С коллегами Эрик практически не общался просто тактолько по делу. В столовой всегда старался занять отдельный столик в самом углу. А сотрудники, заметившие эту разительную перемену в молодом человеке, теперь к нему и не подсаживались. Линдгаард, раньше позволявший себе лишь изредка выкурить сигарету в минуты сильного переживания или, наоборот, удовлетворения, теперь превратился в заядлого курильщика, при любом удобном случае выбегающего на улицу затянуться. На перекурах он также старался ни с кем не говорить. Выбирал себе угол подальше и неспешно вдыхал дым, смотря подолгу на небо, или, наоборот, с рассеянным взглядом был поглощен своими, теперь уже непонятными никому мыслями.
Но не стоит думать, будто бы сам Эрик не отмечал перемены в своей внешности и поведении. Все-таки он был далеко не глуп. Да, он постоянно раздумывал над своими снами, силясь понять, на самом ли деле все это происходит. Понять это было сложно, потому как само понятие «на самом деле» в свете пережитого опыта для Эрика ощутимо сдвинулось и размылось. Ведь это все происходило именно с ним, занимало все его мысли, он, можно сказать, жил больше там, чем здесь. Получалось, что все это происходило с Эриком на самом деле, ведь так? Это было в его голове, он ощущал и чувствовал окружающий мир как обычно. Да, у Эрика не было телесной оболочки в тех снах, но вот мыслительный процесс, осознание, где ты находишься и что сейчас происходит, были обычными. Можно даже сказать, там он соображал острее и быстрее, чем здесь. Но вот только куда же деть 30 лет своей жизни в относительно нормальном и здоровом обществе? А в нем, если вдруг кто-то забыл, считается, что сны Это не более чем сны.
«Кстати, а что мы вообще знаем о снах?»думал порой Эрик. Что о них знал лично он? Что знали до него? Да, существуют кучи теорий на этот счет. Эти теории существовали чуть ли не с самых первобытных времен, когда люди только научились худо-бедно объясняться друг с другом. Уже тогда им часто не давал покоя интенсивный опыт, переживаемый ночью. Ведь казалось тогда: вот же ты, здесь и сейчас! Те же ощущения, те же реакции на происходящее вокруг. Только вот это самое происходящее часто было абсолютно не тем, что привык видеть человек вокруг себя при свете дня. С одной стороны, вроде бы то же самое, но нет. Чувства обострялись. Реакции раскрашивались яркими глубокими красками. Мир вокруг порой оборачивался невиданной доселе стороной. Он являл спящему свою потаенную, оборотную изнанку. Мир показывал, каким он способен быть. Насколько разным и неописуемым. Таким, который не могло придумать ни одно самое сильное и изощренное. Что уж говорить о первобытном, только зарождающемся человеческом сознании.
«Кто знает, возможно, сны внесли весомый вклад в становление Homo Sapiens как вида», думал Эрик. Потому как именно они показали ему, сколь безграничны возможности его воображения. А ведь все, что создано в нашем мире, когда-то существовало только в чьем-то воображении, было чьей-то мечтой.
Много позже были древние религии. Те, что дошли до нас хотя бы немного записанными и структурированными, говорили, что реальность сна так же реальна, как и та, в которой мы живем каждый день. Что ваш мозг и делает происходящее реальным. А если мозг чего-то не видит или не осознает, другими словами, не получает сигналов от мира, то откуда вы знаете, что этот мир вообще для вас существует?
После говорили, что сныэто видения, знамения, иначе говоря, прогноз, который некоторый изначальный творец, неподвластный полному пониманию для простого смертного, посылает тебе. На этом этапе предприимчивые люди с хорошей фантазией и логическим мышлением заявляли, что они способны эти сны разгадывать и трактовать. Такие люди сразу обретали уважение и почтение там, где жили. Насколько эти трактования были близки к истине и реальному положению вещей, всегда оставалось вопросом далеко не первым.
Много после, с рождением фантастики, кино, с развитием науки, люди стали делать первые шаги на пути понимания того, как же все-таки устроен их 1,5-килограммовый серый извилистый орган. Исследования показали нам, что там есть сложнейшая нейросеть, связанная системой электрических сигналов, благодаря которым человек и чувствует окружающий мир. Таким образом, если правильно сгенерировать эти импульсы, хозяина мозга можно погрузить в любую реальность, хватило бы только фантазии и технических средств.
