Однако человек - это, несомненно, был человек, хоть и очень большой, и очень страшный - не дал мне забыть про него. Не говоря не слова, он вдруг врезал мне по лицу. Я задохнулся, из разбитых, распухших губ пошла кровь. Похоже, уже до этого он вволю поупражнялся на мне.
- Сука, - выругался он. - Где ты украл ребеночка?
Я даже поперхнулся. Я ожидал всего, но, чтобы меня обвиняли в краже ребенка. Я хотел ответить, что он ошибается, но разбитые губы не слушались меня, и я выдавил только что-то бессвязное.
- Молчи, лучше, - успокаиваясь и опять присаживаясь, проворчал леший. - А то опять кровью умою.
Похоже, он и не собирался выслушивать меня. Вопрос был чисто риторический. Потом он опять спросил, уже спокойно.
- Чем ты его кормишь?
Я растерялся - что сказать? Голова у меня не соображала, похоже, он или кто-то из его компании, грохнул меня чем-то покрепче кулака. Если сказать правду, этот мужик точно не поверит мне, и я рискую опять получить по зубам. Что-то придумать, времени не было, и я пробормотал первое, что пришло в голову.
- Кашу варил.
- Где она?
- Потерял в речке. Сегодня, когда от солдат убегал.
- Идиот, сука! - выразил свое мнение обо мне 'леший', и опять принялся уговаривать Ваньку.
- Не плачь, маленький. Сейчас дедушка покормит тебя, сейчас что-нибудь найдем.
'Черт, - после тумака я очнулся и начал соображать. - Сейчас он поймет, что дело нечисто, и нам конец'. Я не сомневался, что ребенок ничего есть не будет, он ни разу этого на моей памяти не делал. Я ничего не мог сделать, оставалась только ждать, что будет дальше. Как выжил этот человек в лесу? Я осматривал то, что мог увидеть, поворачивая голову. Глаза уже привыкли к слабому свету плошки, и я разглядел убогое жилище. Стены из бревен, с торчащим между ними мхом, грубый колченогий стол, заставленный темной посудой. Вдоль стен висели тряпки и связки трав.
Отшельник какой-то, - подумал я. - Похоже, он один.
То ложе, на которое он бросил меня, было узким, вдвоем на нем спать невозможно. А больше ни одного лежака не было.
Леший отошел к столу и гремел там посудой, ребенок на его руках время от времени опять начинал плакать и тот его успокаивал.
- Подожди, подожди малец. Сейчас накормлю.
Он, действительно был очень здоровым, сейчас стоя он почти упирался в потолок, а плечи были чуть уже стола. Он мог меня вырубить и кулаком, понял я, но как он смог ко мне подобраться, что я ничего не услышал и не увидел?
- Где яйцо? - не выдержал я.
- Какое еще яйцо?
В этот раз 'леший' не стал орать, чтобы я замолчал.
- Большой голубой камень.
- А это. Вот оно, здесь.
Наверное, оно лежало на столе, просто я не мог разглядеть.
- Это че такое?
Он повернулся ко мне.
- Тоже спер? Дорогое поди?
- Я не крал ребенка и эту штуку. Это мой ребенок.
Как это пришло мне в голову я и сам не понял. Слова сначала вылетели, а потом я сообразил, что сказал.
- Заткнись! И не ври мне. Ты, сука, украл его, а бедную мать убил.
Да он не в своем уме, сообразил я. Похоже, в его одичавшем мозгу уже сформировалась своя история. И мне его не переубедить. Словно подтверждая это, мужик тихо забормотал:
- Ничего, ничего, маленький мой, дедушка тебя вырастит. Будешь с дедушкой жить. Тут хорошо - лес, людей нет, никого нет. Мы с тобой будем жить припеваючи.
Мне это совсем не понравилось - в нарисованной жизни, места для меня не было. Похоже, его не было изначально. 'Зачем же он меня притащил, мог там, у реки и убить и бросить. Зачем волок через лес?'.
Об этом я узнал через минуту.
- А этого гада, мы пока оставим, да, малыш? Будем кормить его хорошей травкой, потом он станет вкусней. Любишь мяско?
Сначала я даже не сообразил, о чем это он, но через секунду до меня дошло. 'Е...ть! Людоед!' Меня передернуло. Некоторое время я был в шоке. А 'леший', словно желая добить меня, продолжил:
- Человек он вкусней. Эти страшилы зеленые, они жесткие и невкусные, даже мелкие. Вырастешь, я научу тебя на них охотиться. А потом пойдем к городу, будем ловить настоящую еду. Там даже бабы есть. Они самые лучшие.
