Я уже много раз проезжал эту дорогу. И на практике, пока был студентом, и по работе, и даже один раз для посещёния увеселительной вечеринки. Хотя, что может быть весёлого в шахте? Кроме нас, ничего. Там, у меня за спиной, мегаполис, наполненный культурными событиями, которые каждый раз соревнуются в яркости, рождающий новые научные достижения, в основе которых идеи каких не было, застроенный всеми видами архитектурных причуд, которые всё больше продвигаются от центра к городской границе, а сама граница медленно распозается по новым территориям. И городу этому всегда всего мало. Кажется, что, если остановится всё это многообразие, то он сразу начнёт умирать. А здесь в шахте, технологии по добыче не меняются десятилетиями. Меняется техника, люди, количество выработанных тон, но суть остаётся та же. Потому что так вышло, что в этом месте континента есть залежи, которые нам необходимы. Мы просто их берём, считая, что их много. А так как они безжизненны, то стало быть природе не особо и важны. Сам по себе факт того, что мы забираем, нам не интересен. Нам интересно, как мы этим распорядимся потом. Ради этого «потом» и появился город. И из-за этого жизнь в мегаполисе бурлит, а в шахте и жизни-то почти нет.
Я давно заметил, когда проводишь здесь большое количество времени, потом ещё сколько-то адаптируешься в городе. Не очень долго. Но всё же это происходит быстрее, чем отвыкание от него. Значит, сила города больше, чем этого сила этого места. Может поэтому так мало желающих работать здесь на оперативной вахте. На огромное количество промышленных роботов таких людей немного. Конечно, есть удалённый контроль и сервисная служба, но постоянно присутствовать здесь никто особенно не желает.
По какой-то причине мне приятна эта смена чувств и душевных движений во мне. Поэтому я никогда не отказываюсь сюда добраться и поработать. И когда ты катишь на кроссдезе, то с каждым километром чувствуешь, как жизнь города уходит из тебя. Как гранитный ландшафт заменяет твои новоидейные мысли о работе и досуге, тягучими безмерными ощущениями неясного природного характера. В кроссфлаере этого нет, он перемещается слишком быстро, поэтому я им по возможности не пользуюсь.
Пошарпанные гранитными ветрами двери ангара автоматически открылись, впуская пришельца цивилизации, дитя урбанической культуры и сетевого небожителя духа. Так, по словам Краба, обо мне напишут в эпитафии, при условии, конечно, если концы мне придётся отдать здесь в силиконовый рудниках и, непременно, в рабочей обстановке. Это безымянное, но уникальное для каждого человека, изречение будет выгравировано на вороненой титановой пластине и восьмью микросаморезами укреплено на корпусе, какого-нибудь старого робота, которому уже не светит из-за морального устарения новое место работы на межзвездном круизере, ибо местный богатейший склад поношенных запчастей будет его последним пристанищем. На мое выражающее сомнение лицо в ответ был поднят палец и фраза после 28 лет работы с железом, поверь мне, я знаю о чем говорю прекратила всякое недоумение. Да, Крабчеловек, одной клешней вцепившийся в механику, а второй в платье ее Величества Иронии. Не могу предположить, как он сделал свой жизненный выбор, но работать без иронии и иронизировать без работы он не может. Проверено многократно. Впрочем, что-то он сегодня не встречает, придется дождаться его в конторке. Иначе в этих недрах безразмерных промышленных площадей их с Веславом не найти.
В большом светлом просторном помещёнии сложно было с первого раза догадаться, что занималось оно всего двумя людьми. Вразнобой поставленные столы представляли собой некий лабиринт. Некоторые из них были завалены до предела, некоторые были чисты и оснащены лишь небольшим набором предметов видимо какой-то избранной тематики. Было светло, как днем, и тепло так, что захотелось сразу снять куртку. Может кофе? Да, почему бы и нет. Кофейный аппарат я знаю где. По-моему, рецепт «Черный град» здесь был хорош. Пока автоматические камеры нашарят их в этом техническом подземелье, пока они бросят, видимо какое-то дело, пока дойдуту меня есть минут пять, а этого вполне хватит, чтоб завалившись в кресле насладится стаканчиком и пошевелить над чем-нибудь мозгами. Получив стаканчик с парком от горячего, я глазами нашёл место, где хотел бы усесться.
