Я с удивлением услышал от Джона, что, по его мнению, узор есть и на самом стекле, но, соскоблив часть наледи, он и впрямь обнаружил такие же бледно-голубоватые или лиловатые очертания.
Обсудив все возможные объяснения, мы остановились на том, что похолоданиеодно из самых внезапных за последние годы, по словам Джона, выявило скрытые дефекты стекла, внеся какие-то изменения в молекулярное строение, отчего его теплоемкость стала неоднородной и послужила причиной соответствующей неоднородности толщины узора. Те же изменения вызвали и появление слабого лиловатого оттенкаесли, конечно, его там и раньше не было.
Сегодня я в великолепном настроении и чувствую просто-таки потрясающую уверенность в собственных силах. Все эти «необъяснимые феномены», свидетелем которых я стал, всерьез меня не затронули, но доказали, что способность удивляться, упоительное ощущение грядущих чудес начинают понемногу возвращаться в мою жизньто, что, казалось, у меня навеки отобрал город с его слепой сосредоточенностью на «практических» материях и шумной прихотливой узколобостью.
И что лучше всего, у меня есть моя книга. Очередная сцена уже полностью сформировалась в голове.
Перед ужином. Сел на мель. Понятия не имею, как доставить чудищ на Землю. Новый отрывок прошел как по маслув нем рассказывается, как чудища веками жадно наблюдали за Землей и несколькими другими обитаемыми планетами поблизости (поблизостиэто в световых годах, разумеется). У них есть телескопы, которым не нужны линзы, они усиливают свет звезд точно так же, как радиоприемник усиливает радиоволны или телефончеловеческий голос. Эти телескопы чрезвычайно чувствительнынет никаких ограничений избирательности и степени усиления; позволяют увидеть людей и домаони настроены на такую длину волны, которая не преломляется нашей атмосферой; они ловят как радио, так и световые волны и позволяют слышать наши голоса; в них используются виды излучения, которые еще не открыты нашими учеными и которые долетают до самых отдаленных точек во много раз быстрее тех же радиоволн, практически мгновенно.
Но все это доскональное знание нашей повседневной жизни, все это межпланетное подглядывание в замочную скважину не приносит чудищам ровно никакой материальной выгоды, разве что еще больше разжигает их аппетиты, доводя до бессильного бешенства. Оно не приносит им ни йоты тепла; наоборотлишь постоянно истощает скудные запасы радиации. И все же они продолжают тщательно шпионить за нами приглядываясь, поджидая подходящего момента.
Это-то и оказалось камнем преткновения. Что же это за подходящий момент, которого они поджидают? Каким именно образом, к чертям собачьим, они собираются осуществить свой перелет? Полагаю, будь я опытным фантастом, решил бы эту проблему в мгновение ока при помощи космических кораблей, или четвертого измерения, или еще там не знаю чего. Но ни один из этих вариантов не подходит. К примеру, никакому нормальному ракетному двигателю не хватит жалкого количества энергии, которое у них осталось. Мне нужно что-то более правдоподобное.
Ну ладно, нечего так переживатьрано или поздно меня посетит озарение. Самое главное, что работа идет и есть результат. Джон взял проглядеть несколько последних страничек; уселся, чтобы прочитать их повнимательней; закончив, нацелился на меня пристальным взглядом, заметил: «Не знаю, зачем я-то занимался фантастикой последние пятнадцать лет» и нагнулся за охапкой поленьев. Почти комплимент.
Неужели наконец я нашел свое истинное призвание? Боюсь даже задавать себе этот вопрос после стольких разочарований и блужданий в темных закоулках в течение бесцельных городских лет. И все-таки даже в самые чернейшие периоды часто казалось, что меня ждет некое важное или по меньшей мере ответственное предназначение, что меня лишь испытывают тоской и отчаянием, держа за кулисами, пока не настанет нужный момент.
Самообман?
