Так до наступления темноты только с помощью авиации удалось вывезти в тыл не менее трехсот человек, а уж грузовики трудились и в течение всей ночи, отчего вскоре весь Кременец превратился в один большой госпиталь. С учетом поступивших в предыдущие дни, более пяти тысяч человек оказались распиханы по палаткам, городским зданиям или просто окрестностям. Доходило до того, что легкораненых после беглого осмотра выставляли на улицу, максимум, выдав пучок сена, чтобы те не сидели на голой земле. О том же, как проводилось лечение, и вовсе не хотелось говорить. Ведь вся действующая доктрина армейской медицины строилась вокруг ошибочного мнения, что пулевое ранение изначально стерильно и потому раненому достаточно сделать перевязку, чтобы он дотянул до ближайшего лечебного учреждения тылового эвакуационного пункта, дислоцировавшегося в каком-нибудь крупном городе.
Учитывая время, потребное для доставки раненого в подобное заведение с передовой, зачастую превышавшее неделю, тяжелораненые не добирались до них вовсе, умирая по пути или на полковых и дивизионных перевязочных пунктах. А те, кто получал ранения средней тяжести, приезжали, уже имея гноеродные и анаэробные инфекционные поражения ран, что тоже не способствовало не только положительно динамике выздоровления, но и вообще выживанию человека.
10-му армейскому корпусу в этом деле еще повезло. Две трети входивших в него дивизий являлись кадровыми, и потому санитарное дело в них оказалось поставлено на порядок лучше, чем во многих других. В Кременце оказались развернуты аж пять полноценных полевых госпиталей, способных общими усилиями принять две тысячи легкораненых и шестьсот тридцать человек требующих скорейшего хирургического вмешательства. Но в одночасье на них свалилось вдвое больше пострадавших, основная часть которых оказалась вынуждена ожидать своей очереди на стол хирургов, не справлявшихся с таким наплывом пациентов, ведь многие из них, особенно тяжелораненные, ранее зачастую не дожидались врачебной помощи и умирали от полученных ран, а сейчас именно их в первую очередь доставляли самолетами и автомобилями. А ведь над каждым из таких солдат, унтеров и офицеров хирургам приходилось работать чуть ли не по несколько часов. Не сильно помогала даже посильная помощь всего медицинского персонала авиационных отрядов, по уши втянувшихся в дело спасения раненых. И если первые пациенты были встречены медицинским персоналом с выражением искреннего восхищения летчикам, то вскоре их кроме как "Ангелами смерти" никто и не называл, ведь доставляли они исключительно тех, кто не мог бы выжить в других обстоятельствах. Зато, пока авиация большей частью перенацелилась на выполнение гуманитарной миссии, приданные авиаполку броневики продолжали свой непростой ратный труд, направленный на перемалывание вражеских сил.
Поскольку в соответствии с данными доставленными разведчиками накал встречных боев обещал быть одинаковым на всем протяжении фронта, отряд бронемашин разделили на три взвода, отправив каждый из них к своим подопечным из 31-й, 60-й и 9-й пехотных дивизий. В данный момент, ни о каком прорыве в тыл противника или обходном маневре нечего было и думать. На первый план выходила потребность остановить наступление десятков тысяч солдат противника. А в силу отсутствия у продолжавших наступление русских войск возможности возвести какие-либо укрепления, роль мобильных ДОТ-ов предстояло играть броневикам.
Так двигавшиеся вместе с авангардом 31-й дивизии восемь бронемашин первыми достигшие высоты Орне, находящейся точно посередине между реками Золотая Липа (западная) и Золотая Липа (восточная) оказались приоритетной целью для вражеской артиллерии. Не менее трех батарей обрушили на них сначала шквал шрапнельного огня, а после перешли на гранаты, когда корректировщики доложили о полнейшей неэффективности шрапнели. К сожалению, артиллерия противника расположилась вне зоны видимости экипажей бронемашин, потому они были вынуждены ограничиться редким обстрелом мелькавшей на противоположном холме, находящемся в паре километрах западнее Орне, пехоты, да выполнением функции лакомой цели, позволяя врагу впустую тратить отнюдь не бесконечный боезапас. А чтобы не позволить австрийцам пристреляться, время от времени меняли свои позиции, сдвигаясь на пару сотен метров вперед или назад. Чуть более часа им пришлось играть в подобные поддавки, пока налетевшая авиация не принудила вражескую артиллерию к молчанию, а там уже и главные силы дивизии, наконец, подтянулись.
