Фостер, спуститесь в библиотеку и посмотрите, не оставил ли там сэр Джордж своих бумаг, - произнесла она неестественно ровным голосом.
Чем я навлек на себя немилость вашей светлости?испуганно спросил Фостер.
А вы проницательны, мой друг, - получил он язвительный ответ, - более того, пожалуй, я подумаю, не опасно ли держать личным секретарем человека, смеющего обманывать меня.
Прошу прощения, ваша светлость, не понимаю, о чем вы говорите. Дальний флигель настолько занимает мои мысли, что я, видимо, не сразу услышал звон колокольчика, - злополучный секретарь попытался свести разговор на менее скользкую тему.
Похвальное прилежание, Фостер. Но должна напомнить, что вас брали на работу с условием не заводить никаких интрижек, тем более с моими знакомыми, я уж не говорю об их слугах.
Разумеется, я помню об этом, ваша светлость.
Ах, помните?! А записка любовного содержания, которую я случайно нашла на полу около вашего кабинета? Объясните, как она туда попала!С этими словами леди Эстер бросила листок бумаги на пол, прямо под ноги молодому человеку.
Фостер был настолько шокирован необычным поведением госпожи, что не сразу нагнулся и поднял его. Этого времени графине хватило, чтобы осознать свою несдержанность и взять себя в руки.
«Милый друг! С любовью и нетерпением жду», - прочитал опальный слуга начало записки. «Гербовая бумага Лонгфильдов», - подумал он, - «но почему леди Мортимер так злится? Неужели ревнует меня?! Только этого мне не хватало!»
Госпожа, вы считаете, что записка предназначена мне?
Да, именно так я и считаю, поскольку больше подходящих на эту роль молодых мужчин в доме нет. Записка подписана инициалами Джи Эль. Прошу меня просветить: это графиня Джулия Лонгфильд или ее горничная Жаннет Ломьер?
Клянусь, ваша светлость, я ничего не знаю об этом. Записка предназначена не мне. Никаких дел с леди Лонгфильд или ее служанкой у меня нет, тем более амурных.
Хорошо, предположим, я не права. Кому же тогда может быть адресовано письмо?
Кому угодно, госпожа. Садовник Билл достаточно молод и смазлив, кучер Джэк, ваш супруг, наконец. Хотя он и не молод, но весьма неравнодушен к женскому полу.
Как вы смеете, Фостер?!
Я бы не посмел в других обстоятельствах, но чтобы оправдаться в глазах вашей светлости, любые средства хороши.
Вот как? Ну что же Я, пожалуй, поверю вам и дам возможность оправдаться. Вы получите задание весьма деликатного характера. На нем-то я и проверю вашу преданность.
Я знал, несравненная леди Мортимер, что здравым смыслом и обаянием одновременно из всех известных мне знатных дам обладаете только вы.
Вы слишком смелы, мой друг, и, к тому же, умелый льстец. И мне это по душе. Но, повторяю, я проверю вас в деле.
Весь внимание, ваша светлость.
Надеюсь. Задание связано с дурными наклонностями моего супруга, раз уж вы сами о них заговорили.
Но, ваша светлость
Успокойтесь. Его пристрастие к хорошеньким служанкам беспокоит меня только в случае, если оно выходит за рамки приличий. Но чтобы я полностью поверила вам, придется все же выяснить, кто автор записки и кому она предназначена.
Слушаюсь, миледи.
Это все. Ступайте.
Дело шло к вечеру, когда Фостер смог заняться приватным поручением графини. Он должен был оправдаться во что бы то ни стало. Леди Мортимер не потерпит в замке слугу, нарушившего ее запрет на фривольное поведение. Он, правда, не женат и вполне мог ухаживать за горничной леди Лонгфильд с серьезными намерениями, но он не хотел терять преимущества холостого человека, на которого может обратить внимание знатная дама.
Кучер Джек вместе с конюхом Генри чистили конюшню. Последний был давно женат на кухарке Кэт, и вряд ли вел переписку с горничной из соседнего поместья. Поэтому Фостер решил поговорить наедине с Джеком.
Конюшня представляла собой длинное, недавно выкрашенное желтое здание. Внутри резко пахло навозом и конским потом. Видимо, коней еще не чистили и помещение не убирали. Лошади негромко ржали в предвкушении вечерней трапезы. Несколько свечей освещали полутемное пространство. Фостеру также почудился запах самокрутки, которые обычно курили работники. Джек, завидев секретаря хозяйки, стремительно потушил бычок о подошву ботинка.
