«Должен сказать, вы в этом преуспели», суховато заметил Ральф Велстед.
Бетти медленно и глубоко вздохнула.
Клэй покачал головой: «Вы не можете об этом судить, пока не познакомитесь с Приютом поближе. Мы сумели более или менее обустроить цивилизованную жизнь, хотя условия нашего существования должны показаться не слишком впечатляющими по сравнению с великими городами и роскошными дворцами Земли».
«Нет-нет, это совсем не так!» возразила Бетти, но Клэй остановил ее вежливым жестом: «Не считайте себя обязанными нам льстить. Как я уже упомянул, мы сознаём свои недостатки. Наша музыка, например приятная, порой волнующая, иногда даже глубокая никогда не достигает вершин проникновения, о которых говорит «Энциклопедия».
Наши изобразительные искусства достигли довольно высокого уровня в техническом отношении, но мы тщетно пытались бы имитировать Сёрá, «светящегося светлее света», или Брака, «закономерности ума которого превращаются в закономерности сочетаний цветов, отображающие закономерности жизни», или Сезанна, «плоскости которого, скрывающиеся под личиной естественных объектов, маршируют, сливаются и сталкиваются в соответствии с безжалостной логикой, завихряющейся смерчем, принуждающей мозг признать абсолютную безукоризненность композиции»».
Бетти тревожно взглянула на мужа, опасаясь того, что Ральф выскажет то, что как она прекрасно знала было у него на уме. К ее облегчению, он хранил молчание и только смотрел, задумчиво прищурившись, на Клэя. Со своей стороны, Бетти решила впредь высказывать лишь самые уклончивые, ни к чему не обязывающие замечания.
«О нет! огорченно сказал Клэй. Мы делаем все, что можем, и в некоторых направлениях, разумеется, достигли большего, чем в других. Изначально мы пользовались преимуществом памяти обо всем опыте, накопленном человечеством. Прокладывали пути, понимая, каких ошибок следовало избегать. У нас никогда не было никаких войн, никакого принуждения. Мы никогда никому не позволяли приобрести неограниченную власть. Но старались вознаграждать тех, кто добровольно брал на себя ответственность.
Наши преступники а их теперь очень мало после первого и второго нарушений проходят курс психиатрического лечения; после третьего нарушения их стерилизуют, а после четвертого казнят. Наши конституционные законы предусматривают сотрудничество и внесение вклада в общественное благосостояние, хотя диапазон вариантов такого вклада практически неограничен. Мы не приносим себя в жертву обществу, как какой-то священной колеснице. Человек может быть настолько общительным или настолько замкнутым, насколько это его устраивает постольку, поскольку он не нарушает основной закон».
Клэй помолчал, переводя взгляд с Ральфа на Бетти и обратно: «Теперь вы примерно понимаете, как мы живем?»
«Более или менее, ответил Ральф Велстед. По крайней мере, в общих чертах. Возникает впечатление, что в области технологии вы тоже добились значительного прогресса».
Клэй задумался: «В каком-то смысле, да. С другой стороны нет. У нас были инструменты и оборудование из спасательных шлюпок, у многих были технические навыки, и, что важнее всего, мы знали, чтó мы хотели сделать. Основная цель, разумеется, заключалась в том, чтобы снова покорить космос. Мы смогли изготовить реактивные двигатели, но они не позволяли вылететь за пределы нашей солнечной системы. Наши ученые приближаются к раскрытию секрета гиперпространственного двигателя, но их задерживают кое-какие практические трудности».
Ральф Велстед рассмеялся: «Изобрести гиперпространственный двигатель рациональным путем невозможно. Это философский вопрос, о котором безрезультатно спорят уже сотни лет. Разум абстрактная идея есть функция обычного пространства-времени. Гиперпространственный двигатель не отличается свойствами, общими с такими идеями, в связи с чем человеческий ум в принципе не может решить проблему гиперпространственного перемещения. Только эксперимент, метод проб и ошибок, позволяет решить эту задачу. Думать о ней бесполезно».
