Он протянул руку в сторону вялого с виду, худого мужчины в головном уборе из перьев, казавшегося молодым, несмотря на седые волосы: тот как раз вышел на площадку для танцев. Когда Силанти приветственно поднял руки, Карл вгляделся в высокий призрачный силуэт на фоне завесы из дыма, заметил, как тот обрел крылья, и решил, что эти «дымовые картины» и вправду всего лишь детское развлечение. Затем Силанти шагнул в круг из жаровен, остановился перед креслом Фирамтота и обвел взглядом гостей с «Крота», сидевших за столом в форме полумесяца. Карл подумал, что у этого человека самые сонные и невыразительные глаза, какие он только видел.
Наши дымовые картины и в самом деле очень просты. Голос Силанти был под стать его глазам. Но увидеть их порой бывает нелегко. Это более тонкое и хрупкое удовольствие, чем танцы, наблюдайте за ними с осторожностью. Откиньтесь на спинки кресел. Потягивайте вино или ешьте фрукты, аккуратно раздавливая сочную мякоть между нёбом и языком. И смотрите дымовые картины.
Карл выполнил часть рекомендаций, включая и последнюю. Он гадал, появятся ли за дымом новые призрачные танцоры, или сам дым будет изменять цвет, в зависимости от того, что бросят в огонь. Но мысли его разбрелись, и вскоре Карл уже думал об альфе Центавра-Дуопланете, на которой родился. Внезапно ему стало ужасно одиноко, и от осознания угнетающе огромных размеров Галактики он ощутил острый приступ тоски по дому.
Внезапно он отвлекся от мечтаний: едва пригубленный им бокал вдруг пополз влево. Карл обернулся и увидел Свейна, ухватившегося за его бокал, как ребенок цепляется за взятую без спроса игрушку, и смотревшего на дым хмуро-враждебно. Затем, словно почувствовав на себе внимание Карла, Свейн так же хмуро уставился на него и хлопнул бластером по своему бедру. Карл Фридрих пожал плечами и попытался снова сосредоточиться на «картинах». Но это было скучно, и его мысли снова унеслись прочь, на этот раз к планете Ригель-Трес. Он представил себе, как летит на вертолете в дурманящем, перенасыщенном аргоном воздухе, который делает голоса необычайно глубокими, мимо зеленых вулканических пиков хребта Заглохшей Струи к столичному Нью-Ориону, дымчато-белые крыши которого блестят под ярким палевым солнцем.
А потом Карл Фридрих очнулся, и дрожь пробежала по его спине. Он вдруг осознал, что никогда не был на Ригель-Трес. Разумеется, Карл читал о нем, видел фильмы, но разве после всего этого он мог ощутить, как богатый аргоном воздух вливается в легкие, понять, какой оттенок имеют крыши Нью-Ориона, увиденные не в объектив кинокамеры, а сквозь темный пластик ригелианского шлема? Он бросил быстрый взгляд на Силанти. Тот, словно подготовившись заранее, тут же посмотрел на Карла. Казалось, губы этого худого седоволосого мужчины искривились в призрачной лукавой усмешке. Карл торопливо перевел взгляд на сидевших за столом товарищей, чтобы проверить, не чувствуют ли и они что-нибудь странное и ощутил новую тревогу.
Бальдини сидел на своем месте, пил вино и тихо, но призвав на помощь выразительные усмешки и гримасы, беседовал с тремя девушками-танцовщицами. Вероятно, отчаянно привирая о своих подвигах.
А вот Грега с Геи нигде не было видно.
На этот раз Фирамтот остановил Карла еще до того, как тот поднялся. Голос старого вождя был почти суровым:
Смотри дымовые картины.
Карл подчинился, хотя и с большой неохотой, теперь в этой серой колеблющейся завесе было что-то пугающее. Но постепенно его беспокойство из-за Грега и девушки растворилось в более призрачных образах.
Мысли Карла снова умчались за десятки световых лет от этого места, но мысленные образы стали куда более четкими, чем обычно. Казалось, они все чаще и чаще переносились на дымовую стену, все чаще и чаще превращались в сцены, которые он вряд ли наблюдал даже в фильмах. Залитые сиянием трех лун джунгли. Капитанский мостик корабля, сверкающий под смешанными лучами двух светил разного оттенка. Холодные просторы Плутона, освещенные крохотным, как звезда, Солнцем. Бешеное вращение колесоподобных существ, в паническом бегстве несущихся по бесцветной степи Лиры-Квинкве, кенгуриные прыжки жукообразных, убирающихся с их дороги, тонкие следы шин позади них. Безостановочная суета леса, в котором растения боязливо проползают мимо неподвижных, только шевелящих щупальцами животных. Безымянные белые горы.