11 января. Все это становится весьма интересным. Опять странные узоры на ледяной корке и самом стекле с утрановый набор. Но при двадцати ниже нуля нечего удивляться, что неорганические материалы начинают откалывать коленца. Что получилось в результате первого падения температуры, вполне может повториться при следующем. Хотя на Джона это оказало довольно сильное впечатление и он ударился в теоретизирование относительно темных мест в области физики. Жаль, что не могу припомнить подробностей вчерашней научной передачи, по-моему, в ней как раз шла речь о низкотемпературных феноменах, что помогло бы объяснить подобное явление. Но меня, как водится, уже морил сон, и, должно быть, бо́льшую ее часть я попросту продремалстыд и срам, поскольку начало было весьма интригующим: что-то там насчет беспроводной передачи энергии, и создания физических эффектов на значительных расстояниях, и возможностей «научной телепортации» какого-то рода. Джон ехидно отзывается о моем «личном университете» он опять рано ушел спать и программу пропустил. Но по его словам, однажды он проснулся и смутно уловил, как я слушаю «только какие-то совершенно кошмарные помехи», и сонно посоветовал либо получше настроить приемник, либо выключить его совсем. Странно, мне казалось, что слышно отлично, по крайней мере в самом начале, и я вообще не помню, чтобы он ко мне обращался. Наверное, ему действительно приснился кошмар. Но мне лучше постараться больше его не беспокоить. Смешно представить столь убежденного радионенавистника вроде меня в роли этакого агрессивного фаната, не терпящего тишины.
Хотя интересно, не начинает ли мое присутствие раздражать Джона. Все утро он казался каким-то дерганым, а потом вдруг решил обеспокоиться моим ежевечерним дремотным состоянием. Я сказал, что это вполне закономерный результат перемены климата и непривычной для меня творческой активности. К физическим нагрузкам я тоже не привык, и коротких уроков хождения на лыжах вкупе с колкой дров, чего человек покрепче даже не заметил бы, вполне достаточно, чтобы действительно истощить мои мускулы. Так что неудивительно, что под конец дня усталость буквально валит меня с ног.
Но Джон сказал, что тоже чувствует к вечеру непривычную вялость и сонливость, и высказал неприятное предположение относительно отравления угарным газомгипотеза, к которой в столь плотно закупоренном домишке никак не отнесешься легкомысленно. Он немедленно подверг осмотру плиту и камин, а также тщательно проверил оба дымохода на предмет трещин или засорения внутри и снаружи домика, несмотря на поистине дьявольский холод. Я вышел вместе с ним, на случай если потребуется помощь, и сразу получил изрядную дозубрр! Окружавшая нас нетронутая снежная целина выглядела ярко и маняще, но для пешеходаесли он только не закаленный полярникгубительно!
Все оказалось в полнейшем порядке, так что наши страхи поумерились. Но Джон продолжал пережевывать страшные истории об отравлениях угарным газом, вроде трагического конца воздухоплавателя Андре в Арктике, и оставался суетливым и беспокойными вдруг ни с того ни с сего вздумал сходить на лыжах в Террестриал за какими-то деталями для приемника и прочей чепухой далеко не первой необходимости. Я спросил, не достаточно ли ему и без того утомительных прогулок к дороге навстречу фермерскому автомобилю и что за нужда избирать для подобного похода самый холодный день в году. Но он только фыркнул: «И это, по-твоему, холодная погода?» и отправился в путь. Я немного волнуюсь, хотя уверен, что уж он-то не пропадет. Может, мое присутствие действительно слегка выбило его из колеи. В конце концов, он уже несколько лет живет здесь совсем один, не считая нечастых вылазок в город, практически отшельником. Появление еще одного человека могло совершенно расстроить давно заведенный порядок его существованияи творчества. Вдобавок я тоже писательдовольно взрывоопасное соседство. Вполне возможно, что, даже несмотря на нашу дружбу (дружба в таких случаях просто ни при чем), я действую ему на нервы. Надо будет с ним серьезно и откровенно поговорить, когда он вернется, и вывести его из этого состоянияне в лоб, разумеется.
Но пора к чудищам. Новый эпизод прямо-таки взывает, чтобы его изложили на бумаге.