В его голосе зазвучали мечтательные нотки.
'Что это за хрень в мире творится. Мало нам тварей, так люди стали еще хуже их'. Новая страшная угроза подстегнула меня. Теперь я думал только о том, как освободиться. Сейчас я был бы рад даже москвичам, все-таки если что, они бы просто пристрелили, а не так, как этот урод. Интересно, почему Ванька не стал для него гастрономическим интересом? Видно, какой-бы он не был, а что-то человеческое осталось, только вот на меня оно никак не распространялось.
То, что я увидел дальше, совсем повергло меня в шок. Страшила наложил в миску какое-то варево, взял ложку и присел обратно на свою лавку. Потом устроил поудобней на коленях Ивана и начал его кормить. У меня глаза полезли из орбит - Ванька ел. Он замолчал и старательно пережевывал что-то, что подавал ему на ложке старик. Я сморщился - не хотел даже думать, что это за варево. Хотя, наверное, вряд ли человечина - люди тут, наверняка, давным-давно не появлялись. А зеленые страшилы - что это? Неужели твари? И он охотится на них? Я как-то привык, что твари охотятся на людей, а не наоборот. Может здесь их мало, и они появляются в одиночку. Думая о всякой такой всячине, лишь бы не думать о своей участи, я продолжал пробовать растянуть веревки, которыми был связан. Однако получалось это у меня плохо. Вернее, не получалось никак. Затянут я был на славу.
- Послушайте, меня, - я попробовал еще раз надавить на жалость. - Это мой сын, его Ваня зовут. Освободите меня, и будем жить вместе. Я молодой, здоровый - буду всю жизнь о вас заботиться.
В ответ бугай только расхохотался.
- Ты меня за придурка-то не держи. Я хоть и живу уже двадцать лет в лесу, вас ментов, все равно сразу чую. Зря, что ли у тебя такое оружие? Да только освободи я тебя, ты мне сразу перо в почку воткнешь. Вон ножичек у тебя какой знатный. Нее, ты теперь только в суп. А сынишку твоего я воспитаю, я уже давно о внученке мечтаю. И даже имя менять не буду, Ваня мне тоже нравится. Услышал господь мои молитвы.
Он повернулся в сторону двери и перекрестился.
- Ты верующий? - с надеждой спросил я.
- Сам ты верующий. Я сын Господень, на землю прислан, чтобы покарать людишек за все что они натворили. Испоганили храм Господень. И все, хватит болтать. Смирись и прими смерть свою как искупление. Заодно и плоть твоя на пользу Господу пойдет. Радуйся.
Я не услышал никакой издевки - этот идиот действительно верил в то, что он говорил. 'Блин, это надо же, чтобы так все перемешалось в башке. И Господь там, и людей жрать'. Если он действительно живет здесь уже двадцать лет, значит тронулся он задолго до того, как и сам мир сошел с ума. И похоже, спасти меня теперь может только чудо.
Хотя он приказал мне молчать, сам, однако, остановиться не смог - так и продолжал болтать, бессвязно перескакивая с одного на другое. Видимо, давно никого не было, кому можно излить душу. Тем более зная, что все, что он расскажет, уйдет в могилу.
- Я вас, ментов, смолоду ненавижу.
Он явно отвел мне роль того, кого он больше всего ненавидит. Может, ему так легче было оправдать мое убийство в своих глазах, а может действительно верит в это.
- Дедушка, - я предпринял еще попытку завязать разговор. - Так милиции уже нет давным-давно. Как я могу быть ментом.
Он непонимающе глянул на меня и оставил реплику без ответа.
- Я вас наказываю много лет. Бог на меня это возложил, и крест я свой несу.
'Что же это такое они ему сделали, что человек с ума сошел?'
- Да видно слаб я, мало вас душегубов и баб ваших, отправил на суд господа. Боженька решил подмогнуть мне - сам вдарил по земле безбожной. Поджарил вас, сук.
Голос идиота звучал все громче. Он распалился.
- А я вас всегда предупреждал - покайтесь! Не верили, гноили меня по тюрьмам. А потом перед смертью плачете, готовы любую веру принять. Фарисеи! Ненавижу!
Старик разошелся не на шутку, я испугался - сейчас в горячке может и прикончить, не станет тянуть.
Но тот, как ни в чем не бывало, обычным голосом начал говорить о другом:
- Ты откуда?
Я назвал город.
- С той стороны?
В голосе людоеда звучало недоверие.
- Врешь. Нет больше городов. Господь на них геену огненную наслал. Обмануть меня решил? Деревни только пожалел господь, думал там люди чище, да ошибся. Все они такие же, все грязью заражены.