Впрочем, скорость движения, а так же дальность хода в условиях попутного ветра можно было дополнительно увеличить за счет парусов, что ставились на телескопические мачты. А как известно ветер на разных высотах дует в разную сторону иногда и вовсе в противоположную, так что найти подходящее относительно попутное воздушное течение вполне реально в четыре случаях из пяти.
Как машинально отметил Экскарт по довольно густому дыму идущему из труб от мотогондолы находящейся почти в самом хвосте дирижабля (систему уравновешивали топливные и водяные танки расположенные в центре воздушного судна), паровые котлы держались в разогретом состоянии, чтобы можно было моментально отчалить и двинуться в путь.
«Видимо действительно сильно опаздывают», подумал он.
Пассажирская гондола представляла собой прямоугольное сооружение пятнадцать метров в длину, тридцать в ширину (сужаясь к концу отчего походила на каплю если посмотреть снизу) и восемь в высоту. По сути своей трехэтажный фанерный дом на каркасе из очень легкого металла, причем днище было не плоским, а как у лодки.
Такая форма делалась на тот случай если дирижабль вследствие потери «воздушной плавучести» потерпит крушение и упадет на воду. Тогда при избавлении от подведшей оболочки, а снимается она как раз на такой случай достаточно быстро, достаточно отстегнуть дюжину замков, дирижабль превратится в корабль, что при известной удаче и небольшом волнении может дотянуть до берега собственными силами (если конечно имеется в наличии мачта и парус) или дождаться спасательного корабля.
Экскарт как любой любознательный человек не чуждый техники знал, что у всех дирижаблей, вне зависимости от их типовых и размерно-весовых категорий, нижняя палуба отдавалась под самые тяжелые технические нужды, при катастрофе с посадкой на воду игравшие роль балласта.
На дирижаблях попроще (но не на этом) там еще располагался двигательный отсек с танками технической воды и топлива. Грузовой, где содержались запасы еды и питьевой воды. И собственно технический, а если еще правильнее, то сантехнический, те самые емкости которые ему приходилось осушать на своей прежней работе.
Вторая палуба в данном дирижабле отдавалась под рубку управления и жилой отсек: каюты для капитана и его старпома и кубрики на четыре человека для команды из примерно дюжины человек полюс-минус пара-тройка, а так же сопровождающих лиц: личных слуг и охранников, общим числом в десять-пятнадцать человек. А так же камбуз, где готовили исключительно для владельца и капитана дирижабля, ну и особо приближенных лиц. Остальные довольствовались лишь разогретыми заранее приготовленными блюдами.
Третья, она же господская палуба, как правило, была разделена на три части, вопрос лишь в соотношении пропорций.
Первая передняя часть отдавалась исключительно во владение хозяина яхты: спальня, кабинет, отдельная уборная. В средней части располагался общий зал, он же столовая, а в третьей задней части в отдельных каютах, путешествовали приближенные лица, без которых ни один уважающий себя богач и тем более благородный никуда не поедет: врач, юрист, как минимум один личный телохранитель. И чем человек богаче и знатнее, тем больше подобных лиц и их профессиональных принадлежностей, вплоть до личного стилиста. У благородных как правило есть благородная же свита, типа друзья-товарищи, этакие дармоеды если смотреть со стороны.
Стоило только бричке остановиться у трапа, как из дирижабля появилось пять человек. В одном из них, мужчине с жестким лицом, лет сорока среднего роста и плотного телосложения, одетого в длиннополый кожаный плащ и носившего широкополую шляпу-ковбойку с плоским верхом, Экскарт быстро определил бойца. Даже не столько по двум пороховым револьверам по бокам, ножу на правой голени и гогглам на шляпе с одной линзой-телескопом, при этом вторая линза зеленого цвета явно отвечала за ночное зрение, а по манере двигаться, неуловимой грации хищника.
Видел он уже таких типов у богатых людей, что по ошибке (или острой нужде) иногда приставали к их причалам предназначенных для средних пароходов и парусных шхун на своих малых парусных и паровых яхтах, коим действительно требовались профессиональные телохранители, а не внушительного вида гориллы, коих нанимают скороспелые нувориши чисто для представительности, типа необходимого их положению аксессуара.