«Гм! поднял брови Клэй. Ваша концепция отличается новизной. Но ваше присутствие на Приюте делает решение проблемы излишним, так как вы можете связать нас с колыбелью человечества».
Бетти чувствовала, что слова готовы были сорваться с языка ее мужа. Она сжала кулаки и приложила все возможные усилия в надежде передать мысли Ральфу молча, телепатически. Может быть, ее усилия не пропали даром потому что Ральф Велстед всего лишь сказал: «Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы вам помочь».
Они осмотрели Митилену и посетили близлежащие города Тиринф, Илиум и Дикти. Они познакомились с индустриальными комплексами, с генераторами атомной энергии, фермами и школами. Они присутствовали на заседании Совета Путеводителей где и Ральф, и Бетти выступили с краткими речами и обратились к населению Приюта по телевидению. Их слова размножили и распространили все агентства новостей на планете.
Они слушали музыку на склоне зеленого холма оркестр играл в тени гигантских дымчато-черных деревьев. Они любовались живописью и скульптурами мастеров Приюта в музейных галереях, в частных домах, а также на площадях и в общественных учреждениях. Они прочли несколько местных литературных произведений и познакомились с научными достижениями Приюта, примерно эквивалентными земным. И все это время они поражались тому, как много успело сделать такое небольшое число людей всего лишь за два с половиной века.
Они заходили в лаборатории, где триста инженеров и ученых пытались найти сочетание магнитных, гравитационных и вихревых полей, позволявшее совершать межзвездные полеты. Ученые напряженно, затаив дыхание, наблюдали за тем, как Ральф Велстед осматривал их аппаратуру.
С первого взгляда он понял, в чем заключалась суть их проблемы. В свое время он читал о таких же экспериментах, проводившихся на Земле триста лет тому назад, и о фантастической случайности, благодаря которой Роман-Фортески и Глэдхайм сумели заключить генерирующую матрицу в кварцевый додекаэдр. Только такая же невероятная случайность или информация, предоставленная Ральфом Велстедом позволила бы ученым Приюта разгадать секрет гиперпространственного двигателя.
И Ральф молча, задумчиво вышел из лаборатории, провожаемый разочарованными взглядами технологов. Бетти тоже смотрела ему вслед с удивлением и на протяжении оставшейся части дня между ними сохранялось некоторое напряжение.
Поздно вечером, в тот же день, они лежали в темноте тревожно, не смыкая глаз, чувствуя давление мыслей, обуревавших их обоих. Наконец Бетти нарушила молчание настойчивым тоном, не оставлявшим сомнений в ее чувствах: «Ральф!»
«Да?»
«Почему ты ничего не сказал в лаборатории?»
«Осторожно! пробормотал Ральф. Нас могут подслушивать».
Бетти презрительно рассмеялась: «Мы не на Земле. Здесь нам доверяют, они порядочные люди»
Настал черед Ральфа рассмеяться точнее, невесело усмехнуться: «Именно поэтому я ничего не говорю, когда дело доходит до гиперпространственного двигателя».
Бетти замерла: «Что ты имеешь в виду?»
«Я имею в виду, что эти люди настолько хороши, что будь я проклят, если я их испорчу!»
Бетти расслабилась, вздохнула и медленно спросила понимая, что поднимает исключительно трудный и спорный вопрос: «Почему ты считаешь, что это их испортит?»
Ральф Велстед фыркнул: «Это предельно ясно. Ты была у них в домах, читала их поэтов, слушала их музыку»
«Конечно. Эти люди проводят каждую секунду своей жизни в ну, скажем так, в состоянии экзальтации. В неслыханном и невиданном доселе состоянии преданности созиданию!»
Ральф мрачновато отозвался: «Они живут в состоянии величайшего заблуждения, когда-либо наблюдавшегося в человеческой истории, и приближаются к чудовищному разочарованию, к катастрофе. Как человек, напившийся до одурения и собирающийся взлететь с края крыши».
Бетти посмотрела на мужа в темноте: «Ты с ума сошел?»
«Сегодня они живут в состоянии экзальтации, как ты сама сказала но что будет, когда этот радужный пузырь лопнет?»