- Хочу, - еле слышно подтвердил он.
Я потянулся, чтобы снять рюкзак, но он остановил меня.
- Давай уйдем с улицы, - в голосе паренька слышалась тревога.
- Боишься кого-то?
- А вы, что - не боитесь?
Я хотел рисануться и ответить - нет, но подумал, что играть сейчас не надо и сказал правду:
- Наверно, боялись бы, если бы знали кого.
Он удивленно взглянул на меня и вдруг его лицо изменилось.
- Вы не из города? - вопрос был скорее утверждением, чем вопросом.
- Что, заметно?
- Пошли быстрей с улицы! - он первым рванул обратно в дом, из которого только что вышел. Я с досадой оглянулся - где Ольга? И пацана отпускать нельзя, и её надо дождаться. Я кивнул Илье на уходившего парня - присмотри, а сам рванул за угол развалившегося дома, туда, куда пошла Ольга. Только я поравнялся с проулком, увидел её. Она спешила, лицо было встревоженное.
- Что ты так долго? Что случилось?
- Валим отсюда. Там люди мелькнули. Надо спрятаться.
- Тогда за мной!
Ольга не смогла сдержать удивленный возглас, когда вслед за мной зашла в комнату и выглянула из-за моей спины.
- Кто это? - уже осмысленно спросила она.
- Абориген, - улыбнулся я.
Однако улыбка сразу слетела с моего лица, когда я увидел, что происходит с парнем. Он испугался. Хотя это слабо сказано - боялся он, по-моему, все время, но сейчас его просто обуял ужас. Он забился в угол, выставил перед собой нож и дикими глазами глядел на Ольгу.
- Эй! Ты что? - я подошел к нему. - Ты смерть увидел, что ли?
Он лишь на секунду перевел на меня затравленный взгляд, и вдруг метнулся к окну. В этот раз первым среагировал Илья, он перехватил пацана, когда тот уже запрыгнул на подоконник.
- Да, что с тобой?
Я опять отобрал у парня нож, который только пару минут назад вернул ему, схватил за плечи и, наклонившись, заглянул ему в глаза.
- Валькирия, - прошептал он. Парень так и не мог оторвать взгляд от Ольги.
- Какая на хрен Валькирия? Это Ольга, моя подруга.
- Она пришла с тобой?
- Само собой! У меня здесь знакомых нет.
Ощущение было такое, словно из парня выпустили воздух. Он ослаб и, если бы, я не держал его, наверное, сполз бы на пол.
- Ну и испугался я, - расслабленно выдохнул он. Однако взгляд его постоянно возвращался к Ольге. Он словно не верил, своим глазам.
- Ну все, пацан, давай завязывай со своими фокусами. Поешь лучше, мы тоже перекусим.
Поесть действительно надо. С тех пор, как ранним утром мы вошли в пригород Славина, мы не останавливались и не ели. А сейчас уже часа четыре.
Я растолкал ногами мусор, потом снял рюкзак, и аккуратно положил его, расстегнул основную молнию и улыбнулся бесстрастно глядевшему на меня Ивану Ивановичу.
- Вылазь, брат, знакомься с местным жителем.
Я взял ребенка на руки и повернулся к парню.
- Тебя как зовут?
Тот подтянул отпавшую челюсть и автоматически прошептал:
- Рваный.
Похоже, он напрочь забыл и об испуге, и об Ольге, и вообще обо всех нас. И так огромные его глаза, стали еще больше - он, не отрываясь, смотрел на ребенка.
- А ребенок живой? - опять прошептал Рваный.
- Живой, - ответил я, а про себя подумал, живой-то он точно, но вот ребенок ли?
- Знакомься, его зовут Ваня. Ваня, это Рваный.
В разговор вступила Ольга.
- А у тебя нормальное имя есть? Рваный это же кличка?
При звуке её голоса он опять дернулся, словно все страхи вернулись к нему, однако пересилил себя и тихо ответил:
- Есть.
Потом еще тише прошептал.
- Рома.
Мы - я, Ольга и Ромка-Рваный сидели вокруг 'стола' - положенной на расколотые кирпичи, настоящей столешницы. Я нашел её в другой квартире. Илья есть с нами отказался, взял кусок мяса, и ушел в другую комнату - кому-то надо следить за улицей. Как оказалось, город совсем не вымерший. Рядом с Ольгой, на поролоновом походном матрасе - тоже трофейном - лежал Иван Иванович. Он, как всегда, был спокоен и флегматичен, лишь иногда посматривал на Ромку. У меня было ощущение, что он оценивает нашего нового компаньона.