Проблема же в его случае, как виделась она Эрику, была в нехватке экспериментальных данных, без которых практически любую теорию при желании можно как подтвердить, так и опровергнуть. Но прибор для записи снов еще не изобрели. Поэтому вынести из них какие-либо материальные свидетельства пока что не представлялось невозможным. Таким образом, путем нехитрых рассуждений Эрик пришел к выводу, что понять природу своих детективных сериалов во снах о другом мире он не сможет. А реально это или нет, вообще здесь вопрос некорректный. Есть факт: он видит довольно детальный мир с живыми вполне людьми, где каждый со своим характером, эмоциями и вроде бы жизнью. Эти люди вполне профессионально занимаются своей работой.
«Если мой мозг все это придумал сам, то я чертов гений!»думал Эрик. Впору книжки писать и ждать, когда по ним сделают игры и снимут фильмы, а не ходить в постылый офис каждый гребаный день как долбаная штамповка! Вдобавок ко всему сны эти давали ему такую огромную, несравнимую ни с чем пищу для размышлений и тугой клубок переживаний, что, само собой, волей-неволей начнешь тут терять интерес к унылой серой жизни, днем сурка вяло текущей из сегодня в завтра. «А они еще удивляются, почему я выгляжу как начинающий алкоголик! Смешные!»думал про себя Эрик, когда видел все эти косые и недоуменные взгляды коллег.
Как-то раз его вызвал директор филиала к себе в кабинет. Эрик, как и любой, пусть и один из самых успешных работников при высокой должности и пользующийся авторитетом сотрудников, в первую секунду внутренне напрягся. Но лишь буквально на секунду. Потом расслабился, заправил полу рубашки, неведомо как вырвавшуюся на свободу, обратно в брюки и пошел на первый этаж к директору.
Добрый день, Альберт Геннадиевич! ничуть не менее бодро, чем всегда, по мнению его самого, поздоровался Линдгаард.
Привет, Эрик. Проходи, садись.
Эрик, собственно, прошел и сел.
Ну, рассказывай, начал директор.
Так, Альберт Геннадиевич. Тендеры провели по объектам «РН-Бурения» в Томской области. 90 % месторождений будут использовать в работе наше оборудование. Локальные подрядчики все так же на нашем. Прибыль филиала в новом году ожидается, по самым скромным прогнозам, 137 % по сравнению с этим годом. От подрядчиков, однако, почти что от всех есть пожелание, чтобы мы
Погоди, Эрик, погоди. Это я все знаю из твоего отчета на той неделе. И сегодня утром на селекторе ты говорил. Я не за тем тебя позвал.
Хм только и сказал Эрик, тогда слушаю Вас внимательно.
Что с тобой происходит?
То есть, Альберт Геннадиевич? Я что-то не совсем понимаю
Эрик, естественно, все понял, можно сказать, уже тогда, когда глава филиала вызвал его к себе. Он знал, что за работу возглавляемого им коммерческого отдела волноваться нечего. Просто он не хотел рассказывать этому чужому, по сути, человеку, почему вдруг так резко из метросексуального красавчика превратился в небритого обросшего бомжа.
У тебя что-то случилось? продолжал директор. С родными, может, что? Ты только скажи! Хоть завтра отправим тебя в отпуск. Или в чем дело? С личной жизнью какой-то вопрос неразрешимый?
Андрей Геннадиевич, говоря все это, не сводил с Эрика глаз и, как показалось парню, довольно искренне сейчас интересовался. «Все равно. Ему рассказывать точно не буду. Не поймет дядька», железно заключил про себя Линдгаард.
Да не знаю я, Геннадич, попытался съехать Эрик, отводя глаза влево вниз и озадаченно потирая вихры на затылке, возраст, наверно, такой, кризис, сами понимаете. Много кто через это проходит, вот и я исключением не стал, к сожалению.
Эрик при этих словах посмотрел в глаза начальнику, улыбнулся и развел руками, придавая словам максимально возможную искренность.
Работаю вот Зато можно полностью сосредоточиться на деле! продолжал он. Для компании должно быть полезно.