Во втором, высоком, щуплом, облаченного в белое короткополое пальто и светло-серых брюках, длинноволосому, лет тридцати, может чуть моложе, больше благодаря сложным очкам-гоглам на котелке белого же цвета с дополнительными увеличительными стеклышками и прочими разноцветными линзами непонятного назначения, Экскарт определил доктора, даже скорее маголекаря.
С оставшейся троицей в сюртуках темных цветов так что сразу не определить, сильно подшофе, но еще достаточно твердо держащиеся на ногах пусть и не без помощи тростей на которые они опирались, тоже все среднего роста, нормального телосложения, лет двадцати трех-двадцати пяти, с пижонскими навороченными гогглами на высоких цилиндрах, Экскарт несколько затруднился с опознанием их профпринадлежности. Потому как выглядели они типичными прожигателями жизни, то есть небольшой свитой из прихлебателей-подпевал более знатного и влиятельного аристократа, но в том-то и дело, что его, в смысле аристократа, тут нет. Тогда вставал закономерный вопрос, что эта тройка тут делает? Но искать ответы на подобные вопросы под какими-то странными ожидающе-оценивающе-заинтересованными взглядами было некомфортно.
Эта троица Экскарту не понравилась. Он вообще не любил подобных высокомерных мажоров, считающих что им все должны кланяться в ножки и целовать в засос задницы, а во-вторых, было в их лицах что-то такое гадливое и это не привычное высокомерие знати.
Первым отреагировал маголекарь. Подойдя к Экскарту и внимательно вглядевшись в его лицо, (даже руками его хотел схватить, наверное чтобы оттянуть веки и заставить высунуть язык, но жертва профессионального докторского интереса в ужасе отшатнулся), радостно воскликнул:
Превосходно! Потрясающе!! Удивительно!!! Просто поразительное сходство! Довести вас до оригинала, так что и не отличить, будет несложно даже мне в походных условиях!
От этих слов маголекаря остальные встречающие словно отмерли, они оказывается были очень напряжены, заулыбались, даже о чем-то между собой с видимым облегчением перекинулись несколькими словами и даже хохотнули.
Лишь боец не принял общего участия в веселье, хотя тоже расслабился, но при этом, продолжая бесцеремонно вглядываться в лицо Экскарта.
Тогда не будем задерживаться, сказал адвокат. Взлетаем немедленно.
Вы тоже? удивился Экскарт. Вы же обещали уладить мои дела с работой и жильем
Я это с легкостью могу сделать даже с борта дирижабля по беспроводному радио! Не волнуйтесь вы так об этих пустяках. Поднимаемся.
Ладно.
Первыми пошатываясь, взобралась троица холеных мажоров, за ними пристроили Экскарта, коего словно конвоировал телохранитель, будто боялся, что он сбежит. Последними поднялись маголекарь и адвокат, о чем-то тихо и быстро перешептываясь между собой.
9
По складному трапу поднялись сразу на вторую палубу. Первая палуба, как уже было сказано представляла собой лодку и там никаких дверей и окон нарушающих герметизацию в принципе быть не могло.
На второй палубе надолго не задержались, а поднялись на третью по металлической винтовой лестнице, но с деревянными вкладышами в ступенях и деревянными перилами.
Очутившись на третьей палубе, Экскарт сходу оказался в царстве дорогих сортов цельного дерева (а не дешевой фанеры, как этажом ниже), кожи, шелка и бронзы. Здесь, в отличие от сумрачной второй палубы, имевшей только дежурный свет, чтобы не споткнуться и не разбить голову, на освещении не экономили.
Шумно идущая впереди троица гурьбой ввалилась в зал в центральной части третьей палубы и с облегчением попадала кто где. Один устроился в кожаном кресле, второй упал на кожаный же диванчик, буквально распластавшись на нем, а третий занял резной стул и припал к темной бутылке вина стоявшей на столе под стать стулу.
На этом большом, рассчитанного на шесть персон столе, вообще было много винных бутылок и большая часть из них не только почата, но и опорожнена до дна. В общем тут хорошо квасили, и судя по минимуму тарелок, без какой-либо закуси, даже странно, что они на ногах держатся.