На столе лежали наши припасы - вареное холодное мясо, тонкие, чуть подгоревшие лепешки и в котелке горячий настоящий чай. Всем этим мы разжились в последние дни. Кроме чая. Его мы взяли еще раньше, когда проходили через место побоища Московского спецназа с восточниками. Что они не поделили, я не знал, но точно знал, кого они ищут. Мы пару раз, чудом избежали столкновения с ними. Если бы не фантастический нюх и слух Ильи, то скорей всего, мы уже бы были в плену. Мясо у нас появилось еще раньше. Как Илья умудрился добыть косулю без огнестрельного оружия, я до сих пор не представляю. Ведь в любом случае, бегала она быстрее любой твари.
Как только я начал нарезать мясо, Ромка, до этого старавшийся не показать, что он думает только о еде, сразу сдался и уже не отходил от стола. Похоже, он давно не ел досыта. А может и вообще не ел - выглядел он как узник Дахау. Я сразу отрезал большой кусок и подал ему, но Ольга закричала на меня и заставила нарезать его на мелкие полоски.
- Ешь по одной и не сразу. Потихоньку. А то желудок не выдержит.
- Я знаю, - прошептала парень.
Я опять отвернулся, не хотел, чтобы кто-нибудь увидел мои глаза. Похоже, мальчишка, прошел в своей жизни через ад. Вообще, чудо, что он до сих пор жив. Позже, когда он начал рассказывать, про свое существование, я понял, что это еще мягко сказано. Его жизнь настоящий подвиг - наши схватки с тварями и прочие напасти, против его обыденной ежедневной борьбы за выживание, показались сейчас мне детскими игрушками.
Я налил чай в найденную здесь же стеклянную банку, пополоскал и выплеснул. Взгляд, которым резанул меня Роман, показал мне, что я слишком расточителен. Наверное, он не стал бы мыть банку чаем. Положив в стеклянку два кусочка сахара из пластиковой упаковки, найденной нами там же, где мы обзавелись и мукой, я протянул его парню.
- Давай, Ромка, запивай. А то так на сухую подавишься.
Ольга взяла кусок мяса и лепешку, но есть так и не начала. Она с жалостью смотрела на, забывшего про все и всех, мальчишку.
Я и сам, хотя был по-настоящему голоден, не мог есть, видя, как Роман, провожает голодным взглядом каждый чужой кусок. Вот что значит настоящий голод, - подумал я. - Это не просто пару дней, без еды посидеть.
Я хотел, как можно скорее расспросить парня и поэтому, заметив, что он уже не хватает куски один за другим, решил заговорить.
Однако только я раскрыл рот, Ольга жестом показала мне - остановись, пусть он нормально поест. Ладно, пусть ест, кивнул я, сытый всегда добрее и разговорчивей.
Мы шли через лес четыре дня. Ольга догнала нас в первый вечер. Она подтвердила то, о чем говорил мне Гном - они действительно чувствовали друг друга. И видимо, чем ближе, тем сильней, еще за пару часов до её появления, полуволк предупредил меня, что скоро появится Зумба. Мне было немного обидно, что он чувствует приближение Ольги, а я, любивший её, нет. Казалось бы, все должно было быть наоборот. Ведь во всех книгах и фильмах, именно любимые, всегда чувствовали друг друга.
Когда она появилась, то первый вопрос был не обо мне, и не об Илье, первым делом она спросила про детей. Это тоже кольнуло, но уже не так сильно, если честно - то я ожидал этого. Мне пришлось выслушать гневную тираду о моей бездушности, когда она увидела, что Ванька и яйцо путешествуют у меня за спиной, в рюкзаке.
Однако потискав извлеченного наружу младенца, она вдруг успокоилась и больше об этом не вспоминала. И даже, когда на следующее утро, я спросил, кто понесет Ивана, она показала на мой рюкзак. Точно также она согласилась с тем, что я дал ему имя - сначала встретила в штыки, заявила, что его зовут совсем не так, но через некоторое время успокоилась и теперь он для нее тоже Ванечка.
Я нисколько не сомневался, что это дело рук самого Иван Ивановича. Я уже давно пришел к выводу, что он как-то управляет и Ольгой, и полуволком. В начале, когда я в первый раз засунул младенца в рюкзак, Илья тоже встал на дыбы, но так же, как и Ольга, забыл об этом через несколько минут.
Подтвердилась и еще одна моя догадка - на яйцо она лишь посмотрела, сказала, что оно хорошо выглядит, но даже не стала брать на руки. Я так и думал, хотя она и считала яйцо ребенком, но на самом деле, чувствовала, что это не так. Тем же вечером, я провел и тест, который до этого не прошел Гном - попросил закрыть глаза, а потом подал ей в руки яйцо. После спросил, что у неё в руках. Она, как и полуволк поплыла и ничего не смогла сказать, ей даже стало плохо, когда она открыла глаза и увидела, что держит. Я пожалел, что начал это, кто знает, чем мог закончиться её внутренний разлад в ощущениях. Однако, я зря переживал - уже на следующий день, они вдруг начали считать, что яйцо - это не ребенок, а, что-то такое, без чего не может существовать Иван.