- Джек, - позвал кучера Фостер, - выйди, поговорить надо.
Тот поспешно вышел из конюшни вслед за Фостером.
- Простите, господин секретарь. Я только разок курнул, очень уж душа просила.
- Разговор будет не об этом, хотя это и нарушение. Скажи, тебе серьезно нравится Жаннетслужанка леди Лонгфильд?
- В каком смысле?
- Ты собираешься на ней жениться?
- Что вы, господин, и в мыслях нет. У меня совсем другие планы.
- А зачем она тебе пишет любовные записки? Леди Мортимер одну из них нашла.
- Это ошибка, господин. Она мне ничего не писала. Может, подшутить захотела?
- То есть вы с ней о свидании не договаривались?
- Нет, конечно. Я за Эммой ухаживаю, жениться на ней хочу.
- Смотри, леди Эстер не потерпит никакого разврата в своем имении.
- Я знаю. Клянусь вам
Фостер не стал дослушивать испуганного кучера. Старшая горничная, девушка положительная, сразу отказала бы парню, позволь он себе роман на стороне. Ясно, что к записке он отношения не имеет. Секретарь развернулся и пошел в сторону флигеля около ограды, где жил садовник Билл вместе с сестрой и больной матерью. Сестра садовника Бетти помогала кухарке Мортимеров и вносила свою часть в бюджет семьи, а мать была парализована и проводила время в кресле, куда сын сажал ее каждое утро.
В окошке горел огонек. Семья молилась около образов в углу перед началом ужина. Не хотелось их прерывать, но Фостер негромко постучал в окно. Билл выглянул наружу.
- Это вы, господин секретарь?
- Я, Билл. Извини, что не вовремя. У меня к тебе дело.
Поговорив с садовником, Фостер понял, что не он является адресатом, которому была написана записка с приглашением на свидание. Больше мужчин в поместье не было. Помощника садовника Тома можно не считатьон еще мальчишка, а женатого конюха - тем более.
Стало ясно, что письмо предназначалось для сэра Джорджа. Только как убедить в этом хозяйку? Нужно, чтобы Жаннет сама призналась, кому писала записку. Как это сделать? Она же не дурочка, и не захочет по своей воле получать неприятности. А если записка не от Жаннет, а от ее госпожи? Единственный способзаполучить образцы почерков леди Лонгфильд и ее служанки. Еще неизвестно, обучена ли Жаннет грамоте. Если нет, то и почерки сличать незачем. Фостеру и так уже стало ясно, что скорее всего злосчастное послание написала Джулия Лонгфильд и адресовала сэру Джорджу.
Секретарь направился домой. Неосвещенный солнцем сад пугал темными движущимися тенями деревьев, ветви которых шевелил ветер. В ближайшем по ходу крыле замка Фостер почувствовал запах свежей выпечки: там находилась кухня.
Этот запах напомнил секретарю детство. Когда отецвикарий Колин Фостерприходил вечером домой, мать пекла к ужину вкуснейшие пироги с вареньем. Они пахли точно так же. Викарий получал совсем маленькое жалование, и семья кормилась с небольшого огорода. Мать сажала огурцы и картошку, а по утрам ходила в ближайший лес за малиной. Она знала, где расположены самые богатые малинники. Днем она варила варенье, а вечером пекла пироги.
Потом отец одряхлел настолько, что не мог уже вести службы, и в приход назначили нового викария. Родители переехали в маленький домик в деревне, но вспоминал Энтони именно дом викария, в котором прошло его детство.
Хорошей одежды у Энтони Фостера никогда не было, зато он никогда не голодал. Отец научил его грамоте и счету. Когда графиня Мортимер стала искать подходящего секретаря, то священник, которому подчинялся викарий, рекомендовал леди Мортимер сына Колина. Энтони не в чем было даже пойти к леди Эстер для знакомства, но священник и тут помогдал ему одежду своего сына, который служил в королевской армии и ходил в военной форме.
Получив первую зарплату, Энтони поехал в город и купил себе новую одежду, матери пуховый платок, а отцу крепкие ботинки. Хоть он никогда в жизни не держал в руках столько денег, сколько выдала ему экономка Мэри Талбот, оказалось, что потратить их все в городе достаточно легко.
Фостер слегка улыбнулсякаким он был наивным! Предел мечтанийработать у графини и получать плату за работу каждый месяц. Сейчас у него совсем другие желания. Денег, конечно, стало большеему уже несколько раз повышали жалование, но этого теперь было мало. В мечтах он становился любовником знатной дамы и правил большим поместьем и людьми наравне с госпожой.