Все так же продолжая оставаться при авангарде, броневзвод сопроводил пехотные цепи 123-го полка до низины, образовавшейся меж двух возвышенностей, но оказался вынужден остановить дальнейшее продвижение, уткнувшись в водную преграду. Неглубокая и неширокая речушка Гнилая Липа, не представляла бы никакой проблемы для бронетехники не только конца, но и середины XX века, но для БА-3 она оказалась непреодолимой, о чем свидетельствовал застрявший еще на восточном берегу броневик первым попытавший счастья пройти там, где форсировала реку ближайшая пехотная рота. Впрочем, пехота и сама недолго оставалась на западном берегу Гнилой Липы. Сперва вновь заговорила артиллерия противника, а после на вершине холма показалась цепь вражеской пехоты, принявшаяся спускаться к реке. Следом за первой вышла вторая, третья, четвертая. Да и по фронту они растянулись на добрых два километра, свидетельствуя о том, что в атаку здесь перешла, как минимум, бригада.
Всякий, кто видел эту атаку, впоследствии высмеивал того, кто называл солдат Австро-Венгрии трусами. Наступая под непрекращающимся пулеметным и артиллерийским огнем, в том числе ведшимся батареями 31-й пехотной дивизии, они продолжали идти вперед, не обращая внимания на потери. Поначалу десятки, потом сотни, а после и тысячи солдат усеяли своими телами склон, но и русский 123-й полк оказался на грани уничтожения. Потеряв не менее четверти личного состава, он, под не прекращающимся огнем противника, смог форсировать Гнилую Липу в обратную сторону, где и принялся окапываться. И все это время остававшиеся на своих местах броневики, не прекращали вести огонь по накатывающим цепям вражеской пехоты вплоть до полного израсходования всех боеприпасов.
Несколько иначе провели этот день машины и экипажи 1-го взвода, что убыл поддерживать считавшуюся самой слабой в корпусе 60-ю пехотную дивизию. Более чем на девять десятых состоящая из запасных старших возрастов, она не могла похвастать, ни стойкостью, ни выучкой, своих солдат и командиров. Тем не менее, именно она была определена командованием корпуса в центр, что предопределяло ее столкновение с превосходящими силами противника. Во всяком случае, так должно было быть, если бы у командования 12-го армейского корпуса Австро-Венгрии имелись хоть какие-то разведывательные данные о силах противостоящей стороны. Но, из двух кавалерийских дивизий, что должны были осуществлять разведку, одна уже была истреблена русскими в приграничных сражениях, а вылетевший вчера из Львова разведывательный аэроплан пропал без вести.
Можно сказать, что не только командованию 60-й дивизии, но и двигающему прямо за ней штабу всего 10-го армейского корпуса несказанно повезло. Им предстояло столкнуться с 35-й пехотной дивизией Австро-Венгрии, которая изначально имела на четверть меньше сил, так как все ее полки имели трехбатальонный состав против четырехбатальонного русских. К тому же часть артиллерии и один полк из ее состава пришлось отправить на защиту важнейшего транспортного узла в Нараюве, где засели в обороне остатки 11-й пехотной дивизии потерявшей всю артиллерию и большую часть обоза. В результате, к моменту столкновения количественное превосходство русских войск на этом участке фронта составляло два к одному. Правда, в иной истории это не помогло. Совершенно не желавшие воевать солдаты, что еще месяц назад были крестьянами, рабочими, приказчиками, извозчиками, цирюльниками и много кем еще, бросались бежать в тыл, стоило впереди раздаться выстрелам. И лишь с прибытием столь мощной силы, каковую представлял собой взвод броневиков, ход событий пошел по совершенно иному сценарию. Ведь точно так же, как в русской дивизии, в выдвигавшейся ей навстречу по шоссе Дунаюв - Поможаны 70-й пехотной бригаде 35-ой дивизии начался такой всеобщий драп, стоило впереди начаться ружейной стрельбе, что в мгновение ока брошенные орудия и обоз полностью перекрыли всякую возможность проехать по шоссе. А собирали их впоследствии вплоть до глубокой ночи.