Когда мы были на полдороги к Семиречью, к нам и присоединилась эта девушка Айонат, ставшая проводником, а также ее брат Толик. Помню тогда автокараван приближался к очередному городку среди степей. Опять предстояло пополнить запасы бензина и продуктовсреди пустых улиц
3. Городок в степях
Городок оказался сильно оплавлен. Почти весь. До этого, как я уже говорил, попадались городки с частично оплавленными от высокой температуры домами. Когда-то это был степной городишко с типичными для бывшего Союза панельными пятиэтажками в новых микрорайонах, желтыми «хрущевками» в центре и на старой окраине.
Степь, правда, была не совсем ровная: там и сям возвышались невысокие холмы. И вообще, для здешнего рельефа характерны поднятия земли (недаром на картах значится Мелкосопочник), что привело к формированию удивительного пейзажа, чья необычность усилилась после Катастрофы В расплавленных нагромождениях лавы различался внешний вид домов. На окраине сохранились почти целые дома.
Все эти возвышенности, чуть всхолмленный рельефвозможно, свидетельствовали о близости предгорий хребтов Алатау или Тарбагатая. Я уже сбился с точного ориентирования. Карта для такой местности требовалась более подробная. И нам уже не могли помочь указатели сел и городов: почти всё было оплавлено.
Вверх по улице уходил тротуар. С его края свисали расплавленные капли и струи лавы. В эту лаву превратилось всё, что попало в момент Катастрофы в зону взрыва. Взрыва ли? Я этого не знал. Но уж точно не нейтронная бомба. Такая лавапод землёй. Странно. Но я многое узнал в конце путешествия.
Я стоял около четырёхэтажного старинного здания рядом с этим оплавленным тротуаром. Его могли построить в начале ХХ века, может уже при Советской власти. Но стиль был классический, с резными каменными вставками и лепными украшениями, прямоугольниками на стенах между окон.
Соседнее здание почти полностью оплавилось, так что его архитектура едва угадывалась. А ближний ко мне дом был мимоходом задет загадочным, но беспощадным «плавлением»: лишь крайний подъезд едва был различим в огромной горе лавы, в которую превратился соседний дом
Тротуар вздыбился на высоту около двух метров и уходил еще выше к горе лавыно эта дорожка вела наверх еще до Оплавления. Надо же, гористая местностькак в моем городе Все детствоособенно в детском садуя провёл среди перепадов высоты, каменных лестниц и похожих дорожек, и дорог, уходящих круто вверх
Под крутым виражом дорожки образовалась ниша не совсем даже понятно, что в рельефе было до Катастрофы, а что вздыбило местности плавлением реальности.
И вот рядом со мной дверь старого подъезда. Дом, повторяю, был почти старинный, построенный еще до эры хрущевских пятиэтажек, а потому красивый, небольшими, но все-таки наличествующими архитектурными «излишествами». Фасад выкрашен в жизнерадостный, но вместе с тем спокойный цвет: в оттенок нежно-тёплых тонов с примесью спокойных синевато-зелёных красок «Видимо, побелка стены была сделана тонкими ценителями покоя и тихой радости жизни» подумалось мне.
Таким я всё запомнил перед тем, как увидел ее.
4. Танец под оплавленным тротуаром
А потом Не знаю уже, что началось раньше: включилась музыка, или я еще перед этим в тишине, заметил белое платье девушки.
Вижу, как сейчас, медленный танец под оплавленным тротуаром Темный фон землистого подножия тротуарапозади ее тела в тонком белом платье до колен. А она, воздев руки, совершает плавные движения Под незримую и почти неслышную музыкуя даже и не помню, что тогда звучало из динамикатем более, после всех последующих событий.
Сейчас, за Озером, я могу лишь рассказать толково и внятно лишь о Толикеее брате. Но к этой зарисовке с танцем под оплавленным тротуаромон имеет самое прямое отношение, ведь музыка лилась из старого радиоприёмника дизайна явно советских времен!
И сам это факт стал для нас надеждой. Неужели белый радиатор на светлой стене дома исторгает звуки дальней радиостанции?!!