Наконец мимолетные образы уступили место более продолжительным видениям. Карлу показалось, что завеса дымаили мысленные образы, передаваемые на нее, стала темнее обычной ночи, темнее самой темноты. Со временем он разглядел несколько крохотных белых облачков, блеклых, как рои фосфорных мух с Доуианских болот, и понял, что представил себе место в еще более далекой части космоса между галактиками.
Какое-то время на «картине» ничего не было видно, кроме галактик: как заметил Карл, они располагались на одной узкой полосе, точно он смотрел со дна глубокого каньона и более зорким, чем у обычного человека, взглядом. Затем при помощи этого зрения, которое было не просто зрением, а своего рода прямым восприятием, он начал различать существ, висевших на стенах каньона: огромные пауки, покрытые густой черной шерстью, изредка выбрасывали в стороны свои конечности, привлеченные короткими малозаметными вспышками или другими сигналами. Наблюдая за ними, Карл ощущал их голод и жажду, отвратительные в своей жестокости, но все же поддавался паучьим чарам.
Прекрати! Прекрати немедленно!
Это кричал Фирамтот; его голос разрушил жуткую галлюцинацию, и теперь Карл снова видел только дым. Он быстро посмотрел налево. За исключением Свейна, который подался вперед так, что его подбородок почти касался стола, и по-прежнему тупо щурился на стену дыма, все члены экипажа глядели друг на друга, бледные и потрясенные.
Фирамтот в раздражении отвернулся от почтительно склонившегося Силанти.
Я прошу у вас прощения, сказал он людям с «Крота» прерывистым, задыхающимся, но по-прежнему полным достоинства голосом. Иногда мы показываем дурные картины. То есть он бросил гневный взгляд на Силанти, иногда самые глупые и безрассудные из нас показывают дурные картины. Чтобы загладить недоразумение, я сам покажу вам приятные картины. Вам нальют самого старого вина, и вы увидите. Мальчики, принесите вина из пузырного дерева!
Карл больше не слушал старика. Свейн схватил его за локоть, приблизил губы к самому уху и прошептал удивительно спокойным, очень трезвым голосом если не брать в расчет того, что Карлу приходилось слышать, как таким же голосом говорят очень пьяные люди:
Теперь видите? Это окончательное доказательство того, что этот народили союзник, или жертва какой-то полностью враждебной нам внегалактической силы, способной использовать мысли так же, как мы пользуемся квантовой механикой. Подождите немного, и мы все тоже станем ее жертвами. Пока они не подмяли под себя всю Галактикуа с помощью «Крота» это случится за считаные недели, мы должны уничтожить все живое на планете. Это можно сделать. Это нужно сделать. Раз и навсегда. Вы со мной?
Карл вздрогнул, но, прежде чем он успел сформулировать ответ, голос старика Фирамтота ворвался в его спутанные мыслинегромкий, но скрежещущий, как зазубренное лезвие ножа:
Я чувствую зло! Беспощадное зло, угрожающее всем нам, выжидающее удобного момента для удара. Люди из Серебряной башни, пока это зло не будет раскрыто, вы останетесь нашими пленниками!
Все люди с «Крота» повернули к нему лица, выглядевшие странными и бледными в отраженном стеной дыма пламени жаровен. И потрясенными. Все, кроме Свейна. Он стоял, высокий и непоколебимый, словно космический корабль в посадочном доке, и смотрел на Фирамтота так, словно собирался дать ему твердый отпор. Карл почувствовал прилив гордости за первого помощника.
Вдруг Свейн пошатнулся. Его голова затряслась, глаза начали закатываться, и он нелепо зажмурился, словно мог остановить это.
Вы пьяны! услышал Карл свой собственный голос, взорвавшийся неудержимым отвращением.
Свейн кивнулили, по крайней мере, уронил подбородок на грудьи рухнул в свое кресло.
Фирамтот презрительно фыркнул:
Отнесите его в первый гостевой дом. Пусть проспится.