Малой, двигай на двадцатьпятку!неожиданно громко сказал вдруг ближайший динамик. Что ж, отдых отменяется. Да, ладно, не впервой. Я бросил, не отпив, кофе в мусорку и, внутренне собравшись, пошёл к указанному цеху. Но настроение мое изменилось, такого чтоб приглашали на место без завсегдашнего приветствияещё не разу не было.
Малым меня звали из-за роста и, в основном, это был, собственно, Краб. Сам он был высокий, с сильными плечами и руками худоватым дядечкой. Наверно, его форму можно было назвать спортивной, но спортом он него не веяло. Было видно, что сила и худоба достались ему от любимой профессии. Когда, держа навесу четырнадцатикилограммовый манипулятор и придерживая другой рукой наклонившегося разобранного наполовину промробота, он оценивал сложность предстоящего ремонта, казалось, умная машина, делавшая безупречно и точно работу, готова провалиться сквозь землю от стыда перед непринужденным величием этого азартного человека.
Я нашёл нужное место довольно быстро. Это был огромный глухой ангар, в который мне пришлось спускаться вниз по винтовой лестнице. Красный комбинезон Краба маячил у необъятной махины на вид предназначавшейся для полевых работ. С одного бока часть внешних пластин была снята, на черные внутренности направлен яркий свет. Когда я преодолел расстояние до неё, то был немного удивлён. Подойдя ближе, оказалось, что Краб был на высоте примерно в два человеческих роста, а сама машина выглядела повергнутым исполином. Он копошился в ней, что-то бормоча. Чтобы привлечь его внимание, я изо всех сил свистнул. Через минуту Краб с белозубой улыбкой, боевым прищуром и копной соломенных волос, появившейся после того, как он стянул пёструю косынку хиппи, стоял передо мной.
Малой, здорова! он, как обычно, крепко пожал мне руку, ну, как? Есть над чем подумать? Неттак мы предложим! Не хмурь бровине на турнике. Так вот. Этот монстр хотел от нас бежать! Представляешь? Бросить нас хотел на произвол судьбы. Да, не тяни брови вверх раньше конца сказки. Про судьбу это я шучу. Но этот ПМРГ действительно стоял вон у той ангарной двери и пытался ее открыть. Завелся, включил фары, подсветку, ремонтную мигалкуполная иллюминация! Как на дискотеку собрался! Доехал до блока охраны и стал запрашивать разрешение на выезд. На этом и попался. Так как разрешения не получил. У нас нет разнаряда на внешку в ближайший месяц. Да, я даже и не знаю, что там делать и в следующем. Мы внешкой хорошо если раз в полгода занимаемся. Там колодец какой пробурить. А когда и кого-то в колодце засыпать! Да, шучу! Так вот. В его расписании нет никаких заданий, нет даже записи на профилактику. Ржавеет он тут у нас без дела. Да, даже не ржавеет, он ржаветь не может. Медитирует. И вдруг такая самостоятельность. Я проверил механику, хотя дело явно в управлении. Но мало ли одно следствие другого. Веслав уже уже два часа сидит с квадратными глазами за лэпом. Собственно, он тебя и позвал. Чай будешь? У меня тут термос.
Краб налил мне в подобие кружки горячего ароматного напитка. Ох, люблю я этот вкус, секрет которого, наверно, до конца жизни никому они не расскажут. Мы двинулись в направлении небольшой комнатки. Хлебать на ходу было проблематично. Я то и дело обжигал пальцы.
Что надо программисту кроме стола и стула? Кто-то скажетлэп. Нет, лэп при нем от рождения. Старая студенческая шутка с бородой до колен. Но в данном случае, это первое, что приходило на ум. В небольшом помещёнии была аскетическая обстановка, оно явно не предназначалось для частого использования. Свет был слабее обычного. Веслав, облокотившись на руку, неспешно просматривал охранные логи. Были на визоре и другие слайды: коды, визуалка, чертежи. Он не отреагировал на наше появление сразу. Лишь спустя пару минут он медленно повернулся к нам в крутящемся кресле, не меняя позы, и стянув за одну дужку очки, протяжно сказал: «Мда!»
Веслав, Краб растряс его за плечо, Малой уже здесь. Давай, не томи. Мне не терпится узнать подробности.