Может поэтому я до сих пор с особым чувством вспоминаю образ девушки, словно застывшей в своём танце под тротуаром
Итак, внешний вид вещавшего на дворик радиоприёмника напоминал 80-е годы. Хотя его можно назвать и репродуктором, и динамиком. Так оно и оказалось. Толикталантливый радист-самоучкапровёл провод к наружной стене дома, где на какой-то штырь подвесил радиоприёмник.
Простой советский репродуктор, которых более двадцати лет почти нигде не было в продаже. И никто не мог нажиться на этом, хотя люди не раз спрашивали их у продавцов (году в 2006-м в одном магазине на витрине стоял проводной многоканальный приёмник для радиоточки, производства Барнаулакстати, недалеко от этих мест).
Вот только не знаю, подвесил ли Толик этот репродуктор на внешнюю стену дома еще до Катастрофы, или послекогда им вдвоём с сестрой было нечего делать (кроме того что танцевать). Из всего города не уцелело никого, кроме их двоихбрата с сестрой на старой городской окраине в доме кремовых тонов
Я даже не успел спросить об этом. Дела и заботы автокаравана по-прежнему давили на меня: я обязан немедленно сообщать о находке всех «фраеров» Караванутем более, людей мы почти уже не находили: чем дальше на юг, тем разрушения сильнее и всё меньше выживших
А дальше всё, естественно, завертелось по наработанной схеме: строгий допрос Капитаном Толика и Айонат (она и оказалась сестройрадиолюбителя). После этого они стали нашими проводниками.Их присутствие повлияло на разработку плана дальнейших действий. Куда ехать? Продвигаться ли дальше на юго-восток вдоль железнодорожной линии, либо спуститься прямиком через степи на юг, прямо через пески
Северные сияния стали реже. Это хороший признак (это явление, характерное для приполярных областей, как-то связано с нарушением радиосвязи: небо по ночам часто мерцало от излучения, хотя на средних широтах их почти никогда не бывает).
Но теперь мы спускались всё ниже по глобусу Всё равно мы ждали, что скоро Пелена с нашего сознания падёт (Пеленой мы называли частичную потерю памятив основном личной жизнихотя многие профессиональные навыки, а также интеллектуальный багаж, накопленный за жизнь, остались почти неприкосновенными).
5. Дорога упирается в пески
Айонат сказала, что здесь надо повернуть, говорит мой помощник из «галлов». Галлами мы называем подразделение наиболее оголтелых наших работников (Охраны Каравана). Галлы нужны, чтобы без зазрения совести кидать их в бой в самые опасные моменты путешествия. Кстати, «галлы» абсолютно реальное жаргонное слово, употребляемое частью молодёжи до Катастрофы. Галлами называли тех, с кем нельзя договориться, тех, кто «признаёт только физическую силу».
Хорошо, отвечаю, я.
Значит, будем двигаться строго на юг. Около города под названием Семей железная дорога поворачивала на юг. Она отклонялась от бывшей пограничной линии укреплений, созданной русскими вдоль реки Иртиз Железнодорожный мости вот мы на другом берегу реки. Путь лежит прямо на югвдоль железной дороги. Мы не стали ехать дальше по автомагистрали, тянущейся на юго-восток. Хотя в конце путив верховьях Иртиза было озеро Жайсанкак его недавно на новый лад переименовали местные власти. Я знал что Зайсанто озеро, где когда-то Пржевальский заболел чесоткой и его увезли с Зайсана, посадив в деревянный ящик Но наш путь должен идти на югискомое озеро не Зайсан.
Заветное озеро где-то на юге, ближе к настоящему теплу, к востоку Средней Азиик тому краю, который чингизиды назвали раем на Земле из-за резкого контраста его мягкой, практически, субтропической зимы с монголо-сибирскими морозами
На пути мы повстречали еще один поселок городского типа. Мы его сразу, сверившись с картой, переименовали в его же прежнее (дореволюционное) название Сергиопольтолько потому, что красивомы ведь одни из немногих выживших людей! Больше некому этот городок называть его прежним неказистым именем
Это был еще север Великих Степей. Теперь нам предстоял переход через полупустыни к южной части Сарматских степей. С радиотехником Толиком наше путешествие обещало быть более уверенным: снова шарим радиоволнами по окрестностям