Верно говоришь, старик!
Ну что так и будем тут ждать у моря погоды? Юноша, как там в пещерахдержатся еще наши?
Держатся. Только совсем дела их плохи. Запасы и патроны на исходе. Я думал джинны помогут, а они.. я махнул рукой.
Тогда вот что. Вы машину еще водить не разучились?
Нет.
Тогда позвольте пригласить вас всех на стоянку внизу под скалойтам стоит грузовик.
Я хочу сам повести, Арсений Павлович!
Воля ваша, юноша! Только давайте поторопимся, братцы.
Грузовик быстро набирал ход с горы, когда я увидел впереди перегородивших дорогу броневики и солдат. По бамперу защелкали пули, стекло разлетелось вдребезги, царапнув лицо.
Нажимаю на газ и мотор надсадно рычит. Машина летит прямо на толпу солдат, стреляющих в нас. Я закрываю глаза и шепчу:
По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
И лежит земля страстная в черных ризах и орарях
Отец Ибрагим
Она пришла ко мне в офис рано утром. Прямо с улицы без записи. Будто секретарша Жанна в приемной превратилась в невидимку, и ее возмущенное фырканье было чем-то вроде жужжания осенней мухи.
Рыжая челка гостьи упрямо торчала из-под козырька бейсболки. Шея обмотана арафаткой. Загорелые колени проглядывали сквозь прорехи джинсов.
Рывком подтянула к себе стул. Села. Положила нога на ногу. Вытащила из пачки сигарету, поискав взглядом пепельницу. Не обнаружив ничего подходящего, хмыкнула и чиркнула спичкой об стол. Совсем как взрослая.
Я вовремя успел прикусить язык, благо знал детский кодекс почти наизусть. Нет уж, детка, твои права здесь священны. Делай, что хочешьпрезумпция виновности взрослых слишком скользкая тема даже для адвоката.
Сколько же ей лет. Пятнадцать? Шестнадцать? Шумно вздохнув, она пустила несколько колечек дыма в мою сторону.
Чем могу помочь? спросил я, наконец.
Мне эта адвокат нужен.
Адвокат? Ну, я адвокат. Слушаю вас внимательно.
Я эта прочла в вебе. Ну, про этого, как его тамну парня, который хотел отсудить миллион долларов у родителя номер один.
А, да, припоминаю. Статья шестьдесят восьмая. Понуждение ребенка к послушанию посредством оскорбления личности ребенка. И семьдесят первая.
Черт возьми, откуда эта пигалица узнала об этом процессе? Это было одно из самых неудачных моих дел. Парень или точнее сказать мальчик лет десяти обвинил отца в том, что тот несколько раз отвешивал родному чаду подзатыльники. И потребовал, чтобы я предъявил иск на миллион. В таких делах максимум можно отсудить пожизненные алименты с родителя порядка тысячи долларов в месяц. И все! А я как мог отказаться? Лишился бы лицензии. Ну и понеслось дерьмо по трубам. Миллиона я конечно не выиграл, коллеги хихикали и крутили пальцем у виска, однако, папахен отписал сыночку все свое имущество, когда я намекнул ему на другую статью. Ту самую, за которую его в родительском лагере ждали бы очень неприятные последствия. Это было против правил вообще-то. Но как он сам вел себя по отношению к сыну? Не в двадцатом же веке в конце концов живем.
У вас такие же неприятности с родителями номер один и два?
У меня? Ха. Да это у него неприятности со всеми. Ну, это отца значит. А номер два давным-давно переуступила эти права что-ли лиге.
Лиге сексуальных реформ?
Ага. Вроде им.
Так какой иск вы хотите подать? О взыскании морального вреда? Пожизненные алименты?
Девушка усмехнулась.
Да что с него взять-то? Не, я хочу другое.
Она порылась в карманах и достала мятый листок.
Во, читай, я специально вырезала из газеты.
