиво произнесла девушка, что-то быстро прикидывая в уме.