Я расправил бумагу: «Грамотно составленный контракт с новой семьей минимизирует практически все риски ребенка. В контракте можно указать сколько денег будет получать ежемесячно ребенок, какое место жительства ему гарантируют родители и прочие вещи. Но главное, что контракт будет заключаться по итогам открытого конкурса или аукциона, который ребенок имеет право провести сам или с помощью ювенального юриста"
Контракт и проведение торгов по ребенку ввели законом совсем недавно, практика только формируется, привычно забубнил я, и я бы рекомендовал ограничиться обычным лишением прав родителя, взысканием компенсации морального вреда. Ну, а лига быстро подберет вам новую семьюхотите гетеро хотите гомо
Ну, уж нет. Эта лига нормальную семью разве подгонит? Да и вообще семья это отстой. Ты мне давай дело бери и какие там бумажки нужны скажи.
Эээ хорошо. Как вас зовут, простите?
Ника.
Ника, мой секретарь тебе все расскажет. Да, кстати, а кто будет платить за ведение дела? Все та же лига?
Ну а куда ж она денется? захихикала девушка, пускай только пикнутты им сразу счет кидай, да? У меня полкласса уже по второму разу родителей меняет. Лига все оплачивает. Правда этовсе нормальных родителей почему-то никому не достаетсядаже похуже биологических бывает, вообще кошмар!
Жуть, согласился я, хорошо, договорились. Но просудиться с твоим нынешним родителем вначале нам все же придется, иначе объявить торги ты не сможешь. Поняла?
Угу.
Кстати, а чем занимается твой от, тьфу ты, родитель номер один?
Он этот, как его там, священник. Знаешь таких?
***
Мои познания о религии укладывались в пару бородатых анекдотов и в воспоминания о школьных экскурсиях в последний действующий храм. Городские власти не сразу закрыли собор. Вначале рассовали старушек-прихожанок, слишком рьяно навещавших церковные службы, по домам для престарелых и умалишенных. Затем провели для порядка референдум. Само собой горожане единогласно согласились с тем, что музей истории борьбы сексуальных меньшинств за свои права должен быть размещен именно здесь.
И все же власти не пошли до концана свободе оставили нескольких священников, но только тех, кто согласился совершать обряды всех мировых религий. Далеко не все пошли на этонекоторые даже пытались судиться. Но их быстро отправили на лечение. А те, кто остались, прошли необходимые курсы и получили лицензии.
Отец Ники был одним из таких священников. Собственно это был последний действующий священник в городеслишком хлопотно, неприбыльно и опасно было это занятие. К тому же отец Ибрагим категорически отказывался венчать однополые пары ни по какому обряду. Только редкие заказы на обрезание да освящение новых винтокрылов позволяли сводить ему концы с концами.
Я долго звонил в дверь трейлера, щедро расписанного местной молодежью всевозможными ругательствами и рисунками, изображавшими радости плотской любви во всех ее ракурсах.
Дверь, наконец, открылась. На пороге стоял высокий сухощавый мужчина лет пятидесяти с окладистой седой бородкой. Его черные, глубоко посаженные глаза испытующе смотрели на меня.
Слушаю тебя, сын мой.
Я аж крякнул от подобного нахальства.
Простите, я вам не сын. Я вообще-то по делу.
Священник всплеснул руками.
Это вы меня проститея подумал, что вы пришли ко мне по вопросам веры. Прошу вас, проходите внутрь!
Я прошел в дверной проем и оказался внутри довольно грязноватого вагончика. На стенах висели кресты, иконы, шамаили, изображения языческих божков с множеством рук.
Итак, какое у вас ко мне дело?
Вы родитель номер один Ники? Отец Ибрагим?
Допустим. Господи, что она натворила на этот раз?
Я вытащил из портфеля повестку и протянул ее священнику. Тот, сощурив глаза, стал читать, шевеля беззвучно губами. Я незаметно включил скрытую камеру в очках, чтобы зафиксировать факт вручения.
Господи, она же еще ребенок и не понимает, что пишет! А вы юристы и рады нажиться на горе. Разве не так? вышагивал по вагончику священник.
В том то и дело, что она ребенок, отец Ибрагим. Поэтому у меня к вам простое предложениезакончить дело полюбовно и разбежаться. Иначе
Что иначе? Я люблю свою дочь и не отдам его никому. Уходите!
Хорошо, я уйду. О дате слушания дела вас известят.
Я встал и направился к двери.
Послушайте, услышал я сзади, постойте, молодой человек!
Я обернулся. Священник близко подошел ко мне.
У вас есть семья, дети?
У меня абонемент в свинг-клубе.
А в Бога вы верите?